Светя другим – сгораю

Александра Морозова, 2022

Как сильно нас держит прошлое? Почему не отпускают ошибки юности? Да и можно ли считать ошибкой логичный и оправданный шаг?Главный герой – успешный врач, работающий за границей, – возвращается в родную страну, чтобы понять, верным ли было решение ради карьеры покинуть любимую…

Глава 8.

Такси остановилось возле громоздкого бизнес-центра, собранного из голубоватых стекляшек, за полчаса до конца рабочего дня. Нелогично маленькую для такого здания стоянку и узкую дорогу вдоль фасада, заполнили припаркованные машины, втиснутые в каждый сантиметр асфальтированного пространства.

Матвей, поглубже вдохнув, вошёл в прозрачные двери здания. В таких местах он чувствовал себя неловко. Все эти люди в деловых костюмах, эта офисная аккуратность и чистота так не похожи на то место, где работает он. В больнице сам воздух напряжённее, острее, жёстче. А чистота и стерильность там заканчивается с первой открытой раной.

Матвей направился к стойке информации. Девушка с заплетёнными по кругу волосами и синим шейным платком улыбнулась ему, оторвавшись от своих дел.

— Чем могу помочь?

Матвей тоже улыбнулся и, по блеску её глаз вспомнив, как действует на женщин его улыбка, сразу почувствовал себя увереннее. Уточнил, чуть понизив голос, здесь ли офис компании «Ad rem».

Да, на третьем этаже.

Хорошо.

Потом, надеясь не показаться девушке подозрительным (или хотя бы пусть она подумает, что он полицейский, а не психопат), Матвей спросил, пользуются ли сотрудники только этим выходом или в здании есть ещё, и узнал, что вход и выход из здания осуществляется только по электронным пропускам и через вон тот турникет.

Прекрасно.

Матвей ещё раз улыбнулся и, прихлопнув ладонью по стойке, пошёл к выходу. Лучше он подождёт Алику на улице.

Возле высоких дверей вокруг урн курили люди в строгой офисной одежде, начхав на зачёркнутые сигареты прямо у них над головами. От табачного дыма Матвею самому захотелось курить. Он поискал глазами, где можно присесть, но на тротуаре, до половины занятом капотами автомобилей, что в одну, что в другую сторону, не было ни одной скамейки.

Он точно проморгал бы Алику, если бы взгляд не вырвал из окутавшей его стеклянной серости алое пятно наброшенного на плечи, разлетающегося на ходу пальто.

Матвей не сразу узнал её. Сначала только обратил внимание на внезапно возникшую из пустоты яркость, а потом заметил что-то знакомое в походке, движениях, наклоне головы с тёмно-рыжими, скрученными в тугой пучок волосами.

Она шагала быстро, почти бежала, придерживая одной рукой край пальто, глядя на узкую полоску асфальта у себя под ногами. Ещё немного, и она скроется за углом здания, в переплёте внутренних дворов, не заметив Матвея и даже не узнав, что он видел её.

— Алика.

Голос подвёл, прозвучал слишком тихо, чтобы его услышать в городском смешении звуков — слякотном чавканье резины по асфальту, урчании автомобильных моторов и кондиционеров.

Матвей кашлянул и, торопя оклик вослед удаляющейся фигурке, произнёс громче, чётче:

— Алика!

Она остановилась и даже чуть отшатнулась назад, точно перед её ногами на бордюр упал цветочный горшок или прошмыгнула крыса. Матвей поспешил к ней, но, приблизившись, невольно замедлил шаг.

Она стояла, не оборачиваясь, лишь слегка повернув голову в сторону, откуда услышала своё имя.

Он остановился на вытянутую руку от её спины. Между ними — стена, пропасть, неизвестность. И если бы кто-то сказал, что их с Аликой разделяют всего полтора шага, он ни за что бы не поверил.

Наконец она обернулась, вздёрнув подбородок и выпрямив спину. Но её зелёные глаза смотрели на него так, словно однажды видели, лежащим в гробу.

— Привет, — произнёс Матвей.

Улыбаться бессмысленно — Алика не улыбнётся в ответ.

— Здравствуй.

Матвей не верил себе. Что это — сон? Или он правда вернулся? Перелетел океан и стоит напротив Алики? И Алика ли это? Если да, то почему она так на себя не похожа?

Он вглядывался в неё, пытаясь понять, что изменилось. Та же фигура, лицо, волосы… но что-то не так. Вся она словно фарфоровая, застывшая, безучастная. Взгляд — осколок разбитой вазы. Нервно сжатые сухие губы искусаны до ранок с запекшейся кровью.

— Давно приехал? — спросила она.

— В субботу, — ответил Матвей и зачем-то уточнил: — В ночь на воскресенье.

Алика кивнула, сначала приподняв подбородок.

— Слышал, ты вышла замуж, — выпалил он и тут же почувствовал себя дураком.

Алика снова кивнула.

— Да, вышла.

— Поздравляю.

— Спасибо.

Мимо спешили прохожие. Чтобы не мешать, Матвей и Алика на полшага подвинулись к припаркованным автомобилям, почти коснувшись ногами фар. Алика позаботилась, чтобы разделявших их с Матвеем сантиметров не стало меньше.

Матвей припоминал, что у него была какая-то цель, когда он шёл сюда. Но увидев Алику, больше не мог думать ни о чём, кроме как о самой их встрече. Он ждал этого пять лет. Порой даже не верил, что однажды они увидят друг друга. А теперь Алика стоит перед ним, но уже решительно повзрослевшая и словно бы вовсе незнакомая. Злится ли она, презирает, ненавидит — что-то внутри него всё равно хотело оставаться возле неё как можно дольше.

— Может, сходим куда-нибудь? — предложил он. — Где можно посидеть и спокойно поговорить?

— Нам есть о чём разговаривать? — спросила Алика, то ли с усмешкой, то ли с вызовом.

— Да, есть.

— Не думаю.

Плечи её резко развернулись, пола пальто, подхваченная ветром, описала полукруг.

— Погоди!

Матвей шагнул вперёд и схватил её за запястье. С минуту они стояли, глядя друг другу в глаза, оба поражённые, что расстояние между ними оказалось так легко преодолеть.

Рука под его пальцами напряглась, сжимая ладонь в кулак.

— Аль, я не скандалить приехал, — сказал Матвей, отважившись назвать её прежним ласковым именем. — Мы ничего друг другу не обещали, и я ни в чём тебя не виню. Я хочу просто поговорить.

Алика посмотрела на него, думая поверить или нет, потом отвернулась, забегала глазами по зданию, возле которого они стояли, будто считала окна.

— Прости, я тороплюсь, — сказала она.

Тонкая шея вытянулась, проглянула в остром разрезе блузки ложбинка между ключиц. Матвей почувствовал странное, сохранившееся в глубинах памяти, смутное и самому непонятное до конца желание коснуться этого места губами.

— Я не отниму много времени, — произнёс он непослушным языком.

— Сейчас я на самом деле спешу.

Матвей посмотрел ей в глаза. Она не врала.

Алика уже не пыталась убежать, но он продолжал держать её за руку, и знакомый бодрящий холодок её пальцев подтверждал реальность их встречи.

— Хорошо. Когда ты не будешь спешить?

— Завтра. Приходи в это же время. Можно чуть раньше.

Чёлка сложённым крылом падала на глаза, Алика поправляла её привычным смахивающим движением к виску. На безымянном пальце у неё сверкнул, отражая свет ещё не прожитого дня, аккуратный золотой ободок.

— Хорошо, я приду.

Но Матвею всё равно не хотелось её отпускать.

— Давай я хотя бы до метро тебя провожу.

Алика упрямо мотнула головой.

— Я на машине.

— Ты научилась водить?

— Да.

— Я многое пропустил.

В кармане у Алики заиграла музыка.

— Прости, — машинально сказала она, запуская руку за телефоном, и отворачиваясь к блестящим влажным капотам. — Да, Никит, что? Да помню я, что он ждёт сегодня. Почему он тебе позвонил, а не мне? Ладно, скажи, что я скоро буду. Пробка на выезде, авария или не знаю… что я могу сделать? — в голосе зазвучало плохо скрытое раздражение. — Руль на себя — и взлететь? Минут двадцать ещё. Никит, не начинай… сказала, сейчас приеду!

Она бросила трубку и нервозно стала запихивать телефон куда-то между складок пальто, не попадала в карман и раздражалась ещё больше.

— Всё, Матвей, мне пора.

Она выдернула руку из его пальцев, которые рефлекторно ещё полмгновения пытались её поймать.

— До встречи, — улыбнулся Матвей, убирая руку за спину.

Алика лишь кивнула, развернулась и быстро скрылась за углом здания, ни разу не обернувшись.

***

Алика часто снилась ему. Любящая, нежная и немыслимо ласковая, она целовала его, и он её целовал. Они занимались любовью на несуществующих постелях в несуществующих домах. А когда он просыпался весь мокрый, горячий, как при ангине, ему хотелось умереть от безжалостности собственного подсознания.

Он и сейчас не доверял себе, но ладонь ещё хранила прохладу тонких женских пальцев — случайно подаренный незримый сувенир. Значит, это не сон. Ощущения от сна проходят быстро и, сколько их ни хватай, таят, как снег в тепле. Сон стремится исчезнуть из памяти раньше, чем успеет превратиться в воспоминание.

Матвей не спешил домой. Он шёл по улице, и казалось, будто Алика идёт следом, отражаясь в стёклах машин и скрываясь в подъездах домов. А он делает вид, что не замечает этого, но продолжает видеть её в спешащих вдалеке фигурах, в пассажирках трамваев и такси.

Матвей остановился, посмотрел на серое вечернее небо, разрезанное чёрными нитками проводов. Выдохнул.

Глупо. Как же всё это глупо!

Правда бывает ужасна. Как врач, он не раз говорил такую правду пациентам, безжалостно вышибая из своих слов всё, в чём могла бы проглянуть обманчивая надежда. Теперь его очередь принять диагноз, симптомы которого он распознал давно, но старательно игнорировал.

Ему не выкарабкаться.

Алика принадлежит другому мужчине. Хватит играть с её тенью. И лучше надеть перчатки.

Только сейчас Матвей вспомнил, что она, возможно, беременна. Правда ли это?

Алика выглядела уставшей, замученной. Гестоз первого триместра?

Матвею казалось, что при беременности — если она желанная, — женщина расцветает, хорошеет, пусть даже время от времени чувствует себя неважно. Это ничтожная плата за то счастье, что дарит ей жизнь.

Может быть, он неосознанно хотел себя успокоить, но ему не верилось, что Алика ждёт ребёнка.

Матвей огляделся. На соседней улице в годы его студенчества находился неплохой бар. Пару раз он приводил туда Алику, но заведение её мало интересовало — она практически не пила.

Народу после рабочего дня — полон зал, однако при желании столик отыскать можно.

Матвей забрался в угол, подальше от шума и музыки, заказал себе ром и выпил за крылья, укрывающие другого.