Немой мир. Падшие и обреченные

Айрис Энджил

Мир уничтожен кислотными дождями, землетрясениями и наводнениями, которые унесли сотни жизней, включая мою семью. Больше нет ни связи, ни телевидения, ни кафе, в которых подавали вкуснейшие кексы. Исчерпано время, жизнь изменилась.Мне пришлось покинуть родною страну и перебраться вместе с сестрой в Лос-Анджелес, надеясь, что есть ещё хоть кто-то, кто в силах помочь.Обычно люди радуются тьме, ведь ночью легче спрятаться, но вместо этого я нашла в ней… падшего сына архангела.

Глава 3

На улицах всё также тихо и безлюдно. Стук гонимого ветром мусора — единственный звук, который можно уловить здесь. Небо покрылось серыми тучами, а туман, спустившийся прямо на дороги, ухудшал видимость в миллионы раз. Я осторожно начинаю свой путь вдоль линии полуразрушенных домов. На этот раз моей целью становится не тот маленький супермаркет, вблизи нашего подвала, а огромный торговый центр, занимающий на проспекте почётное центральное место. Угрызения совести добили меня, поэтому первый отдел, который я планирую посетить, станет отделом игрушек, а не еды.

По правде говоря, я почти не надеюсь, что там вообще что-то осталось. Скорее всего, люди, которые жили в том районе, уже разграбили магазин подчистую. Так что мои шансы найти что-то на полках крайне невелики. Однако я хочу принести сестре хоть какую-нибудь игрушку, чтобы хоть как-то скрасить безнадежные дни и то время, которое она проводит в подвале одна. Это нечто своеобразного искупления грехов перед маленьким человеком, который вовсе был не обязан терпеть тяжесть Новых дней.

Я пересекаю перекрёсток, старясь не стучать каблуками об асфальт. Но ещё больше я надеюсь, что мне не придётся в этот раз наблюдать за схваткой двух нелюдей и тащить кого-то из них к себе домой. Одного наглого демона, занимавшего мою кровать, вполне достаточно, если не в избытке. Когда я поворачиваю из-за угла, то, наконец, вижу огромной «Гранд Сити» — торговый комплекс, который повидал много звёзд на своём веку.

Я приближаюсь к одиноким дверям-вертушкам. Мне повезло, что они были остановлены именно тогда, когда вход и выход соединялись в одной секции. Я осторожно протискиваюсь внутрь. На первом этаже, перед собой, я сразу же вижу огромный, застывший эскалатор, ведущий на следующие этажи торгового центра. «Гранд Сити» был построен, как место, которое должно было вмещать в себя всё, что нужно для семейного отдыха. Продуктовый гипермаркет занимает весь первый этаж, и войти туда можно сразу же, обойдя эскалатор. На втором и третьем этажах разместились бутики и небольшие магазинчики: справа от эскалатора — одежда, слева — всё для творчества и книги. Четвёртый этаж полностью отдан под огромный отдел игрушек, а также небольшой парк развлечений для детей с мини-американскими горками и прочими аттракционами. Кафе и рестораны располагались на пятом этаже, но сейчас они стали более чем бесполезны. Всё остальное здание занимают офисы и частные фирмы. Но это было когда-то. Сейчас те этажи заброшены и забыты, потому что людей больше не волновали деньги.

Я быстрыми шагами поднимаюсь по пустому эскалатору на четвёртый этаж и двигаюсь к магазину игрушек. Отдел пуст, и я догадываюсь почему. Люди в наши дни вообще не заботились больше ни о чём, кроме еды. Поэтому все остальные магазины меркли, по сравнению с ещё имевшими запасы гипермаркетами продуктов. Но моя цель сегодня — найти особенною игрушку — любимую куклу моей сестры. Она потеряла её, когда мы в лихорадочном темпе бежали в аэропорт, чтобы успеть на последний рейс в Лос-Анджелес. Я ни разу не видела слёз в её глазах, но было ясно, что она расстраивалась по этому поводу.

Я обхожу много полок с нетронутыми игрушками, прежде чем нахожу то, что ищу. На одном из верхних стеллажей стоит коробка с большой куклой Бейби Бон в розовом костюме и, как мне показалось, пуантами. Я стягиваю игрушку поближе к себе и вот уже держу её в своих руках. Понимая, что на улице я не могу показаться с такой огромной коробкой, я нахожу коричневую, плюшевую сумку, которая идеально подходит размерам куклы. Вынув игрушку из упаковки, я аккуратно кладу Бейби Бон и её пуанты в свою новую находку. Ну вот, одним мини-грехом на моей совести меньше.

На первом этаже тоже оказалось пусто. Еды в гипермаркете теперь уже не настолько много, как перед апокалипсисом, но всё же есть из чего выбрать. Перекинув ремень плюшевой сумки через плечо, я расстёгиваю куртку и набиваю внутренние карманы тушёнкой, пачкой быстрой лапши, гречневой кашей в банке и одним киндером — сюрпризом. Еды можно было бы взять ещё больше, если бы нашёлся какой-нибудь пакет или ещё одна сумка. Я направляюсь на поиски любого из этих предметов и нахожу небольшой, пластиковый пакет в груде открыток и канцелярских принадлежностей. Уже иду обратно к полкам с продуктами, когда вспоминаю про Анаэля. Он ведь тоже живой, следовательно, он нуждается в пище как и люди. Захватив по дороге упаковку крекеров и солёных рыбок, поместив их в пластиковый пакет, а также наспех набросав туда всякой всячины вроде долгосрочных паштетов в банках, я отправляюсь на этаж с одеждой. Весь мой поход по торговому центру можно было бы считать вполне нормальным, если не учитывать, что я не плачу за то, что беру.

Одежды, в отличие от еды, здесь безмерно много. Я прохожу мимо бутиков, и хочу уже зайти в один из них, как вдруг вижу шикарную вывеску «Энтони Причел». Чего уж мелочиться то? Я должна жить сегодняшним днём, и когда же мне ещё представиться возможность получить дизайнерские вещи, не заплатив при этом ни доллара. Твёрдой походкой я отправляюсь в небольшой магазин с причудливо украшенными манекенами.

Когда мы все жили в мире, где никто ещё не знал про апокалипсис, то как-то на страницах модного журнала я увидела осеннюю коллекцию Дома мод Причелов. С того самого момента я отчаянно пыталась накопить денег хотя бы на шарфик с перчатками, а свитер или джинсы были тогда вообще чем-то невероятным. И вот сейчас я уже стою у железной огромной балки-вешалки, с развешанными на ней разнообразными кофточками и рубашками. Хоть какой-то плюс от вымирающего мира. Много вещей я бы не смогла унести с собой, поэтому заимствую лишь один вязанный, тёплый пуловер тёмно-шоколадного оттенка, переодеваюсь в чистые джинсы с железными заклёпками по краям карманов и накидываю на себя новую охристо-травяную куртку, приталенную по фигуре. В зеркале я довольно улыбаюсь себе, отметив, что весь мой наряд сочетается с тёмными глазами и светлыми, русыми, длинными волосами. Сменив чёрные замшевые ботинки на более практичные коричневые полу сапоги из кожи (и без стучащих каблуков), я запихиваю в сумку маленькую кофточку, тёплую нежно-розовую куртку для сестры. Только после такого основательного перевоплощения я решаюсь выйти из торгового центра.

На улице совсем стало темно. Тучи уже захватили всё небо, не оставляя ни единого просвета. Скоро начнётся гроза, поэтому я должна поспешить домой, чтобы не угодить под дождь. Небольшая, плюшевая сумка тихонько бьёт меня по бедру, пока я пересекаю шоссе. На дороге уже стали появляться тёмные круги, а до подвала ещё два квартала, поэтому я перехожу на бег. Внезапно одна капля угождает прямо мне на руку. Я осторожно поднимаю кисть к глазам, ощущая неприятное покалывание. Кожа в этом месте краснеет и слегка вздувается, будто её обожгли кипятком. Я быстрее прижимаю свой пакет к себе и бегу к одному из подъездов, прячась под крышей. Одно ясно точно — начинается кислотный дождь.

Именно в таком дожде погиб когда-то мой край. Эти капли словно кислота, разъедают всё, а особенно листики растений и человеческую, незащищённую кожу. Метал им проесть не по силам, а вот лёгкую ткань — запросто. Я прижимаюсь к стене под небольшим навесом, надеясь, что скоро дождь перестанет лить, и я спокойно смогу вернуться к сестре.

Вдруг небо озаряется белой вспышкой, а затем следует характерный раскат грома. Дождь начинает идти сильнее, и вот уже перед моими глазами встаёт серая стена, под которую лезть сейчас — самоубийство. Новый гром, сильнее предыдущего вынуждает меня вздрогнуть. Моя сестрёнка боится грозы. Она всегда забивалась в это время в самый дальний угол или жалась к одному из её родителей. Но факт в том, что я, её единственный родной человек, стоит сейчас посреди улицы в двух кварталах от нашего дома и отчаянно вжимается в стену, чтобы не сжечь себе кожу. В моей голове быстро проносятся и встают сотни сцен, как она дрожит в этот момент, сидя на своей кровати и плачет от страха. И снова раскат грома сотрясает чёрное небо.

Бедная, маленькая девочка! Я оглядываюсь, лихорадочно придумывая, как пройти дальше, не ошпарив при этом всё тело. Если идти вдоль стен домов, от крыши до крыши, то я окажусь на открытом пространстве лишь несколько раз и то примерно на семь-восемь секунд. Рискованно. Но это единственный шанс пробираться дальше. Я вновь осматриваюсь всё ещё надеясь найти другой выход, но вместо этого замечаю ещё одну фигуру, также прижатую к стене под крышей на другой стороне дороги. Человек явно смотрит на меня и так же, как и я, боится выйти из укрытия. Ну что ж, кто-то же должен быть первым. По иронии судьбы главная роль самоубийцы вечно выпадает мне.

С этими мыслями я обречённо вздыхаю и быстро отталкиваюсь от бетонного дома, не давая себе ни единого шанса передумать.

«Я иду к тебе, малышка», — ледяные уколы тут же вонзаются, пронизывая тело насквозь.

Мгновенно мир превращается в размытую картину, на которой видны только очертания и слегка заметны цвета. Я пытаюсь уберечь глаза от кислотных капель, складывая одну руку домиком над бровями. Второй рукой я крепко прижимаю к себе пластиковый пакет, который уже дымиться в некоторых местах. Тело обжигает. Я быстро бегу к другой крыше и встаю под неё.

Смотря на кисти и пальцы, невольно сморщиваюсь от боли. Волдыри полностью покрывают их, а там, где дождь проел всё едва ли не до мяса, можно ощутить к тому же и сильную пульсацию. Лицо также щиплет, и в пару мгновений небольшие царапинки превращаются в огромные, кровоточащие раны. Я тяжело дышу и пытаюсь совладать с болью и страхом, которые, словно волны, захлёстывают с головой. Гром сокрушает улицу и превращает проспект в поле боя. Вспышки, темнота и снова вспышки — всё, что можно увидеть. Внутри нарастает паника, а внутренний голос визжит нестерпимым тоном: «Беги! Беги скорее!». Я срываюсь с места, повинуясь интуиции, несусь по неживой, холодной и мокрой дороге. На мгновение все мысли покидают меня, оставляя лишь чувства страха, пустоты и смятения. Словно загнанный зверь, я мечусь от одного тротуара к другому, не различая ничего: ни домов, ни неба, ни земли. Внезапно голова проясняется и то, что я вижу перед собой, заставляет вздохнуть от облегчения. Моя рука крепко сжимает дверную ручку подвала. Я резко поворачиваю её вниз, грубо дёргаю дверь на себя и скрываюсь за ней.

Телом прислоняюсь к стене. В коридоре очень тихо. Настолько тихо, что я могу услышать стук собственного сердца, которое бьётся в ритме дождя. Я поворачиваю голову и гляжу вниз на дверь, ведущую в мою «квартиру». Отрываюсь от стены, как вдруг до моих ушей доходит слабый стон. Лишь через несколько секунд я понимаю, что он принадлежит мне. Глаза застилает едкая вода, а в голову резко врывается адская боль, от которой меня пошатывает из стороны в сторону. Ведя рукой по стене, чтобы не упасть, я дохожу до железной двери и тихонько открываю её.

Сплошная темнота режет глаза, которые и без того ничего не видят. Ни в кухне, ни в спальне нет света. Сестрёнка. Если с ней что-то случилось, я не переживу этого. Бросая все сумки, забываю о боли. Нужно найти её во что бы это ни стало. Шаркаю ногами по полу коридора, быстро приближаясь ко входу на кухню. Никого. Только темнота. Я начинаю паниковать, руками опираясь на небольшую тумбу. Слёзы невольно прокладывают дорожки по щекам. От страха потери, кровь приливает прямо к голове.

Внезапно я слышу тихий скрежет двери за спиной.

— Дея? — тоненький детский голос нарушает мёртвую тишину.

Из моей груди вырывается приглушённый стон облегчения. Она в порядке. Я зря волновалась. Моё тело резко поворачивается и кидается к сестрёнке.

— Аври! — не своим голосом взвизгиваю я, после чего ощущаю, как из глаз бегут уже целые ручьи.

Малышка прижимается к мне всем своим хрупким телом, бережно обнимая за шею, но при этом настолько крепко, что её ручки ни разу не разъединились. Она перепугалась не меньше меня, ведь я никогда прежде не оставляла её одну в такое время.

Аври слегка отстраняется, но лишь для того, чтобы посмотреть на меня.

— Что с тобой? — её губы искажаются в лёгком удивлении.

— Попала под дождь, — крепче прижимая её к себе, отвечаю я. — Ты сидела одна?

Сестрёнка виновато опускает маленькие глазки в пол и бросает неуверенный взгляд на дверь, ведущую в спальню. Смысл её действий доходит до меня слишком поздно, потому что на пороге кухни уже вырастает огромная фигура. Анаэль замерает, очевидно не ожидав увидеть сцену объятий. Его рука смущённо касается шеи, а затем изящные пальцы проходят сквозь и без того взъерошенные волосы.

— Прошу прощения, я не хотел мешать, — произносит он, но при этом в его тоне не слышно ни капли сожаления.

Падший проходит до тумбочки и наливает стакан воды. Сделав пару шумных глотков, он усмехается.

— Ты можешь не смотреть на меня так? Чувствую себя антилопой на водопое, за которой в кустах наблюдет хищник.

Действительно, я сижу, не сводя с него глаз. Мой рот слегка приоткрывается от удивления, и я уже не прижимаю к себе сестрёнку так крепко.

— Ты уже можешь ходить? — ошеломлённо произношу я.

— А ты уже списала меня, да?

— Нет, но ты выглядел паршиво во время нашей последней беседы.

Даже в такой кромешной темноте, рассеваемой лишь тусклым светом свечи, я вижу, как сверкают огненные глаза.

— Кто тут выглядит паршиво, ещё разобраться надо, — его губы искажаются в едкой ухмылке, а лицо приобретает выражение «крутого парня». — Я быстро восстанавливаюсь, в отличии от тебя.

Моё тело мгновенно реагирует на смесь издевательства с оскорблением напряжением всех мышц. Я стискиваю зубы от неприязни, но выдавливаю из себя улыбку, когда поворачиваюсь к сестре.

— Иди в коридор, Аври. Там для тебя есть маленький подарок в плюшевой сумке, — с искренней добротой и любовью говорю я.

Маленькая девочка тут же оживляется и с радостным, предвкушающим криком выбегает из кухни. Мой настрой тут же меняется, когда я вновь смотрю на демона. Я уже открыла рот, чтобы попросить его пройти в спальню для разговора, но Анаэль будто прочитав мои мысли, внезапно ставит стакан с недопитой водой рядом с чайником и молча отправляется в комнату. Я следую за ним.

— Аври? — наклонив голову в бок, спрашивает он, встав у кровати и дождавшись, когда я закрою дверь.

— Да, а что?

— Её так и зовут?

— Да, — вновь повторяю я. — Какие-то проблемы? У демонов аллергия на это имя?

Анаэль морщится и выглядит слегка сбитым с толку.

— Не оскорбляй меня, я не демон, забыла?

Он внимательно смотрит в мои глаза, будто изучая каждый оттенок радужки, а затем раздражённо смыкает веки и нервно проводит рукой по волосам.

«Один — ноль, пернатый!» — восторженно думаю я, мысленно представляя, как скачу по комнате от радости. Внешне же я, конечно же, остаюсь спокойна.

— Нет у меня аллергии, но это странно… — наконец говорит он, и его лицо напрягается. — Забудь, — заключает он, сопровождая это обречённым взмахом руки.

Нет, мне определённо не нравится этот разговор. Он должен выложить мне правду, или я достану сама её из него, пусть даже прибегнув к старым, мучительным пыткам с отрезанием конечностей, или как там ещё пытали во времена Средневековья.

— Что не так с её именем? — мой голос наливается сталью и становится осязаемо твёрдым.

В спальне снова нависает тишина. Вот почему он имеет привычку превращать и без того напряжённые моменты в тяжелейшие вечера моей жизни?

— Не горячись. Для начала скажи мне, полное имя твоей сестры ведь не Аври? — равнодушно произносят идеальные губы, которые частично прикрыты такой же совершенной ладонью.

— Откуда ты знаешь? — щурясь, отвечаю я. Мой взгляд невольно пробегает по предметам в тёмной комнате.

Но демон не спешил отвечать. Он ждал моего прямого подтверждения. Я уже начала раздражаться из-за его упрямства, как вдруг он произносит:

— Аврелия, так ведь зовут её?

Меня парализует шок. Тётя и дядя когда-то сами придумали это имя. Его никто не знал из посторонних. И теперь какой-то парень, пусть даже скинутый с небес, называет её не «Аврил», как все, а «Аврелия» — её настоящим и единственно верным именем.

— Откуда… — начала было говорить я, едва ворочая во рту онемевшим от удивления языком, как вдруг Анаэль несколькими шагами пересекает комнату и прижимает меня к стене, прикрывая мой рот рукой и задевая ещё пока свежие раны от дождя.

— Я расскажу тебе, но для начала, ты должна понять, что не всё так просто. Мой и твой мир… точнее, то, что от него осталось, — тут его глаза приобретают уже знакомый оттенок ехидства — неразрывно связаны на протяжении миллиардов лет. Иногда происходит то, что люди не в состоянии понять или осмыслить.

— Что за бред ты несёшь? — ворчу ему в руку я.

Анаэль сильнее прижимает её к моим губам.

— Тихо. Я пытаюсь сказать, что мой рассказ может вогнать тебя в транс или депрессию, — он пробегается по мне оценивающим взглядом. — Хотя нет, тебя скорее это приведёт в ярость, а меня к поломанным крыльям.

Я вновь впадаю в оцепенение. У демонов так принято: сначала запугать, а потом смеяться?

— Сядь, — резко приказывает он и за руку усаживает меня на кровать. — Готова слушать меня и не распускать руки?

Я поражённо несколько раз моргаю, а затем утвердительно киваю головой, ерзая на кровати от напряжения.

— Готова.

Анаэль обречённо вздыхает, нависая над мной. Все его жесты, взгляды, выдают ведение настоящей внутренней борьбы. Каждая мышца на волевом лице будто танцует свой никому не известный танец. От того, что даже такой хам, как он, подбирает слова и выглядит неуверенным, мне становится ещё больше не по себе. Насколько должен быть ужасным его рассказ, если он так ведёт себя? Наконец, падший заканчивает терзать себя раздумьями, очевидно следуя одному прекрасному плану: «Будь, что будет!».

— Дея, я пал давно. И жил в Аду до тех пор, пока мне не повелели выполнить одно задание, — его серьёзный и мёртвый тон заставляет корни моих волос встать дыбом.

–…К-какое?

Он вновь смотрит в мои глаза, словно говоря: «Я не виноват», а затем произносит:

— Мне сказали, что я должен убить юного ангела, по имени Аврелия, которого найду на Поверхности. Дея, я должен убить твою сестру и навсегда отдать её душу Люциферу.

«Один-миллион» — нервно проносится в голове, а затем мой мир взрывается и разлетается на множество маленьких частиц.