Кощеева невеста

Алан Чароит, 2021

История из Дивнозёрского прошлого. Василиса – ученица деревенской ведьмы – сама вызывается стать невестой Кощея Бессмертного, чтобы спасти от этой участи младшую сестру. Но кто теперь спасёт её саму, если в волшебном краю, как говорят, перевелись настоящие богатыри? Похоже, героя придётся воспитать самой. Такого, что не побоится узнать, где находится Кощеева смерть и какова на самом деле цена бессмертия.

Глава восьмая. Кощеева свадьба

Анисья была права — сама Василиса ни за что бы не разобралась с этими нарядами. В деревне-то всё просто было: рубаха да сарафан, а тут шаровары шёлковые на завязках надень, сверху — рубаха тоже шёлковая с рукавами аж до полу, потом парчовое платье — без рукавов и длиной чуть ниже колен, чтобы, значит, и штаны было видно, и короткие сафьяновые сапожки. Потом ещё три накидки сверху — две длиною в пол, а третья так вообще хвостом волочится. И тяжеленные все — так просто не побегаешь. Цвета всё красные да оранжевые — будто огненные сполохи. Таких ярких тканей Василиса отродясь не носила.

— Тут на свадьбу усех в красное рядят, — Анисья помогла ей вдеть серьги с рубиновыми цветами. Мочки больно оттянуло, но подруга погрозила пальцем. — Терпи, не вздумай снять. У меня после свадьбы и уши болели, и шея — ожерелье-то тоже тяжеленькое. А уж браслеты — так и вовсе ну чисто кандалы.

— Зачем вообще такое носить? — Василиса, вздохнув, поморщилась.

— Для красоты, — проскрипела злыдница, рывком затянув на ней пояс так, что пришлось шумно выдохнуть. — Так князю нравится. А мы все должны делать то, что нравится нашему господину.

М-да, тут и не поспоришь… Ладно, придётся один вечерок потерпеть. Зато потом она это всё точно носить не будет — вон другие же жёны не таскают на себе по пуду золота каждый день?

Анисья расплела Василисины косы, вздохнула с завистью:

— Какие густые! Эх, мне бы такие!

— Ой, нет ничего проще. Хочешь, волшебный гребень тебе подарю? Вообще-то, Кощей его моей сестре прислал, но, я думаю, она против не будет. У меня ещё совсем недавно совсем жидкие косёнки были, но причесалась — и вон, смотри, что выросло?

— Правда дашь? Не обманешь? — Анисья ахнула, хлопнув в ладоши. Её светло-голубые глаза загорелись, на бледных щеках появился лёгкий румянец. — А когда? Дык после свадьбы, наверное, да? Сейчас-то тебе, небось, не до того… Ох, Васёна, добрая у тебя душа.

— Да не такая уж и добрая, — Василиса немного смутилась. — Знаешь, я ведь много глупостей натворила в жизни.

— Дыкть никто не совершенен, — отмахнулась Анисья. — Помяни моё слово, здесь тебе ещё не раз придётся наступать на горло своей песне. Хорошим человеком легко быть, когда тебя все любят, холят и лелеют. А тут, чтобы выжить, и врать приходится, и юлить. Чай Навье княжество — не рай.

Василиса пожала плечами. Она понимала, что в том деле, которое они с Марьяной задумали, без лжи не обойтись. Но ежели ворогу лютому врёшь — это же вроде можно?

Злыдница закрепила на её голове корону, похожую на переплетение золотых ветвей. Голых, без листьев, зато украшенных ягодами из сердолика.

— Готова невеста, — проскрипела она. — Красотинушка, так бы и съела.

— Что?! — вскинулась Василиса, гневно вскинув брови. — А ну как я Кощею за такие слова нажалуюсь.

— Простите, госпожа, — злыдница опустила взор и втянула тёмные когти. — Я это… ну, не в том смысле.

— Смотри у меня!

Василиса попыталась сделать шаг и чуть не упала, запутавшись в полах верхнего халата. И кто только придумал делать их такими длинными?

Злыдница щёлкнула пальцами, и в залу влетели две летучие мышки. Ударившись оземь, они обратились в двух темноволосых девиц, закутанных в струящееся чёрное тряпьё. Их губы были истошно-алыми, из приоткрытых ртов торчали острые клыки, на белой как полотно коже проступали синие вены. Глаза казались такими тёмными, будто радужки в них вовсе не было — только зрачки.

— Упырицы понесут шлейф, — пояснила злыдница, пятясь и кланяясь. — Ежели госпожа не против.

— Пущай несут, — Василиса поправила замявшийся рукав.

От мышачьих девиц-упыриц, вставших за её спиной, резко пахнуло могильной затхлостью и влажной землёй. Ну да, а чем должно было? Розами? Они, небось, и спят в гробах, и кровь неугодных Кощею людей на завтрак пьют…

При одной мысли об этом Василисе стало дурновато. Хорошо, что она сегодня почти ничего не ела, а то ведь могло бы и совсем худо сделаться…

Анисья погладила её по спине.

— Крепись, родненькая. Теперь вам самим дойтить надобно. Я б поддержала, но мне с вами никак нельзя. Нас с Алатаной и Отрадой Гордеевной на праздник позже позовут, так уж заведено.

Сжав зубы, Василиса кивнула и пошла к выходу, стараясь идти медленно и плавно. Проходя мимо двери, глянула в начищенную зеркальную гладь — и не узнала себя. На неё смотрела какая-то чужая девица. Красивая, но… несчастная. Эх, сколько же дней она ещё там, в Дивнозёрье, проплакала в подушку, мечтая, что вот бы у неё были такие косы, как у Даринки. И такое же смазливое личико, чтоб не только люди — уличные коты, и те в восхищении оборачивались. Что ж, теперь это всё у неё было, а счастье… счастье тоже осталось в Дивнозёрье — в отцовой избе да в пропахшей травами хижине бабки Веданы.

Упырицы, кстати, в зеркале не отражались — как и учила старая знахарка.

Прежде Василиса думала, что, увидев кровососа али ещё какое чудище, непременно завизжит и убежит. А вишь ты — устояла. Может, потому, что некуда было бежать. А гонять их от себя чесноком да серебряными оберегами тоже было ни к чему — не нападают же. Наоборот, выслужиться пытаются перед Кощеевой невестой…

Ещё Василисе подумалось, что, какой бы сильной и красивой она ни была, внутри всегда останется та маленькая невзрачная Васёнка, которая будет плакать от страха, но её никто не услышит. С этой мыслью она отвернулась от зеркала, сделала ещё шаг вперёд — и едва не налетела на Марьяну.

— Ох, — та захлопала глазами. — Васенька, ты ли это? Не признала тебя — значит, богатой будешь. Думаю, что за царевна такая мне навстречу плывёт, будто лебёдушка.

— На себя посмотри! — Василиса нашла в себе силы улыбнуться.

Марьяну, конечно, тоже разодели к праздничку.

— Жаль, ваш батюшка не видит. То есть наш батюшка, — вовремя опомнилась бывшая работница. — Эх, не поведёт он нас под венец под белы рученьки, не одарит словом отцовским, напутственным…

— Да, небось, схоронил уж нас да оплакал, — Василиса закусила губу, чтобы не дать волю слезам. Не дождётся Кощей поганый, не увидит больше её слабости. Вон Отрада Гордеевна вечно стоит с каменным лицом — ничегошеньки не прочитаешь. Надо бы с неё пример взять.

— Господин Мокша вас встретит и отведёт к князю, — злыдница сняла со стены фонарь, который горел зеленоватым холодным пламенем. — Слыхала я, ему эту почётную обязанность вверили за то, что нашёл вас, таких пригожих. Ух, так бы и съела… ой, молчу, молчу!

Опомнившись, она втянула голову в плечи.

— Подавишься, зубастая! — фыркнула Марьяна и взяла Василису под руку. — Нет уж! Мы с сестрой сами друг дружку к венцу отведём, а Мокша ваш пусть утрётся! Ишь ты, как его тут уважительно величают… А по мне так гнилой лужи он господин!

Решётка с железными змеями сама распахнулась, пропуская Кощеевых невест. Разряженный, как павлин, болотник встретил их с той стороны арки, увитой луноцветом. Он одёрнул зелёный бархатный кафтан, поправил алую с золотом перевязь и улыбнулся, показав щучьи зубы.

— Ох, ну прямо не девки, а Жар-птицы! — он закрыл глаза рукавом. — Щас ослепну от вашего великолепия.

— Было бы неплохо, — огрызнулась Марьяна, проходя мимо. — Эй, руки свои мокрые убери, я сказала! Сами с сестрицей дойдём, безо всяких там лупоглазых прихвостней. Ещё понацепляем от тебя бородавок, жаба!

Мокша такого яростного отпора не ожидал, так и застыл с разинутой пастью. И лишь очнувшись, спустя пару мгновений, зло заквакал девушкам в спину:

— Ну и пожалуйста! Пф! Не очень-то и хотелось… Ишь, борзые какие девки нонче пошли! А говорили, мол, младшая-то добрая да покладистая, мухи не обидит. Врали, видать! Ничего, Кощей вам ещё покажет! Он и не таких норовистых кобылиц осаживал!

Василиса решила не обращать внимания на его вопли, вместо этого повернулась к семенившей рядом злыднице, освещавшей им путь:

— Ну, показывай, где тут Кощей обычно женится? В храме каком али?.. — она осеклась, поняв, что сболтнула глупость. Ну какой может быть у Кощея Бессмертного храм? Разве что себе-любимому поклоняться.

— Храмов тут нетути, — злыдница запричитала так жалобно, будто извинялась. — Токмо зала пиршественная — называется Макова палата.

— И как же тогда свадебный обряд проходит? — об этом, наверное, стоило раньше спросить. Но впечатлений сегодня и так было слишком много, и разум Василисы просто не поспевал за происходящим. Да и не думала она, что свадьба прямо сегодня будет. Не по-людски это — только приехали, и сразу жениться.

Последней мысли она усмехнулась. Ну да, в Навьих землях и не должно быть по-людски.

Тем временем злыдница, польщённая вниманием госпожи, пустилась в пояснения:

— Обряд-то простой. Зачем усложнять? Собирает князь гостей да заявляет: так, мол, и так, своею волею беру эту девицу в жёны при свидетелях, целует в уста сахарные — и всё, с той поры они супругами считаются. А дальше все пируют, радуются, танцуют. Столько морошковой настойки выпивают — жуть! Едва подавать успеваем…

Василиса подумала, что сама бы сейчас от глотка морошковой настойки не отказалась — для храбрости. Но просить ни за что не будет.

В ночи поднялся сильный ветер, поэтому злыдница повела их обходным путём, по крытой галерее замка. Ветви деревьев стучали в окна, будто бы требовали впустить их схорониться от непогоды. Небо то и дело озаряли сполохи молний, а тени принимали зловещие очертания. Василисе чудились злые лица, глядящие из темноты, тяжёлые вздохи, шорох крыльев, пристальные взгляды из-за портьер. Казалось, что замок Кощея — это не просто бездушные камни, уложенные когда-то в ряд умелыми каменщиками, — он больше напоминал чрево какого-то голодного зверя, заглотившего их — свою добычу — добычу целиком. Леденящий холод пробирал до самого нутра, несмотря на многочисленные слои одежды, и Василиса покрепче переплела свои пальцы с Марьяниными. Подруге явно тоже было не по себе, но она пыталась держаться, будто бы ей всё нипочём:

— А что же, огней здесь зажигать не принято? А то так и споткнуться недолго. Ишь, плиты-то какие неровные.

— Так мы-то все в темноте видим, — злыдница подняла фонарь повыше. — А для вас я вон чё взяла, позаботилась.

— Ну, спасибо тогда… э-э-э… — Марьяна замялась. — Слышь, а зовут-то тебя как?

Услышав этот вопрос, злыдница аж с шагу сбилась и чуть не выронила фонарь из синюшной когтистой лапы.

— М-меня? — её скрипучий голос дрогнул.

— Ну не меня же, — фыркнула Марьяна.

— Я… я не помню… — уродливые черты стали от растерянности даже как-то мягче. — Было же какое-то имя… ещё при жизни…

Позади тихонько захихикали упырицы, и Василиса шикнула на них. Ещё совсем недавно она побоялась бы, но сочувствие оказалось сильнее страха.

— Кем ты была, тоже не знаешь?

Злыдница покачала косматой головой, поскребла когтем бугристый подбородок и шумно выдохнула:

— Стало быть, и не надо мне того знать. Главное, чтобы князь Кощей был доволен моей службой. А ежели мы опоздаем, он будет сердиться. Идёмте скорее, сударыни.

Она воздела фонарь над головой и, прихрамывая, засеменила по гулкому тёмному коридору — вперёд, на едва различимые сквозь свист ветра звуки музыки.

Вскоре они оказались возле громадных дверей, обитых железом. Изнутри доносились приветственные возгласы, смех и гнусавые звуки дудок. А рядом, прислонившись спиной к стене, стоял Мокша. Его кафтан был мокрым от дождя, но болотника, кажется, это совсем не заботило.

— Долго же вы добирались, — насмешливо квакнул он. — А только без меня всё равно не справитесь. Дверцу-то открыть придётся. А для этого волшебное слово сказать надобно. Мне его Кощей на ушко нашептал, а злыдницам да упырицам его знать не положено. Не был бы я на вас обижен, сказал бы за так. Но теперь не бывать тому! Думайте, девицы-красавицы, чем вы меня умаслить можете.

Василиса, не говоря ни слова, потянулась к дверной ручке, и тут её словно огнём опалило, а сквозь чеканные цветы мака высунулись три железных головы Змея Горыныча — небольшие, каждая размером с кулак. Из пастей вырывались язычки пламени. Так вот что там обжигало-то!

Василиса украдкой подула на пальцы, а головы нестройно, но требовательно пробасили:

— Кто идёт?

— Кощеевы невесты! — пока Василиса хлопала глазами, Марьяна успела ответить первой.

— Волшебное слово! — средняя голова щёлкнула зубищами прямо перед носом.

Обе невесты отпрянули, как по команде, чуть не отдавив ноги упырицам, державшим шлейфы. Оказавшись на безопасном расстоянии, Василиса выдавила:

— Э-э-э… пожалуйста?

Но, разумеется, речь шла о каком-то другом волшебном слове.

Мокша улыбался, явно чувствуя себя отмщённым. Упырицы хихикали. Им, похоже, вообще свойственно было хихикать по поводу и без.

А Марьяна вдруг упёрла руки в бока и окликнула злыдницу:

— Эй, Марусь! Ничего, если я тебя так называть буду? Совсем без имени-то негоже ходить. Так вот, Марусь, а вы-то как в залу заходите, коли тайного слова вам не говорят?

— Так через кухню, — пролепетала злыдница, хлопая глазами. — По чёрному ходу.

— Значит, и мы так пойдём. Правда, Васёна? Веди нас, Марусенька!

— Вот же несносные девки, — буркнул Мокша. — Ладно, стойте. Уговорили.

Он оттеснил их, сам встав перед дверями, бесцеремонно щёлкнул Горыныча по носу и проквакал:

— Ключ-вода, отопрись.

Железный охранник спрятался между чеканных маков, а петли заскрежетали — створки открывались.

Памятуя прошлый отказ, больше Мокша руку предлагать не стал, просто встал впереди девиц и, скомандовав: «За мной, красавицы», — первым шагнул на ковровую дорожку, украшенную золотым шнуром и усыпанную алыми лепестками.

Василиса и Марьяна переступили порог. Хлоп — упырицы превратились в летучих мышей и продолжили нести шлейфы в цепких коготках. Наверное, этот их облик считался более подобающим. (Странно, конечно, но в Нави вообще странные правила приличия.) А злыдница осталась снаружи. Василиса обернулась и увидела, как та провожает их с Марьяной чуть ли не влюблённым взглядом.

— Марусенька, — едва слышно пробормотала она. — Ишь ты!

После чего двери с грохотом захлопнулись.

Грянула музыка, оглушившая Василису. И как только гости могли выносить эту какофонию? Такое ощущение, что музыканты ни разу не сыгрывались между собой, но при этом каждый пытался выслужиться и сыграть громче остальных. Особенно невыносимо нескладными были литавры и барабаны.

От дорожки, по которой вышагивали две невесты, исходило сияние — это золотые шнуры светились, а вся остальная зала утопала во тьме. Ну или по крайней мере так казалось из-за слишком резкого контраста освещения. Мир сузился до пятен света под ногами, ужасающей музыки, чужого дыхания и невнятных шепотков гостей. Василисе казалось, что она идёт над бездной, — может, так оно и было, кто знает? Она не стала делать шаг в сторону, не желая испытывать судьбу.

Взволнованные и почти ослеплённые, они дошли по сияющей дороге до самого конца, и тут музыка стихла, свет погас — сперва показалось, что стало совсем темно, но вскоре глаза Василисы привыкли к полумраку, и она ахнула, увидев перед собой огромный накрытый стол, который стоял — нет, не посреди залы, а посреди цветущего макового поля. И хоть над головой всё равно был каменный потолок, но по нему резво бежали облака, а нарисованное солнце уже почти село за барельеф.

— Но ведь снаружи уже давно ночь… — Василиса сама не заметила, как выдохнула это вслух.

Мышицы-упырицы снова захихикали и чуть не уронили шлейф. А кто-то из гостей весело и звонко выкрикнул:

— Опять красивых девиц принёс наш князь. А ведь обещал — умных.

Более взрослый басовитый голос возразил:

— Ты, Ардан, на Кощеевых невест зря-то не наговаривай. Смертные оне, и для них тут всё вокруг — диво дивное, чудо чудное.

— Может, и так, дядька Ешэ, — фыркнул тот, кого назвали Арданом, нехотя признавая правоту собеседника. Кем бы ни был этот тип, но Василисе он уже не нравился.

Она хотела было возразить, но всё её хвалёное остроумие куда-то подевалось от волнения. Да что там, даже остроязыкая Марьяна не нашлась что ответить. И тут заговорил Кощей — его вкрадчивый голос можно было узнать из сотни. Князь говорил тихо, но все вмиг замолчали.

— Добро пожаловать, ненаглядные, — он поднялся, оперевшись на стол, и указал на два места подле себя: по левую и по правую руку.

Василиса только успела задуматься — как им на ту сторону попасть (Не прыгать же через стол в таком наряде? А обходить долго — гостям княжеским конца и края видно не было, и белая лента скатерти казалась бесконечной, как и стоявшие на ней яства.), как вдруг налетели буйные вихри, закружили маковые лепестки и в одно мгновение ока перенесли невест: Марьяну — на кресло по правую руку от Кощея, а Василису — по левую. Ух и неудобные у князя стулья! Даже сквозь все накидки чувствовалось, какие твёрдые. Нет бы подушку подложить…

Василиса, ёрзая, взялась за подлокотники и ахнула, только теперь разглядев, что кресла невест, как и сам Кощеев трон, были сделаны из человеческих костей. А без пяти минут супруг, ухмыляясь, наслаждался её смятением.

В отличие от других гостей, разодетых в пух и прах, князь выглядел довольно скромно. К кафтану с волчьим мехом добавился тяжёлый бархатный плащ, а голову венчала резная костяная корона с бляхами чеканного золота — под стать цепи на груди.

Прежде забранные в хвост волосы были распущены, в остальном же Кощей был таким же, каким и свататься приехал. Только больше не елозил, не подпрыгивал, а стоял скала скалой — видать, неуютно ему было в Дивнозёрье. Ну мало ли, может, воздух там не тот? А тут его земля — его власть.

— Ну, счастьица вам, — молодой навий парень с «конским хвостом» на макушке, сидевший рядом с Василисой, встал и поднял свой каменный кубок. Она узнала звонкий голос Ардана.

А тот бородатый и задумчивый воин с длинной косицей справа от Марьяны, должно быть, и есть дядька Ешэ.

Оба навьих молодца носили серебряные венцы в форме двух переплетённых змеек и, наверное, являлись какими-то особо приближёнными к князю лицами. Советниками, может быть?

Ешэ, крякнув, тоже поднял кубок:

Конец ознакомительного фрагмента.