Цитаты со словом «читатель»
Голод хорошо дисциплинирует и многому учит. И до тех пор, пока
читатели не понимают этого, ты впереди них.
Современную прозу возглавили женщины, пишущие детективы. Это несерьезно. Они ведут себя с
читателями, как с мужьями: им важнее не понять его, а создать ему настроение.
Книга должна создавать
читателя.
Читатель: За всю неделю ни одной мировой катастрофы! Для чего же я покупаю газеты?
Метафизик полагает, что хорошо обучил своих
читателей, когда причинил им мигрень.
Тот, кто не надеется иметь миллион
читателей, не должен писать ни одной строки.
Есть лишь два типа писателей. Одни, более популярные, говорят с
читателем; вторые, менее удачливые, — с самими собой.
К историческому повествованию должно присовокупить лишь такие рассуждения, до которых здравомыслящий
читатель не может дойти своим умом.
Никогда не следует исчерпывать предмет до того, что уже ничего не остается на долю
читателя, дело не в том, чтобы заставить его читать, а в том, чтобы заставить его думать.
С меня довольно и малого числа
читателей, лишь бы они достойны были понимать меня.
Лучшие книги те, о которых
читатели думают, что они могли бы написать их сами.
Лучше писать для себя и лишиться
читателя, чем писать для
читателя и лишиться себя.
Совершенно невозможно написать произведение, которое удовлетворило бы всех
читателей.
Чтобы создать правдоподобный и не безразличный
читателям «иной мир», следует воспользоваться единственным «иным миром», который нам известен, — миром духа.
Он утверждает, что в своих книгах спускается до
читателя, а на самом деле
читатель опускается вместе с ним.
При всем том всегда помни, что всякий
читатель — критик и всякий критик —
читатель. Это тебя охладит во всякое время.
Вагричу Бахчаняну удалили желчный пузырь, после чего он придумал объявление: «По многочисленным просьбам
читателей сатирику Бахчаняну удалён желчный пузырь».
Вынужденные считаться с удобствами и небогатой фантазией
читателя, газеты отклоняются от действительности гораздо меньше, чем это можно было бы предположить теоретически, а часто (хотя поверхностно и неточно) они даже придерживаются ее, ибо легче воспроизводить действительные факты, чем выдумывать правдоподобные.
Выдержки, изречения и прочее подобны зажигательным стеклам: они собирают лучи ума и знания, рассеянные в произведениях писателей, и силой и живостью сосредоточивают эти лучи в сознании
читателей.
Каждая произнесенная фраза - это совокупность сил, которые затрагивают в
читателе его логический инстинкт, его музыкальные способности, приобретения его памяти, пружины его воображения и через посредство нервов, внешних чувств и привычек потрясают всего человека целиком.
Крупный писатель создает свой собственный мир, и его
читатели гордятся, что живут в этом мире. Писатель посредственный тоже может залучить
читателей в свой мирок, но очень скоро он увидит, как они, один за другим, потянутся к выходу.
Сколько бы еще хотелось привести подобных цитат! Нет ничего приятней, кстати, чем делиться с кем-либо красотой, чем указывать
читателю на те или иные красоты, которые он по неопытности да, наконец, просто по незаинтересованности, может и не заметить.
Хотя некоторые, — служилые люди и крестьяне, жившие недалеко от литовского рубежа, — искали порой убежища на Западе, уходя на Литовскую Русь, однако в общем они предпочитали двигаться на Восток. На Восток были обращены и их умственные взоры.
Читатель помнит, надеюсь, как часто приводил в пример Турцию московский публицист XVI века И.Пересветов. Автор «Беседы валаамских чудотворцев», желая сказать: в иных государствах, делает иногда характерный lapsus linguae, говоря: в иных ордах.
Одни фантастику и сказку способны понять в любом возрасте, другие не поймут никогда. Если книга удалась и нашла своего
читателя, он почувствует её силу. Сказки обобщают, оставаясь в то же время конкретными; представляют в осязаемой форме не понятия, а целые классы понятий, они избавляют от несообразностей. И идеале сказка может дать даже больше. Благодаря ей мы приобретаем новый опыт, потому что сказки не «комментируют жизнь», а делают её полнее.
«Наряду с достижениями есть и недочёты». Это вполне безопасно. Это можно сказать даже о Библии. Наряду с блестящими местами есть идеологические срывы, например, автор призывает
читателя верить в бога.
Духовное одиночество — это подобие ада; прорыв к
читателю, то есть к его пониманию, — путь через чистилище. Удовлетворение сделанным — награда за труд большая, чем зарплата и гонорары.
Существует изрядное количество признаков, что пришёл какой-то новый, миллионный
читатель, и это, конечно, радость, но беда в том, что имя ему - обыватель, он с крошечной, булавочной головкой.
Читатель-микроцефал. И вот для такого микроцефала в огромном, гомерическом количестве стали печатать микроцефальные журналы и книги.
Научная фантастика представляет собой необычный взгляд на наш мир и обычный взгляд на иной мир, альтернативный. Это не отражение нашего мира. Центральная идея НФ — есть идея динамики. События разворачиваются вокруг идеи какого-то допущения, существующего в обществе или существах, его населяющих. Эта идея должна быть новой, неким новшеством. Хорошая НФ рассказывает
читателю что-то новое, чего он не знал о возможностях мира. Обе вещи — новый фактор и описание мира, основанного на действии этого фактора — это изобретение автора, а не простое описание. И в конце концов, НФ показывает то, что в противном случае было бы абстрактным допущением. Она делает это, описывая функционирование идеи на примере — во времени и пространстве, для этого необходимо выдумать это время и пространство. Персонажи не отличаются от персонажей нефантастических произведений, но они сталкиваются с чем-то, что отличается от того, с чем имеют дело нефантастические персонажи.
Владея любыми оттенками эмоционального спектра, Фармер может предстать перед
читателем непреклонным, мрачным и туманным, а затем, подобно радуге, озарить нас светлой и безмятежной радостью. Он обладает очаровательным тактом в описании священного и мирского. Его простота в применении этих понятий вызывает благоговение.
и не безвыгодна, потому что, благодаря её обязательности, писатель отыскивает такие пояснительные черты и краски, в которых при прямом изложении предмета не было бы надобности, но которые все-таки не без пользы врезываются в память
читателя.
История с привидением, действие которой происходит в 12 или 13 веке может вполне быть и романтичной, и поэтической; она никогда не заставит
читателя подумать: «Если я не буду осторожен, нечто подобное может случиться и со мной.»
Первый труд начинающего писателя равносилен первым самостоятельным шагам ребенка. И здесь крайне важно оказаться в кругу друзей и единомышленников; задача критики не сбить с пути, а поддержать и направить. Порой, молодому таланту важнее дружеское слово неискушенного
читателя, чем критика маститого литератора.
Разумеется, сюжетной идее должное внимание, но персонажи скоро начинают жить своей жизнью. Некоторые авторы, Боб Шоу, например, всегда знают, как должен развиваться сюжет на том или ином этапе произведения. Но я предоставляю моим героям свободу, позволяю рассказу развиваться в зависимости от их характера и индивидуальных способностей. Можно сказать, что Шоу использует карту, чтобы показать
читателю, куда ему двигаться, тогда как я предоставляю только компас.
Мне всегда казалось, что лучшими становятся те рассказы и романы, в которых обыкновенные люди сталкиваются лицом к лицу с невероятными ситуациями, а не наоборот. И моя ранняя привязанность к научной фантастике, которую я сначала «попробовал» как
читатель, а уж потом писал сам, обусловлена как раз этим: это единственный жанр, позволяющий обыкновенным людям сталкиваться с чем-то, действительно из ряда вон выходящим! Я сам больше всего люблю писать о том, как знакомые мне психологически и «поведенчески» земляне сталкиваются с неизвестными и малопонятными в своих побуждениях и поступках инопланетянами. Попытки понять их часто высвечивают в, казалось бы, знакомых моих «соплеменниках» многие интересные и парадоксальные черты... Вообще, это проблема проблем: понимания, адаптации к чему-то совершенно непривычному (будь то человек другой культуры или просто иная точка зрения). Когда сталкиваешься с нею —какими мелкими и лишь претендующими на значительность кажутся все эти распри и перебранки из-за цвета кожи или политических лозунгов! Хотя именно они, к сожалению, и стали поистине дьявольским наваждением нашей цивилизации.
Похожие цитаты:
— В чтении нужна обязательно глубокая заинтересованность и личностью автора и его рассказом, от читающего нужна какая-то окрылённость, творческий порыв.
В хорошей книге больше истин, чем хотел вложить в неё автор.
Нет понятия «плагиат»: само собой разумеется, что все произведения — произведения одного автора, вневременного и анонимного.
Обычно у нас признают писателя после смерти. Мертвого почитать легко. Он уже не соперник. Можно даже назваться его другом, рассказывать каким он был тружеником и делать прибыль на его так и не изданных произведениях.
Тот, у кого люди вызывают любопытство, а не любовь, должен писать афоризм, а не романы.
Быть интересным — первая обязанность малоизвестного автора. Право быть скучным принадлежит только тем писателям, которые уже прославились.
«Один человек пишет роман. Один человек пишет симфонию. Крайне важно, что один человек сделает фильм».
Я часто обращаюсь к научной фантастике, потому что эта литература располагает необходимым для меня набором художественных приемов, близких сюрреализму.
Подлинная история писателя содержится в его книгах, а не в фактах биографии.
Литературная репутация тонет в волне успеха. Реклама, спрос, ажиотаж — всё это оборачивается против книги, её автора.
С первых рассказов я хотел писать фантастику, не имеющую ничего общего с космическими кораблями, далеким будущим и тому подобной чепухой... научную фантастику, основанную на настоящем.
Я пишу научную фантастику, потому что она даёт безграничный простор моему воображению и могучий толчок моим чувствам; к тому же, фантастам сравнительно легко печататься.
Публика больше всего любит тех писателей, в произведениях которых она может дивиться своей собственной мудрости.
Из научных произведений читайте самые новые, из литературных — наиболее старые. Классическая литература не перестает быть новой.
Есть два способа живо заинтересовать публику в театре: при помощи великого или правдивого. Великое захватывает массы, правдивое подкупает отдельных лиц.
Порой я читаю книгу с удовольствием, а к ее автору отношусь с ненавистью.
Главное горе портретной фотографии — это что люди стремятся изобразить собой, что они «снимаются». А в литературе этому точно соответствует, когда писатели «сочиняют». Пошлее этого сочинительства нет ничего на свете.
Достоевский и Гоголь — писатели с воображением, Пушкин, Толстой, Тургенев исходили от натуры. Я пишу исключительно о своем опыте, у меня нет никакого воображения.
Его жизнь можно считать более выдающимся юмористическим творением, чем его творчество.
Большая часть издателей — неудавшиеся писатели, как и большая часть писателей.
Сложность литературы не в том, чтобы писать, а в том, чтобы писать то, что думаешь.
Про каждого человека можно написать роман, но не каждый человек заслуживает некролога.
Настоящие писатели всегда стремились выразить не себя, а через себя мысли и чувства современников.
Компилятор делает книги из чужих цитат; афорист сочиняет цитаты для чужих книг.
Поэты всегда приходят своевременно — понимают наши внуки через несколько десятилетий, веков… когда уже имеем перед собой лишь произведения и портрет поэта… легенду о нем.
Робинзон не воспитал тысячи Робинзонов, а открыл что-то от Робинзона во всяком настоящем мальчишке: каждая литература, каждое великое сочинение порождает в самой жизни соответствующие события.
Людей можно исправлять, только показывая им, каковы они. Правдивая комедия полезнее лживой или академической речи.
К числу величайших открытий, к которым пришел за последнее время человеческий ум, бесспорно принадлежит, по моему мнению, искусство судить о книгах, не прочитав их.
Бывает, что я читаю книгу с удовольствием и при этом ненавижу ее автора.
Я сказал бы писателю белорусскому: почему ты, если написал неплохое стихотворение, тащишь его в Москву, а плохое публикуешь здесь?
…Осип Перельман, который стал Осипом Дымовым, взяв себе чеховский псевдоним, как понятно, поскольку искал некоего преодоления своей биографической данности, своей биографической конкретности, входа в русскую литературу.
Я не мечтал о политической карьере. О деньгах. Только о литературном творчестве. Самым большим желанием было видеть свои книги на полках магазинов и библиотек. Чтобы люди читали их, получали удовольствие и чему-нибудь учились.
Пушкин, … не только не скрывал, что печатание его сочинений даёт ему средства в жизни, но даже особенно настойчиво указывал на это, постоянно говоря, что он печатает свои стихи не для славы и похвал, но для денег.
Роман — это движение, потому что в нём есть изложение идей и ситуаций, которые следуют друг за другом, сталкиваются, теснятся.