Мы упадем первым снегом

Айла Даде (2021)

Когда Пейсли приезжает в заснеженный Аспен, не имея ничего, кроме коньков, от очаровательной зимней страны чудес у нее перехватывает дыхание. Когда девушка видит Серебряное озеро, покрытое сверкающим слоем льда, на фоне величественных Скалистых гор, она на мгновение забывает, что бежит от своей старой жизни. Отныне для нее важно только будущее: талантливая фигуристка соглашается на должность тренера в самой престижной школе Аспена и втайне мечтает об Олимпийских играх. На пути к вершине она ни при каких обстоятельствах не может позволить себе отвлечься, особенно на эгоцентричного сноубордиста Нокса. Всеми прославленный и невероятно привлекательный, он находится в центре внимания на каждой вечеринке. Пейсли пытается игнорировать влечение между ними, потому что он ей не подходит, пока она неожиданно не обнаруживает в нем другую сторону…

Мир знает меня лучше

Нокс

— А, Нокс.

Отец сидит за обеденным столом у панорамных окон. В них я вижу солнце, которое лениво поднимается над вершинами Аспенского нагорья. Увидев меня, он сворачивает USA Today и кладет газету между миской с яйцами и кувшином с моим протеиновым коктейлем.

— Подойди-ка, посмотри.

Одной рукой я стягиваю с головы шапку, а другой освобождаюсь от пуховика. Я наклоняюсь и смотрю на газету. Снег падает с волос на стол. «Пожарная бригада освобождает мужчину из пояса верности». Я хмурюсь:

— Из пояса верности? Что за…

— Не там! — он показывает на другую статью. — Вот, читай!

Я читаю. С каждой прочтенной строчкой я все больше хмурюсь.

— Ого, — говорю я.

Отец поднимает брови так высоко, что они почти доходят до линии волос. Выдающееся достижение.

— Ого? — повторяет он, выразительно постукивая по статье. — И это все, что ты можешь сказать? Это катастрофа, Нокс! Джейсон Хоук — твой главный конкурент, и он сделал фронтсайд дабл кик 1260º в первые двадцать секунд своего заезда на Revolution Tour! В первые двадцать секунд, Нокс! Ты понимаешь, что это значит?

Я опускаюсь в кресло напротив него и наливаю протеиновый коктейль в стакан.

— Да, — уголок моего рта вздрагивает. — Он перешел к делу быстрее, чем я чищу это яйцо. Я могу спросить его, не сделать ли нам из этого новую фишку.

С деланным безразличием я делаю вид, будто откидываю со лба несуществующую челку, и облокачиваюсь локтем на спинку стоящего рядом стула.

— Привет, Джейсон. Устроим соревнование? Ты со сноубордом против меня с яйцом. Победитель получит… — я на мгновение задумываюсь, а затем с намеком два раза подергиваю бровями, — …яйцо.

— Это не смешно, Нокс.

Нет? А мне смешно.

Отец, напротив, мрачнеет, сжимает губы в тонкую линию и ослабляет галстук.

— Сегодня у тебя шоу на хафпайпе. Ты должен его превзойти.

— Пап, — я тихонько смеюсь, до конца очищая яйцо от скорлупы и кладя его на сэндвич. — Это же просто шоу.

— Дело в твоем настрое, — парирует он. Его глаза превращаются в узкие щелочки. Булочка на его тарелке так и не тронута. Вместо этого он смотрит на меня, как разъяренный лев, который хочет набить брюхо мной, беспомощной антилопой. — Каждый заезд важен. Если будешь относиться к шоу так легкомысленно, то и на X-Games будешь в проигрыше. Твоему мышлению не хватает амбиций, парень!

— Моему мышлению не хватает кофе, — бормочу я. Вчерашняя встреча с фигуристкой на трассе не давала мне покоя. Полночи я ворочался в постели, упрекая себя за свое поведение, а потом корил себя за то, что вообще думал о ней. Когда же меня наконец сморил сон, пришли кошмары. Образы, которые я годами тщетно пытался вытеснить из памяти. Было еще рано, когда меня из сна вырвал повторяющийся крик в моей голове. Пронзительный. Леденящий душу.

«Притягательный».

Все мое тело покрылось мурашками. Я почувствовал себя беспокойно. Меня охватила паника. Чем дольше я лежал в постели, думая об этих образах, тем тяжелее становилось мое дыхание.

Поэтому я отправился на пробежку, и ноги сами привели меня к Серебряному озеру. В единственное место, которое может сделать мои мысли еще громче и при этом их успокоить.

Отец игнорирует мой ответ. Он уже давно уткнулся в свой телефон, сосредоточенно тыкая по экрану.

— Еще я хотел показать тебе вот это.

Он делает судорожный глоток кофе, не отрывая взгляда от экрана. Коричневая жидкость выплескивается из чашки и украшает его булочку несколькими темными каплями, пока он показывает мне телефон.

Достаточно беглого взгляда, чтобы понять, что он имеет в виду. «Инстаграм».

Я закатываю глаза и тянусь за кофейником.

— Не закатывай глаза, Нокс. Это серьезное дело.

— Ого, не знал, что Джейсон склонен к флирту со своими несовершеннолетними подписчицами.

— Что? — отец отодвигает телефон и смотрит на профиль Джейсона с ненормальной жаждой скандалов, прежде чем снова взглянуть на меня. — О чем это ты, Нокс?

Я спокойно откусываю кусочек сэндвича и откидываюсь на спинку стула:

— Вот это было бы серьезным делом, папа.

Вена на его виске начинает пульсировать. Мой отец — инвестор и агент по продаже недвижимости. Ему принадлежат почти все горнолыжные курорты в Аспене. Обычно его трудно вывести из себя. Но я могу с гордостью заявить, что обладаю к этому природным талантом.

— За последние несколько недель у него появилось более пятнадцати тысяч новых подписчиков. Почти в два раза больше, чем у тебя. Ты пренебрегаешь своим онлайновым присутствием.

— Я пренебрегаю этим кофе.

— Не говори глупости, Нокс, — теперь уже отец закатывает глаза. — Тебе нужно больше стараться. Делись с подписчиками своей повседневной жизнью. Тебе нужна поддержка прессы, твое имя должно быть на слуху. Только так ты добьешься успеха, — он блокирует телефон и кладет его на стол сильнее, чем хотел. — Когда ты наконец поймешь? Если хочешь добиться высот, важно использовать несколько аспектов, а не только сноуборд. Твой последний пост был почти две недели назад.

В висках нарастает пульсирующее давление. Не в первый раз на этой неделе отец достает меня «Инстаграмом».

Что там такого важного? Зачем я должен делиться с чужими людьми тем, когда ложусь спать и какой сериал сейчас смотрю? Может быть, в следующий раз мне взять их с собой в туалет? Если бы это зависело от моего отца, то, скорее всего, да.

— В последнее время не получалось, — отвечаю я, не глядя на него, и запихиваю в рот последний кусок бутерброда. Честно говоря, я забыл свой пароль. Нужно запросить новый, но об этом отцу лучше не рассказывать.

В воцарившейся тишине отчетливо слышно, как я жую. На верхнем этаже включается пылесос и с гулом начинает ездить по полу.

Отец вздыхает. Я поднимаю взгляд и вижу, как он качает головой, вытирая руки салфеткой.

— Я поищу тебе контент-менеджера, — говорит он, отодвигает стул и встает.

Сердце на мгновение замирает, а затем начинает биться с удвоенной скоростью.

— Ни в коем случае! — я выпрямляюсь и смотрю на отца, который смотрит в зеркало над нашим сервантом и поправляет галстук. — Это просто отвратительно, папа. А как же моя личная жизнь?

В зеркале я вижу, как он раздувает ноздри. Еще несколько секунд он дергает себя за галстук, прежде чем выругаться, сдаться и повернуться ко мне лицом.

— Тогда сам позаботься о своей личной жизни, Нокс! Иначе это сделает кто-нибудь другой, — он на мгновение замолкает, а затем добавляет: — Спорю, что у Джейсона Хоука есть контент-менеджер.

— А я спорю, что у Джейсона Хоука есть хламидии, если судить по слухам, которые о нем ходят.

Отец пожимает плечами:

— Да кому какая разница?

— Ему разница уж точно есть.

Он не смеется над моей шуткой. Возможно, он даже был бы рад, если бы у меня самого были хламидии, если бы это помогло мне чаще появляться в прессе.

Он мрачно смотрит на свои наручные часы:

— У меня назначена встреча. Увидимся позже на соревнованиях. Скажи Лорен, чтобы она приготовила тебе тарелку каши с яйцом-пашот. В прошлый раз тебя это хорошо зарядило энергией.

— Лорен здесь больше не работает, — я говорю ему это уже третий раз за неделю. — Я ем в «Лыжной хижине».

Папа, похоже, этим не очень доволен, но, по крайней мере, кивает.

Его мобильный телефон пикает. Он смотрит на экран, снова ругается и бросается к входной двери.

— До скорого, парень. Я на тебя рассчитываю.

«Да, папа. Я знаю».

Дверь закрывается. Снаружи я слышу, как захлопывается дверь машины, а затем заводится двигатель «Рейндж Ровера».

Спустя несколько секунд он исчезает. Наступает тишина, нарушаемая лишь звуком пылесоса.

Тем временем на небе появилось солнце. Хотел бы я быть таким, как оно. Никаких мыслей. Никаких забот о завтрашнем дне. Оно просто встает и… светит. Снова и снова. И старается заразить всех своей лучезарной радостью.

Прямо как сейчас. Оно светит сквозь панорамные окна, заливая светом нашу гостиную. Его лучи ласкают мою кожу, когда я иду в сторону спальни. Тепло приятно покалывает, но не может до конца меня согреть.

Я чувствую внутри холод, который никак не связан с зимой. Холод, который распространяется по мне каждый день, если я позволяю ему развернуться. Как льдина на озере, которая с наступлением морозов замораживает остальную воду вслед за собой. Неподвижное и безмолвное озеро. Вода лишается воздуха, необходимого для дыхания.

Как и я сам.

У себя в комнате я сажусь за письменный стол, откуда из окон открывается потрясающий вид на заснеженные Скалистые горы.

Я люблю Колорадо. И мне нравится моя жизнь в Аспене и сноубординг. Просто мне хотелось бы организовать ее по-другому. По своему выбору.

Я провожу пальцем по тачпаду своего Макбука и ввожу пароль. Затем откидываюсь на спинку стула, делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание.

Так длится уже несколько недель. Я просто смотрю на экран, пока мысли мечутся в голове.

Синий баннер с желтой надписью запечатлелся в моем мозгу с того самого серого зимнего дня, который предвещал появление первых снежинок.

Я не могу думать ни о чем другом. День ото дня. Мои губы шевелятся и беззвучно складываются в слова, которые я читаю на сайте.

«Горный колледж Колорадо».

Когда я подавал заявку, я даже не мечтал о том, что меня примут. Мои оценки в старшей школе были ужасными. Кроме спорта, я не мог похвастаться никакими выдающимися достижениями. Хотел бы я сказать, что был добросовестным учеником, который несколько раз проходил практику в домах престарелых и на благотворительных мероприятиях, но это не так.

Я был Ноксом.

Ноксом, сорвиголовой. Ноксом, который всегда знал, где проходят самые крутые вечеринки. Ноксом, который был в курсе, кто продает лучшую травку, и от которого каждая девчонка надеялась найти в шкафчике глупую записку с приглашением на школьный бал. Я ни разу не ходил на школьный бал. Вместо этого я сбегал и развлекался в нашем джакузи с девушками намного старше меня, которые проводили зимние каникулы в Аспене вместе со своими мужьями. Мне тогда было семнадцать.

Черт, да, я был безнадежен. Школа была не для меня. Я так радовался, получив на руки аттестат со всеми двойками и несколькими тройками. С тех пор для меня был важен только спорт.

Вот почему я не возлагал больших надежд на то, что меня примут на факультет психологии. Моя заявка была больше шуткой. «Попробуй, все равно не получится». Возможно, я бы отказался, если бы знал, что меня примут на следующий семестр.

Но теперь я сижу здесь, с гарантированным местом в колледже в кармане, и не знаю, что делать.

Будь моя воля, я бы все изменил. Больше никакого сноубординга на полный рабочий день, никаких надоедливых поклонниц и, самое главное, никакого бессмысленного «Инстаграма». Никаких людей с камерами, которые караулят у дома с утра пораньше, чтобы сфотографировать тебя в трусах и с едва открытыми глазами, когда ты, ничего не подозревая, открываешь входную дверь.

Я бы вел совершенно обычную жизнь. Учился бы, изучал психологию. Я бы продолжал кататься на сноуборде, но без принуждения. Просто ради удовольствия.

Я стал бы просто Ноксом. Не Ноксом, звездой сноуборда. Просто Ноксом.

Но это означало бы разочаровать отца. И не только разочаровать. Я разобью ему сердце. Отниму у него мечту, которая мне не принадлежит.

В детстве мне это, наверное, было бы безразлично. Но все изменилось. Жизнь встала на пути. И повела она себя по-свински.

Я не могу разочаровать папу. Не после произошедшего. Это означало бы, что я снова разобью его и без того разбитое сердце. Это означало бы, что я уничтожу его, полностью отдавая себе отчет в своих действиях. А я не могу так поступить.

«Черт!» Я захлопываю экран Макбука сильнее, чем собирался. Я зарываюсь пальцами в волосы, ногти царапают кожу головы. Я рывком встаю, откидывая стул назад, открываю нижний ящик комода и начинаю рыться в джемперах, пока наконец не нахожу то, что искал.

Я достаю два шприца. На одном написано «андростендион», на другом — «тестостерон».

Допинг.

Они помогают мне достичь того, на что надеется мой отец. Они дают мне выносливость, силу и, прежде всего, мотивацию, которой не хватает в моем сердце.

Тестостерон я колю себе уже несколько недель через день. Андростендион — только в дни соревнований. Для быстрого эффекта. Краткосрочно, но очень эффективно.

Я знаю, что это глупо. Сноубордисты должны обладать самым крепким здоровьем. Мы должны полностью контролировать свое тело. Особенно, если речь идет о сноубордистах в хафпайпе. Но я каким-то образом убедил себя, что мне это нужно. И не могу выбросить эту идиотскую мысль из головы.

Я рывком натягиваю футболку на голову, выжимаю из первого шприца лишний воздух и наблюдаю, как из иглы выплескивается несколько капель прозрачной жидкости. Затем я приставляю его к той части плеча, где я задену только твердую мышечную ткань под кожей, и ввожу себе допинг. То же самое я проделываю со вторым.

Только после этого я поднимаю с пола спортивную сумку, бросаю ее на кровать и начинаю собирать вещи.

К черту Джейсона Хоука и его подписчиков. Он не выиграет этот заезд.