Цитаты со словом «тесовый»
Похожие цитаты:
Местопребывание Засса, крепость Прочноокопская, повергало в ужас не только закубанцев, но и всех проезжающих. Она окружена была высоким валом с частоколом по гребню, на котором во многих местах
торчали головы черкесов.
Горы только издали имеют форму, а когда на нее взойдешь, то как дом — вошел в дом: разные комнаты, чуланы, кладовые, уборные, коридоры, а крыши не видно.
Мы ехали в поезде по Крыму. Когда моя соседка увидела зелёную траву, она так обрадовалась, как будто она была коровой, всю зиму проведшей в мрачном уединении хлева.
Мы должны жить с этой стеной. (О Берлинской стене)
Обитель для души может быть возведена лишь на очень прочном фундаменте нескончаемого отчаяния.
Кирпич: Я лучше знаю, каким все должно быть: прямоугольным.
Человеческое тело — это дом с многими окнами. Мы все сидим перед ними, показываем себя и просим проходящих мимо зайти в дом и любить нас.
Воображение строит свои воздушные замки тогда, когда нет не только хорошего дома, даже сносной избушки.
Самый малый пригорок заслоняет нам самую высокую гору.
Тот, кто живёт в стеклянном доме, не должен бы бросаться камнями в других.
Дом кладут по кирпичу, а роль складывают по маленьким действиям.
В старые времена сибирские служивые выглядели весьма внушительно. Они носили латы 2-х видов, которые покрывали все тело. Одни сплошь состояли из железных колец, а другие из тонких железных пластин.
Конь на краю доски — позор!
Нельзя по одному кирпичу судить о красоте моего дворца.
Когда взберёшься на высокую гору, перед тобой открывается огромное множество гор, на которые ещё только предстоит взобраться.
Даже если я должен буду в деревянной бочке преодолеть ревущий водопад, и внизу меня будут ждать вооруженные до зубов туземцы, я буду продолжать борьбу.
Флюгер на ветру: «Наконец-то я опять нашел новое направление».
Разрешите мне принять, что дважды два — пять, и я докажу, что из печной трубы вылетает ведьма!
Двери дворцов не так высоки, как думают: пройти в них можно только нагибаясь.
Надо не сидеть сложа руки, надо действовать, идите из села в село, бывайте всюду, не пропускайте ни одной крестьянской квартиры, напомните, что существует Бог.
Память подобна населённому нечистой силой дому, в стенах которого постоянно раздаётся эхо от невидимых шагов. В разбитых окнах мелькают тени умерших, а рядом с ними — печальные призраки нашего былого «я».
Одна радость — слушать соседей. Это помогает понять, что не одному тебе сбили холку, что не у тебя одного крыша поехала.
Требовать правды, оставляя нетронутыми все те условия, которые порождают ложь,— значит требовать, чтобы на немощёной улице не было грязи, когда идёт дождь...
Хорошо быть линкором. Башню снесло, четыре осталось.
Стоило ли объявлять войну дворцам ради того, чтобы застроить мир хижинами?
Запомни: даже самое крепкое дерево сломать проще, чем побеги бамбука или ивы, изгибающиеся на ветру.
Материальный стимул Уточкин на стадионах летал не выше двух метров от земли, чтобы из-за заборов не глазели неплатившие.
Колесо судьбы вертится быстрее, чем крылья мельницы, и те, что ещё вчера были наверху, сегодня повержены во прах.
— Купец Сыромятников от Молочной речки рукав отвёл к себе на огороды. Капусту молоком поливает. А молоко грязное обратно в речку течёт.
Всё зависит от окружения. Солнце на небе не столь высокого мнения о себе, как свечка, зажжённая в погребе.
Благоговения перед статуей в алтаре нет у того, кто видел её бревном в лесу.
Самое тяжелое наказание для архитектора — это здания, не отбрасывающие тени
(Здания разрушенные войной, прихотью чиновников, или так и оставшиеся в нереализованных проектах).
Отныне мой собственный дом из-за тебя стал мне чужим, и я охотно разрушил бы его стены, если бы снаружи меня не ждала бы та же самая тюрьма.
Книги — окна, сквозь которые выглядывает душа.
Рим, Флоренция, вся знойная Италия находятся между четырьмя стенами его библиотеки. В его книгах — все развалины древнего мира, весь блеск и слава нового!
И осиновый кол есть вид памятника.
Из маленькой хижины может выйти великий человек.
Баба с возу - голому рубаха.
Мы торопились, чтобы ещё днём приехать в город, и через деревни Берёзовку и Лодейку вечером около пяти часов счастливо прибыли в Красноярск. Служивые живут здесь очень хорошо и большей частью зажиточно.
Тропинка добродетели очень узка, а дорога порока широка и просторна.
Хвощи похожи на минареты, и я рассматриваю, нет ли на их высоте муэдзинов каких-нибудь маленьких, чтобы кричали вниз маленьким насекомым.
книги, кажется, скоро выживут из кабинета своего хозяина-сотни, тысячи книг, на многих языках и по самым диковинным разделам науки, которые теснятся на полках, лежат на столах, нераспечатанными пачками сложены на полу.
«Людское самолюбие любит марать бумаги и стены; однако и я, сошедши под большую арку, где эхо громогласное, учил его повторять мое имя»