Мы упадем первым снегом

Айла Даде (2021)

Когда Пейсли приезжает в заснеженный Аспен, не имея ничего, кроме коньков, от очаровательной зимней страны чудес у нее перехватывает дыхание. Когда девушка видит Серебряное озеро, покрытое сверкающим слоем льда, на фоне величественных Скалистых гор, она на мгновение забывает, что бежит от своей старой жизни. Отныне для нее важно только будущее: талантливая фигуристка соглашается на должность тренера в самой престижной школе Аспена и втайне мечтает об Олимпийских играх. На пути к вершине она ни при каких обстоятельствах не может позволить себе отвлечься, особенно на эгоцентричного сноубордиста Нокса. Всеми прославленный и невероятно привлекательный, он находится в центре внимания на каждой вечеринке. Пейсли пытается игнорировать влечение между ними, потому что он ей не подходит, пока она неожиданно не обнаруживает в нем другую сторону…

Вдыхая снежинки

Пейсли

Боже мой, мои ноги! Что это за чувство? Я просто месиво. Недоделанный пудинг, размешанный до кремообразного состояния.

Со стоном я падаю на кровать, раскидываю руки и ноги и решаю больше никогда не двигаться. Вот как будет выглядеть остаток моей жизни. Только я и кровать. Навеки вместе, в уютном согласии.

Согласна ли ты, Пейсли Харрис, взять постель Арии в свои законные супруги, а также любить и почитать ее, в горе и радости?

Да. Господи, да. Я согласна.

Мои веки тяжелеют. Ловец снов над моим лицом становится размытым. Я чувствую, как кровь пульсирует в конечностях. Ощущение такое, будто матрас — это сплошное магнитное поле, которое притягивает к себе мое уставшее тело.

Тренировочный центр в Миннеаполисе — это ничто, по сравнению с тем, что мне пришлось выдержать сегодня. До обеда, я без конца кружила по льду, и Полина, казалось, придиралась к каждому моему шагу: «Поднимай ногу выше! Она болтается, как старый шланг!». Обеденный перерыв я провела с Гвен, Леви и Эрин — эти ребята просто невероятно добры ко мне и сразу же приняли в свою компанию. Но едва я успела проглотить свой бутерброд с авокадо, как нас снова позвали на очередную тренировку. Но это было супер.

Сейчас уже почти шесть, а я не могу открыть глаза. «Я устала… так устала… надо чуть-чуть…»

В ушах звенит «Starman» Дэвида Боуи.

— М-м… — я переворачиваюсь на живот и прижимаю подушку к голове. — Не сейчас.

Но телефон не сдается и продолжает звонить. Я не глядя протягиваю руку и шарю по прикроватной тумбочке, прежде чем мои пальцы находят смартфон. Поворачиваю голову набок и сонно щурюсь, чтобы прочитать имя на экране.

Это Гвен. Мы обменялись номерами во время обеденного перерыва. Я отвечаю и прижимаю мобильный телефон к уху:

— Да?

— Ого. Ты вступила в мафию?

— Чего?

— Твой голос. Ты похожа на дона Корлеоне.

— На дона Корлеоне? — я вытаскиваю изо рта прядь волос, которая каким-то образом туда попала.

— Из «Крестного отца». Только не говори, что ты не знаешь этот фильм.

— А, вот оно что. Ясно, — с огромным усилием я приподнимаюсь и прислоняюсь к изголовью кровати. — Я в полной заднице.

Гвен хихикает:

— Да, «АйСкейт» — это интенсив. Но ты привыкнешь. Какие у тебя планы на вечер?

— Планы?

— Да. Ой, нет, нет, не… Черт, — на заднем плане что-то грохочет. Гвен выругивается. — Это мама с ее ароматическими свечками! Зачем она их в банки ставит? Стоят повсюду. Что ни шаг, то новый запах.

— Ну, они красивые.

— Подумаешь. Ладно, вернемся к твоим планам. Чем думаешь заняться?

— Ничем, — отвечаю я, не в силах скрыть недоверие в своем голосе. — У меня такое чувство, будто бы я сегодня прошла курс подготовки в тренировочном лагере Рокки Бальбоа. Как ты вообще в состоянии ходить?

— Как я уже сказала, ты привыкнешь. Я тебя заберу. Будь внизу через десять минут, хорошо?

— Что? Гвен, честно, я…

— До скорого!

Я хочу еще возразить, но она уже повесила трубку. На мгновение я замираю и смотрю на экран телефона. Я думаю написать ей, чтобы она не приезжала, но почему-то не могу решиться. Мы только сегодня познакомились, и я не хочу сразу все испортить.

Измученная, я подползаю к краю кровати и разминаю затекшие конечности. Что ж, если я дожила до этого момента, то и с остальным справлюсь.

Я не утруждаюсь снова краситься. Вместо этого я достаю из сумки грязное белье с тренировки и бросаю его в корзину. Когда я достаю бумажник, мои пальцы натыкаются на контракт с «АйСкейт». Сердце опять замирает, как тогда, когда Полли вручила мне его, а мой взгляд задержался на чудовищных суммах. Именно так, на суммах. Во множественном числе. На трех, если быть точной. Членский взнос в «АйСкейт», гонорар за тренировки Полли и расходы на хореографа. Пока я не зарекомендую себя и не выиграю чемпионат, я нахожусь на испытательном сроке и должна за все платить сама. В этом и есть минус. Когда-нибудь мне будут платить за то, чем я занимаюсь, но до этого еще далеко.

Пока я расписывалась, меня не покидала мысль о том, что каждым росчерком я сама загоняю себя в угол. Мне срочно нужна работа, если не хочу тайком сбегать из этого города с огромными долгами.

Когда я спускаюсь вниз, Гвен беседует с Рут. Они сидят с двумя постояльцами в гостиной у камина, пока Рут вяжет шарф-плед, а Гвен выбирает из миски один шарик нуги за другим. Они поднимают головы, когда я к ним подхожу.

— Пейсли, — говорит Рут под стук спиц. Она улыбается, и на щеках появляются ямочки. Это автоматически придает ей то самое любящее выражение, которое есть только у маленьких фигурок рождественских эльфов. — Тебя не было на ужине. Все в порядке?

— Да, все хорошо. Прости, тренировка…

Вместо того, чтобы закончить предложение, я делаю многозначительное выражение лица.

Рут кивает:

— Понимаю. Ну, в буфете еще остался яблочный пирог. Если хочешь…

— Мы купим что-нибудь на фестивале, — перебивает ее Гвен, вставая с дивана и потягиваясь. — Мамины черничные чизкейки просто объедение.

— На фестивале? — спрашиваю я, пока Гвен тянет меня за собой.

— Да. Сегодня будет хафпайп-шоу, репетиция перед X Games. Городской фестиваль в этот день — это традиция.

Я натягиваю шапку, когда мы выходим из гостиницы:

— Ты мне об этом не говорила.

Гвен пожимает плечами:

— Забыла.

Можно подумать. Она специально мне не сказала, потому что знала, что в моем нынешнем состоянии у меня не хватило бы сил на фестиваль. Моя новая подруга довольно умна.

Мы едем на джипе Гвен цвета хаки к Аспенскому нагорью, где нас ждет внушительная толпа.

— Ух ты, — говорю я, выходя из машины и окидывая взглядом множество киосков и хафпайп за ними. — Люди днем прячутся? Иначе откуда они вдруг взялись?

Гвен смеется. Ее ботинки хрустят по снегу, когда она направляется ко мне.

— Это туристы. Хотят посмотреть шоу.

Она цепляется за мою руку, что вызывает у меня ощущение приятного удовлетворения, а другой рукой указывает на разнообразные домики и киоски.

— Вон там — сувениры и всякая ерунда. Совсем не стоит своих денег. Каждый год себя спрашиваю, что за человек тратит пять долларов на магнит с зеленоголовым троллем на сноуборде. В общем, очень странно. О, а вон там Малила плетет свои знаменитые браслеты. Она живет в резервации на реке Колорадо и приезжает только на фестивали. Знаешь, что означает ее имя в переводе?

Я качаю головой.

Гвен хихикает:

— «Быстрый лосось, плывущий вверх по бурлящему потоку».

— Ты сейчас серьезно?

Ага. Представь, что это твое имя, и ты идешь на свидание. Парень проводит рукой по твоим волосам и говорит своим неотразимо хрипловатым голосом: «Ты прекрасна, Быстрый лосось, плывущий вверх по бурлящему потоку». Вот умора.

Я усмехаюсь:

— Моя жизнь была бы намного лучше.

Киваю подбородком в сторону красного домика, возле которого стоит котелок на огне:

— А там что?

— Фойерцангенболе, — Гвен бросает на меня заговорщицкий взгляд. — Он крепкий. Может, выпьем по одной? Я тебя угощу.

Я прикусываю нижнюю губу, взвешивая ситуацию:

— Не знаю.

— Обязательно попробуй! — Гвен, словно натасканная такса, трясет мою руку. — Это почти как крещение. Каждый житель Аспена обязан попробовать Фойерцангенболе от Дэна!

Я никогда не любила алкоголь, отчасти из-за моей вечно брюзжащей мамы, а отчасти из-за тренировок. Но, пожалуй, один глоток Фойерцангенболе с Гвен мне не повредит. Это не бессмысленное пьянство, а тост за новую главу моей жизни.

— Ладно, — говорю я. — Один глоток для согрева не повредит.

Гвен хлопает в ладоши, затянутые в перчатки, и мы вместе плетемся к домику. Я с интересом наблюдаю, как хозяин дома, Дэн, в толстом зимнем свитере зачерпывает половником смесь рома и красного вина. Он наливает ее в симпатичные рождественские чашки, кладет в них две апельсиновые дольки и сверху, щипцами, — сахарную голову, после чего поливает его ромом и поджигает.

— Не обожгитесь, — говорит он, лукаво ухмыляется и ставит чашки перед нами.

— Экзотично, — бормочу я, не отрывая глаз от языков пламени, пожирающих кусок сахара.

Гвен проводит пальцем по ручке чашки:

— Ты же без родителей приехала, да?

Я в ответ лишь коротко киваю, не глядя на нее.

Она, очевидно, понимает, что я не хочу больше говорить о своем прошлом, поскольку меняет тему.

— Ты уже решила, что будешь делать дальше? У тебя есть работа?

— Нет, — огонь над моей чашкой погас, и сахар растворился. Я убираю щипцы и дую. — Вчера ходила на собеседование, на вакансию тренера по выносливости, — я мрачно гляжу на свой ром. — Могла бы сэкономить на поездке.

Гвен потягивает пунш, глядя на меня поверх ободка чашки:

— Почему?

Я пожимаю плечами:

— Не знаю. Может, потому, что сноубордист по имени Нокс — та еще сволочь?

Ее губы от удивления подрагивают, прежде чем она спрашивает:

— Ты познакомилась с Ноксом?

— Да, — я осторожно делаю глоток и с трудом сдерживаюсь, чтобы не выплюнуть его обратно. Эта штука обжигает мне горло. Господи, какая гадость. — Ты его знаешь?

— Ты спрашиваешь, знаю ли я Нокса? — из ее уст вырывается только горький смешок. Больше она, похоже, ничего не хочет мне сообщить. Она показывает на мою чашку. — Пей. Второй глоток пойдет лучше.

А ведь она права. Чем больше я пью, тем вкуснее эта дьявольская дрянь.

— Тебе стоит попробовать поискать работу у Винтерботтомов, — произносит Гвен после небольшой паузы. — Они ищут домработницу для отеля и платят хорошо. Может, тебе как раз подойдет.

— Для шале?

— Да. Винтерботтомы живут в лыжном курорте неподалеку. В одной половине дома размещаются постояльцы, а в другой — они сами. Тебе нужно будет заботиться о туристах, вести хозяйство и все такое прочее.

— Это я смогу, — отвечаю я с приливом эйфории. — А где именно они живут?

Гвен делает еще один большой глоток пунша:

— Я могу отвезти тебя туда завтра после тренировки, если хочешь.

— Я буду бесконечно благодарна, правда.

Она улыбается и указывает на киоск с картофелем фри неподалеку:

— Лучше будь благодарна за то, что существует много способов приготовить картошку, — она начинает перечислять, загибая пальцы. — Пюре, печеная, жареная, фри…

Я заливаюсь громким смехом.

Допив свои чашки, мы подходим к Быстрому лососю, плывущему вверх по бурлящему потоку, за двумя браслетиками одинакового цвета. А затем идем к трассе скоростного спуска, чтобы посмотреть следующее представление. От Фойерцангенболе у меня кружится голова.

Нам не сразу удается протиснуться мимо стоящих вплотную друг к другу людей, которые как завороженные смотрят на хафпайп. Сноубордист делает рывок вперед и выполняет такие трюки на доске, от которых я ежесекундно задерживаю дыхание. Кажется, что еще прыжок — и он упадет.

Гвен бросает на меня насмешливый косой взгляд:

— Не волнуйся, ничего с ним не случится.

— Откуда тебе знать?

Она наклоняет голову:

— Потому что Нокс не падает. Он настоящий профессионал.

— Это Нокс? — удивленно спрашиваю я, не сводя глаз с его стремительного силуэта на трассе.

— Ага.

Толпа вокруг нас взрывается с ликованием, когда он, остановившись на середине хафпайпа, скользит вниз к зрителям, а снег взвивается в воздух вокруг его разгоняющейся доски.

— Он хорош, правда?

Гвен кивает:

— Один из лучших. Аспен его обожает. Но он не всегда занимался сноубордингом. В школьные годы он был звездой хоккея. Мы все думали, что после школы он получит спортивную стипендию в Канаде.

— А-а, — в голове снова возникают образы сегодняшнего утра. Нокс у замерзшего озера, плачущий, не способный справиться с чувствами. Мучительное выражение его лица запечатлелось в моей памяти. — А как же так вышло?

Она закусывает нижнюю губу. Карие глаза Гвен следят за Ноксом, который уже почти доехал до нас. Свет прожекторов теплого, маслянисто-желтого оттенка отражается в ее зрачках.

— Никто толком не знает. После смерти матери он стал другим человеком. Неофициально в Аспене считают, что он не хотел оставлять отца одного и хотел облегчить свое горе, сменив вид спорта, — ее взгляд ненадолго переходит на меня. — Видишь ли, его отец тогда был сноубордистом. Возможно поэтому Нокс хотел дать ему что-то, на что он бы мог отвлечься. Однако, — Гвен пожимает плечами, — мы можем только догадываться.

Я засовываю руки в карманы куртки и смотрю на него. Его сноуборд останавливается перед ограждением, и толпа вокруг нас взрывается громкими аплодисментами. Девушки визжат его имя.

Нокс поднимает очки на шлем и дарит публике широкую улыбку. Затем он наклоняется, чтобы расстегнуть крепления сноуборда у ног, и, когда снова встает, его глаза встречаются с моими. Внутренне я готовлюсь к пренебрежительному взгляду, который он бросил на меня вчера, но его не последовало.

Через мгновение он уже поворачивается ко мне спиной.