Тайга заберет тебя

Александра Косталь (2024)

Варя с семьей переезжает с Черноморского побережья в северный поселок, потерянный среди тайги и снега. Последняя надежда для ее больного брата это смена климата, но чем дольше они там, тем яснее становится — мать рассчитывает вовсе не на традиционную медицину. Варю начинают мучить кошмары, а брата Славу преследовать страшное существо из тайги, к которому он медленно привязывается, что пугает сестру все сильнее. Каждые двенадцать лет здесь пропадают дети, но никто не хочет бить тревогу, кроме самой Вари. Ее считают сумасшедшей, в то время как волосы на голове Славы седеют, а глаза теряют цвет — совсем как у чудовищ, что приходят из леса. Варя не собирается просто отдавать брата нечисти и пойдет на все, чтобы не допустить этого. Но у тайги свои планы, которые не узнать и не предвидеть никому из живых.

Глава 3. Ребенок-кукла

Первым, что услышала Варя, был приглушенный крик матери:

— Варька! Уже двадцать минут, ты что, еще не встала?

А следом дверь комнаты была распахнута так резко, что ударилась о стену. Тогда Варя подскочила на кровати, жмурясь от яркого света и пытаясь озираться.

— Ты что, все еще спишь? — удивленно произнесла мама, будто это было чем-то настолько из ряда вон, наравне с признанием в убийстве. — У тебя окно открыто? Почему такой дубак?

Варя обернулась в сторону окна, но то было плотно закрыто. При этом она и сама ощущала, что от холода руки сводит судорогой. Встретив свое отражение, Варя с ужасом осознала: нос и уши покраснели, как на морозе, а волосы слиплись и заледенели.

Мама приблизилась к стеклу, проверяя, оттуда ли идет холод, потом прижала ладони к батарее, но сразу же отдернула.

— Огненные, — задумчиво протянула она и перевела взгляд на Варю. — Подъем, и бегом в горячий душ! Еще простуд нам не хватало! Ляжешь сегодня на кухонном диване, пока отец не разберется, в чем дело.

Варя села на кровати, опустив ноги на пол, и схватилась за голову. Пробуждение вышло не из приятных, однако казалось, что голова болела еще до него. Прокручивая в голове вчерашний вечер, она вдруг вспомнила о приходе Славы и вскочила, босиком бросаясь прочь.

— А тапочки!

Крика мамы Варя уже не услышала — бежала в комнату брата, чтобы скорее удостовериться, что с ним все в порядке.

Но детская оказалась пуста и темна, совсем как ночью, когда Варя пришла сюда, так же испугавшись за Славу. Лежащий у порога кусок Лего она не заметила и наступила на острую деталь, но не придала этому значения, приближаясь к окну.

Лес был мертвецки спокоен. А из трубы напротив клубился дым, уходя в темное небо.

— Ну и что ты там увидела? — донесся недовольный голос мамы со спины.

Она прижалась плечом к косяку, недовольно складывая руки на груди. Варя подскочила к ней, на ходу роняя паровоз, и испуганно спросила:

— Где Слава?

Мама скользнула критичный взглядом по ее обеспокоенному лицу и с сомнением прищурилась:

— Завтракает. Ждет, пока ты соизволишь проснуться и отвести его в школу. Стоять, — Варя кинулась к лестнице, но мама перегородила ей путь. — Сначала в душ, потом за стол. Я пока сделаю чаю, иначе вы точно опоздаете.

Варя нахмурилась, наконец, понимая смысл ее слов.

— Какая школа? — удивилась она, бросая вопрос матери в спину. — Ты же хотела его забрать вчера.

С таким же изумлением теперь на Варю смотрела мать.

— Не было такого.

— Но мы же даже поругались вчера из-за этого!

— Варвара, — угрожающе бросила мать, спускаясь по лестнице. — Не нужно делать из меня дуру, ладно? Не будь как твой отец.

Она скрылась внизу, и Варе понадобилось еще время, чтобы уложить все в голове.

Стоя под обжигающей водой, она думала, что точно помнит их вчерашний разговор. И как обидела Славу, назвав его «ябедой», и как мать клялась забрать его со школы. Не могло быть такого, что подобное приснилось или привиделось ей. Не могло.

Если человек из дыма и ночное появление Славы походило на сон, то каждый скандал с матерью так глубоко заседал внутри Вари, что она помнила все до последнего слова.

Слава обнаружился на кухне. Уже одетый в школьные синие брюки и белую рубашку, но все еще не причесанный, с темными кудрями, закрывающими уши и лоб, он гонял ложкой комки манной каши по тарелке и даже не обернулся, когда Варя шагнула на кухню.

— Доброе утро, — как можно воодушевленнее воскликнула Варя, чмокая брата в макушку и присаживаясь на стул напротив.

Слава даже не поднял головы, а от поцелуя попытался увернуться, тряхнув головой. Молчания затягивалось, и волна переживаний снова поднялась в сердце.

— Ты чего такой грустный? Не хочешь в школу? Там же тебя Дима ждет и…

— Ты обещала.

Тихо, но оттого не менее четко и зло произнес он, продолжая не двигаться.

— Что обещала, Слав? — поинтересовалась мама, ставя перед Варей стакан с ароматным чаем и тарелку каши, в центре которой плавился кубик сливочного масла.

— Она знает.

Слава соскочил со стула и, ничего не объясняя стал подниматься вверх по лестнице. Наблюдая за его движениями, Варя осознала: что-то изменилось. Нет летящей походки, есть только тяжелые шаги и сгорбленная спина, словно это не семилетний мальчик идет по лестнице, а старик.

— Что вы опять не поделили? — тяжело вздохнула мама, занимая место рядом и принимаясь доедать со Славиной тарелки. — Неужели нельзя хоть один день провести без скандалов?..

Если сначала Варя хотела объяснить про комнату, хотя и опустив подробности, которые сама не могла объяснить, то теперь передумала. Мама не хотела знать, что случилось между ее детьми. Она причитала в воздух, надавливая на совесть, чтобы конфликт рассосался сам собой. Поэтому Варя лишь пообещала:

— Мы разберемся.

Еще один тяжелый вздох.

— А где папа? Я не спала до двух, а его так и не застала. Он спит сейчас или…

— Ночная смена.

Мама произнесла это так, чтобы никто даже не решился задать еще хоть один вопрос. Но Варя жила с ней слишком долго, чтобы вестись на подобные манипуляции.

— Так он и дневную вчера отпахал, ушел же утром. Папа что, теперь вообще не будет появляться дома?

Звонко отбросив ложку, чем заставляя Варю вздрогнуть, мама с упреком взглянула на нее, будто она только что ее опозорила.

— У тебя есть его номер телефона. Звони и узнавай, где твой папаша пропадает ночами.

Будто услышав ее слова, дверь открылась и послышался топот отбивания от обуви снега.

— Семья! Добытчик дома!

Варя поднялась со стула и вышла в прихожую, краем глаза замечая, что мама даже не шелохнулась.

Отец стоял на пороге, а за ним медленно таяла гора занесенного на подошве снега. Сам он раскраснелся, шапку и куртку облепили белые комки, и Варе подумалось, что он, наверное, попал в настоящую метель. Однако за окном не слышалось ни звука, а как долго он шел, если вьюга уже успела улечься?

— Привет, — улыбнулась Варя, принимая у отца сумку. — А ты чего так долго на работе?

— Да, там с договорами такой бардак, что пришлось засидеться, — отмахнулся он, сбрасывая с себя куртку, и на пол отправилась еще горсть снега.

Мама прошла мимо, даже не взглянув на отца, бросив лишь:

— Двадцать часов договора исправляли, бедные.

И скрылась на втором этаже. Едва это произошло, Варя перевела обеспокоенный взгляд на отца.

— Вы поругались?

Тот построил мину, мол, не заморачивайся, опять мамины тараканы, и отмахнулся. Он ушел переодеваться, а Варя поднялась в комнату Славы.

Он сидел за столом, уже причесанный и с собранным рюкзаком на спинке стула, что-то старательно выводя на бумаге. Он так сильно нажимал на карандаш, что грифель ломался, и ему приходилось раз за разом тянуться в ящик за точилкой.

— Ты злишься на меня за то, что я назвала тебя ябедой?

Слава запыхтел, снова до краев наполняясь обидой, но отрицательно замотал головой.

— Ты не выполнила обещание.

Варя прикусила губу от досады. Ей хотелось надеяться, что все случившееся ночью — дурной сон, но, похоже, он был большей явью, чем все, что с Варей происходило.

— Из-за того, что зашла в твою комнату? — тихо спросила она, чувствуя, как голос подрагивает.

Слава вдруг перестал рисовать. Замер, так что Варя решила, что его снова сковал приступ, но спустя мгновение отбросил от себя карандаш, убрал рисунки в рюкзак, и, прихватив его с собой, отправился прочь, грубо отпихивая сестру с прохода.

— Ты обещала привести меня пораньше. Мы с Димой хотели поиграть перед уроками. А время уже без пятнадцати восемь.

Слава скрылся на лестнице, а Варя не могла поверить, что это в самом деле сказал ее брат. Слова звучали слишком взросло, и их порядок в предложении отбрасывал любые ассоциации с первоклассником.

— Ты идешь? — крикнул Слава, судя по звуку застегивая куртку.

Только тогда Варя отмерла и двинулась одеваться, не в силах избавиться от мысли, что сегодня ночью точно что-то произошло. И она даже вообразить себе не может изменения, которые спровоцировала эта ночь не только в Славе, но и во всей ее семье.

***

Когда они уже подходили к школе, и оставалось только пересечь дорогу, Варя взяла Славу за руку и остановила, присаживаясь на корточки рядом.

Они всегда шли, держась за руку, и только на территории школы Слава ее вырывал, боясь, что кто-то может увидеть и засмеять. Теперь же брат отвергал любые Варины попытки, и шел впереди, грузно топая ногами, что на него было совсем не похоже.

— Прости меня, пожалуйста, — искренне попросила Варя, пытаясь заглянуть Славе в глаза, когда тот всеми силами отворачивался. — Я не хотела обижать тебя или подставлять. Скажи, как мне это исправить, и я сделаю все, чтобы заслужить твое прощение. Я люблю тебя, Слава, и ничего не делаю специально, чтобы причинить тебе зло, слышишь? Что мне сделать?

— Оставь меня в покое.

Он резко развернулся, освобождаясь от ее объятий, и зашагал в сторону школы. Варя проводила его тоскливым взглядом, смешанным с паникой и беспомощностью. Она понимала, что такого поведения не избежать, но оно должно было начаться только ближе к двенадцати, но никак не сейчас. Резко в Славе что-то переменилось, надломилось, и теперь он не желал подпускать к себе даже ее, самого близкого человека, ближе которой не могла быть даже их мать, проводящая со Славой слишком мало времени.

Домой Варя плелась, едва передвигая ногами. Заглянула в магазин, чтобы отдать вчерашнюю недостачу, пошла самой длинной дорогой. Спать, как вчера, совершенно не хотелось, но и возвращаться домой желания не было. На улице, застеленной белыми сугробами и разогнавшей морозом людей по домам, Варя вдруг почувствовала себя в большей безопасности, чем дома. Как справиться с дворнягой она знала, а больше никто ее здесь обидеть не мог. Именно так ощущался этот город: спокойным и уютным, но при этом стылым, как земляная могила.

Ее семья жила здесь уже больше трех недель, при этом Варя могла насчитать разве что человек тридцать, которых увидела за это время. У нее была хорошая память на лица — настолько, что она могла встретить человека на улице с ощущением, что он ей знаком, при этом видя его всего лишь раз, мельком, на заправке или в магазине. Поэтому создавалось чувство, будто многоквартирные коробки пустуют, и для вида кто-то ходит по квартирам и зажигает свет каждое утро, чтобы вечером снова погасить.

Ноги сами привели Варю к дому. Но не к тому, где ждали поругавшиеся родители, безразличные ко всему кроме собственных обид, а к соседскому, из которого вчера клубился по снегу дым. Она так и застыла перед калиткой, не в силах повернуться и зашагать к себе.

Дом Ирины также стоял на ножках, несмотря на это выглядел аккуратным и уютным. Он был в два раза меньше, чем родительский, с двумя этажами и окном на чердаке, как обычно рисуют дети на асфальте, хотя на первый взгляд показался ей точной копией собственного. В окнах Варя разглядела кружевные занавески, а во дворе, положив морду на лапы, спал пес. При виде него она поежилась, ощущая, как не чувствует ног в меховых унтах и шерстяных носках, в то же время этот охранник валялся, словно на пляже под солнцем.

Похоже, с прогулкой она явно затянула.

Тот не реагировал на гостью, хотя и вел ухом, явно слыша шаги и дыхание. Она не переходила на его территорию, поэтому, возможно, и не вызывала у него внимания.

В горящем окне Варя разглядела, как Ирина ходит кругами по кухне, покачивая в руках сверток. Должно быть, она убаюкивала младенца.

Варя сразу вспомнила, что женщина говорила о своей дочке. Пенсионерке было явно легче сидеть с ребенком, чем работающей маме. Почувствовав, что стоит и неприлично подглядывает, Варя развернулась и зашагала к своему дому.

В котором не разглядела ни одного огонька.

Сначала она решила, что, должно быть, уставшие родители легли спать, но в их семье было принято оставлять свет на кухне даже ночью, чтобы тот проникал во все комнаты, и особенно на лестницу, помогая не оступиться. Так что видеть полную темноту было непривычно. Варя приблизилась и дернула ручку двери, но та не поддалась. У нее не оказалось с собой ключей, потому что никто и не должен был запираться — как минимум мама точно оставалась сегодня дома. Попытка заглянуть внутрь не увенчалась успехом — из-за высоты ножек это оказалось невозможно, а издалека все сливалось в черное пятно, заполнившее оконную раму.

Вместе с накрывающей паникой пришло осознание, насколько же сильно за время прогулки замерзла Варя. Руки коченели даже в карманах, а щеки с носом она с каждой минутой чувствовала все меньше, как и пальцы на ногах.

Она подняла голову, проверяя, дымит ли из трубы. Но та смотрелась абсолютно безжизненно на фоне светлеющего неба.

Время близилось к девяти, а сумерки еще не до конца рассеялись.

Отсутствие дыма Варю совсем не обрадовало.

Она обошла дом со всех сторон, но разглядеть хоть каких-то движений так и не смогла. Дрожа, Варя растерла ладони в попытке согреть их, и огляделась. Можно пойти в школу, оттуда ее вряд ли выгонят, хотя и перспектива сидеть там до обеда не радовала. Телефона, чтобы позвонить родителям у нее также не было: зачем тащить его, если она пошла через несколько улиц проводить брата, и вернется через пятнадцать минут? Выходит, и за это время все может кардинально измениться.

На глаза вновь попался соседский дом, огороженный деревянным забором. Только теперь Варя обратила внимание, что тот покосился, поперечные доски где-то отвалились, где-то уже едва держались. Его давно не красили и, похоже, вовсе забыли о нем на долгие годы.

Варя усмехнулась. И эти люди говорили что-то про их калитку?

«Переставьте ворота от севера на юг, ради Бога. Нечего двери на лес распахивать»

Нужно будет погуглить, что это значит. Наверняка поверья, не заслуживающие внимания, однако калитка самой Ирины стояла лицом к поселку, а не к лесу.

У нее все еще горел свет, и Варя, переступив через свою гордость, зашагала в сторону соседского дома.

Сопли лились ручьем, и она едва успевала убирать их рукавом, на котором те мгновенно превращались в тонкий слой льда.

Калитка оказалась не заперта.

Едва Варя дернула ее на себя, пес встрепенулся, предупреждающе рыча. Он был на цепи, и мысленно Варя пыталась представить, дотянется ли он до нее. Расчеты оказалась не утешительны.

Она сделала еще один шаг за ворота, и пес громко залаял, бросаясь к ней. С техническими науками у нее всегда было плохо, потому и цепь едва доставала до калитки, а пес как не старался, а достать до Вари не мог.

Мысленно она очертила радиус, и поняла, что обойти собаку и добраться до дома точно не сможет. Оставалось надеяться, что соседи услышат, как их пес рвет глотку и выйдут на крыльцо.

Но как тот не старался, а Ирина никак не появлялась на улице, и даже движений за занавесками Варя разглядеть не могла. Она уже отчаялась и собралась идти в школу, в то время как петли, наконец, заскрипели, и тяжелая дверь приоткрылась.

— Ты чего разоралась, полоумная? Я только Настеньку уложила! — шикнула на собаку Ирина, и та попятилась, жалобно скуля. Только теперь она заметила Варю, возвращая лицу приветливый вид. — Варя? А вы к нам какими судьбами?

— Здравствуйте, а можно от вас позвонить? — затараторила Варя от волнения и желания скрыть дрожащий голос. — Мои заснули, а я их дозваться уже полчаса не могу!

— Конечно-конечно! Заходи, милая, не стой за забором!

Варя перевела взгляд на пса, совсем недавно готового порвать любого, кто переступит порог его владений. Однако теперь он снова устроился в своей будке, устало сложив морду на лапы.

Только удостоверившись, что ею пес больше не интересуется, Варя аккуратно шагнула во двор. Идти через будку она не решилась, и обошла ее по большому кругу, на что Ирина стала оправдываться:

— Ты не бойся, она не кусается! Только рычит, чтобы шум поднять, а сама боится не меньше твоего.

Варя засомневалась в этом.

Страх перед собаками при виде рычащего пса размером с овчарку, но явно беспородного, вдруг заиграл с новой силой, и цепь его не могла остановить. Варя следила за охранником взглядом до тех пор, пока Ирина не захлопнула дверь, а будка с ее хозяином остались по другую сторону.

Первым, что ударило в нос едким запахом, была водка. И уксус. Но пахло будто не от самой Ирины, чьи глаза были абсолютно ясными и трезвыми, а в воздухе, как если бы эту гадость кто-то разлил.

Варя смущенно топталась на пороге, не решаясь зайти дальше. Льдинки на ее одежде стали мгновенно таять, а замерзшие щеки снова возвращали чувствительность.

— Не топчись на пороге, снимай обувь и куртку да проходи на кухню, — скомандовала Ирина, пропадая в коридоре. — Я сейчас поищу телефон!

Раздевшись, Варя осознала, что понятия не имеет, в какой стороне кухня. Она свернула в первую дверь, где оказалась небольшая ванна. Собрав всю наглость, Варя вымыла руки прохладной водой, медленно прибавляя температуру и согревая их.

Следующая дверь оказалась детской. Нежно-розовые обои, светлая кроватка с большим медведем, пеленальный столик и большой шкаф. А на столе поблизости глубокая чашка и несколько тряпок рядом.

Здесь запах водки был сильнее всего.

Поддавшись порыву, Варя шагнула внутрь, рассматривая милый интерьер, когда взгляд зацепился за содержимое кровати.

Там, в милых розовых ползунках лежал ребенок. Девочка, судя по оформлению комнаты.

“Настенька” — припомнила Варя, подходя ближе.

Малышке было не больше пары месяцев. А еще она была мертва.

Кожа выглядела серой с синим отливом, и была покрыта трупными пятнами. Ребенок не двигался и не дышал, окаменев в своей полулежачей позе и неестественном изгибе шеи, будто следователи запечатлели на фотоаппарат место преступления с еще не убранным трупом.

Варя смотрела на нее, покрываясь мурашками от ужаса, но не могла сдвинуться с места или хотя бы отвернутся. Только ощущала, как в комнате становится все холоднее и холоднее.

— Варя, ты заблудилась? Я уже жду тебя на кухне с телефоном, а ты здесь…

Ирина появилась в проеме, обеспокоенно глядя то на Варю, то на кроватку. Настенька продолжала лежать неподвижно, однако соседка ахнула, подскакивая к внучке:

— Что же ты делаешь, золотце, упадешь!

Варя, наконец, отмерла, едва сдерживая крик ужаса.

Что, черт возьми, мертвый ребенок делает в доме этой женщины? И почему она общается с ним, как с живым?

Варя сделала несколько шагов назад, пропуская обеспокоенную Ирину. Та сгребла уже одубевшую Настеньку, замотала в покрывало и стала раскачивать, прижимая к груди.

— Сильный жар, уже второй день не спим, — пожаловалась Ирина, целуя внучку в потемневший носик. — Вот и плачет без конца, никак уложить не могу. Уже водкой протирала, а температура все не падает. Не плачь, моя милая, не плачь…

— Она… Плачет? — дрожащим голосом переспросила Варя в гнетущей тишине, нарушаемой лишь шорохом покрывала.

Ирина виновато покачала головой.

— Прости за такой прием. Дети всегда болеют не вовремя.

Она накрыла голову ребенка углом покрывала, полностью скрывая трупное детское лицо от чужого взгляда. Только теперь Варя смогла обрести собственное тело и голос, чтобы аккуратно спросить:

— Может, ей врача?

“Чтобы зафиксировал смерть” — мысленно добавила она, но сказать не решилась.

— Да была у нас педиатр, но сейчас сама с гриппом валяется.

Варя прикусила губы, не до конца понимая, сколько сможет сдерживать истерические вопли.

Но Ирина внезапно протянула ей старый телефон с трещиной на экране, улыбаясь:

— Бери, деточка, звони, куда тебе нужно.

Дрожащей рукой Варя приняла его, совершенно забыв все цифры в номерах родителей. На счастье соседка посоветовала:

— Иди на кухню, там лучше ловит.

Дважды просить не пришлось.

Варе потребовалось время, что вспомнить номер матери, заученный еще с детского сада, и набрать на чужом телефоне. Не от того, что кнопки были незнакомые, нет. Всю голову заняла картина скрюченного мертвого младенца, которую ей никак не удавалось выбросить.

Уже пошли гудки, когда Варя осознала: ей стоит бежать отсюда как можно быстрее. Ее соседка — маньячка, которая коллекционирует мертвых детей и играет в них, как в кукол. Может, и дочери никакой нет, и это просто фантазия. Или точно такой же старый труп сидит в шкафу, и время от времени Ирина достает и его.

Варя уже бросилась к выходу, когда в трубке прозвучало недовольное:

— Слушаю.

— Мам, это я, Варя! Ты где сейчас?

— Я в магазин ушла. Говорила же утром, ты чем слушала? — после паузы ответила мама, судя по шороху удобнее перекладывая телефон. — А ты, с какого номера звонишь?

— Я у соседки попросила, — мигом отозвалась Варя, уже застегивая куртку. — В каком ты магазине? Я сейчас приду.

— Ты чем дверь закроешь, Варь? Жди, скоро буду.

В трубке послышались быстрые гудки, и Варя опустила телефон, задумчиво на него глядя. Мама решила, будто все это время она находится в доме? Тогда с чего было звонить?

Растерянность сменилась прежним страхом — Варя немного согрелась, и стоило подождать у своих ворот, но никак не в одной комнате с трупом.

И вызвать полицию, в конце концов.

Будто узнав ее мысли, на пороге возникла Ирина со свертком в руках. Она приблизилась, аккуратно забирая из ее пальцев телефон, и участливо спросила:

— Ну что?

Варя поняла, как часто дышит и бегает взглядом по прихожей, будто в самом деле боится этого места, поэтому попыталась выровнять дыхание и как можно спокойнее ответить:

— Мама скоро будет. Я пойду ей навстречу. Спасибо за телефон!

Она бросилась к двери, но едва та приоткрылась, снаружи послышался звериный рык. Варя захлопнула ее прежде, чем сообразила: кажется, она в западне.

— Сегодня аномально холодно даже для нас, куда ты пойдешь? — пропела над ухом Ирина. Варя вздохнула, оборачиваясь и отступая к двери. — Скажи маме, что подождешь у нас, я тебя хоть накормлю. Ты когда-нибудь пробовала нашу строганину? Нет? Это большое упущение!

Варя не заметила, как с нее сняли куртку, она сама сбросила обувь и оказалась за столом. Будто эти моменты просто вырезали из ее памяти, и стоило промелькнуть вспышке, как все стало совершенно иначе, чем было. И вот она уже сидела за столом, ожидая угощения старухи, что коллекционирует мертвых детей.

Белая кружевная скатерть застилала столешницу, салфетки в той же технике лежали на подоконнике под банками с грибами, похожие занавески полностью закрывали окно. Хозяйка дома была той еще рукодельницей, и кружево притягивало взгляд, гипнотизируя узором. Это точно было колдовство — по-другому Варя не могла объяснить, почему забыла о матери, доме и мертвом ребенке, погружаясь куда-то глубже, чем стоял привычный ей мир.

Варя очнулась лишь, когда перед ней возникла тарелка, а рядом маленькая чашка, похожая на те, что используют для эспрессо. Только вместо горячего напитка в ней была смесь соли с перцем, насыпанная до краев.

— Я не голодна… — слабо заспорила Варя, оборачиваясь к холодильнику, где все это время возилась Ирина, тихо напевая колыбельную. — Не стоит…

— Стоит-стоит! — перебила ее она. — Если хочешь помочь — вот, покачай пока Настеньку.

Варя едва не выронила сверток, когда тот оказался у нее в руках. Большой, тяжелый и мягкий, как плюшевая игрушка, так что сразу захотелось его обнять, прижать к себе и закрыть глаза. Мертвое лицо ребенка с трупным пятном на носу стало медленно расплываться в сознании, как настолько далекое воспоминание, что остались только слова, а картинка стерлась. Варя помнила, как не раз брала на руки Славу, но тот был беспокойным, ерзал даже во сне, оттого держать его было тяжело.

Но Настенька была другой.

До того мягкая, будто в покрывало насыпали риса вместо ребенка, и он легко прогибался под пальцами. Варя попыталась надавить чуть сильнее, чтобы нащупать тельце, но так и не смогла.

Окоченевший труп должен быть твердым — это она понимала даже сквозь морок, что застилал глаза. Что же тогда Варя держала в руках?

— Побайкай для нее, милая. Слышишь, как плачет?

По коже поползли мурашки. Плачет? Из-под покрывала не доносилось ни звука. Даже дыхания было не расслышать. Потому что мертвые младенцы не дышат, верно?

Ирина тем временем достала замороженную до твердости камня рыбу, огромный блестящий нож, и, уперев ту в доску, резкими движениями стала счищать стружку с характерным хрустом.

Варю начало тошнить.

Не от самой еды, а от вида оружия в руках Ирины. Она резала с таким восторгом на лице, что Варе пришла мысль: если она сейчас не запоет, то точно окажется на месте этой рыбы.

Стоило ей заглянуть в морозилку — вдруг там прошлые гости завалялись между окорочками и омулем?

Варя попыталась посмотреть в окно, где совсем рассвело, но увидела лишь будку с выглядывающей из нее звериной мордой. Едва они с псом столкнулись взглядами, тот оскалился, показывая зубы.

Тогда же перед глазами возникла целая доска ледяной стружки и восторженное лицо Ирины.

— Пробуй, пока не растаяла. Вот, макай в соль с перцем и в рот.

Варя с сомнением взглянула на блюдо, не желая осознавать, что Ирина хочет накормить ее сырой рыбой.

— А… Ее не нужно пожарить?

— Что ты, это же все испортит! Смотри.

Для достоверности Ирина схватила один из кусочков, щедро опуская его в соль, и полностью сунула в рот, чтобы снова вернуться к Варе, ожидающе на нее глядя. Не будь она заперта в этом доме, с бешеным псом за дверью и свертком сомнительного содержания, точно бы отказалась. Точнее, ее бы уже здесь не было.

Поэтому Варя все же сделала то, что хотела от нее Ирина, желая как можно скорее закончить с угощениями. На вкус строганина была рыбная, холодная и соленая — больше ничего Варя почувствовать не успела, быстро проглотив. Потом еще один кусок, и еще. Она не могла объяснить почему, но ей внезапно стало жарко, и на лице выступила испарина. Холод ужаса пробежал по спине, когда в сверке что-то зашевелилось.

Варя испуганно уставилась на него, чувствуя, как слабеют руки. Все, чего ей хотелось, это отбросить его, и затоптать, как топчат паука, крича и сгорая от паники. Но под покрывалом, скрывающим лицо, Варя вдруг увидела детскую руку.

Та открыла его, и теперь сверток едва не выпал от неожиданности.

Розовощекая Настенька ей улыбалась, хлопая самыми ясными глазами, какие ей только удавалось видеть.