Цитаты со словом «мертвенность»
Похожие цитаты:
Всякое насилие, все мрачное и отталкивающее свидетельствует не о силе, а об ее отсутствии.
Старые люди осознают окостенелость своего тела, но отнюдь не духа.
Всеобщий мир так же невозможен, как неподвижность океана.
После несчастий так же, как после пьянства, — состояние выхолощенной пустоты.
Величавость — это непостижимое свойство тела, изобретённое для того, чтобы скрыть недостаток ума.
Пышность свидетельствует о дурном вкусе или о полном его отсутствии.
При всеобъемлющем уме, Румянцев отличался цельностью характера, с которой сочеталась редкая гуманность.
Верность в любви, как и последовательность и неизменность мыслей, — это попросту доказательство бессилия.
В других нас раздражает не отсутствие совершенства, а отсутствие сходства с нами.
Верую, что с оживлением церковной жизни придут к нам многие, доныне чуждые нам.
Искушение подобно молнии, на мгновение уничтожающей все образы и звуки, чтобы оставить вас во тьме и безмолвии перед единственным объектом, чей блеск и неподвижность заставляют оцепенеть.
Многословие обычно порождает скуку.
Сверхъестественная жалкость людей и невозможность не быть с ними жестоким. Иначе задушат, не по злобе, а так, как сорняк душит злаки.
…в нем было удивительное сочетание физической слабости и духовной — даже не скажу, силы, но — приветливости, в которой растворялась любая человеческая боль, любая тревога.
Истинно мягкими могут быть только люди с твёрдым характером: у остальных же кажущаяся мягкость — это в действительности просто слабость, которая легко превращается в сварливость.
Лицо человека всегда отражает его внутренний мир, и ошибочно думать, будто мысль лишена окраски.
Многоречие свойственно человеческому скудоумию.
Кино, прежде всего, играет человеческой кожей вещей, эпидермой реальности, оно возвышает материю и показывает нам её в глубокой духовности, в её отношениях с духом, который её породил.
В минуту смерти эгоизм претерпевает полное крушение. Отсюда страх смерти. Смерть поэтому есть некое поучение эгоизму, произносимое природою вещей.
Признавать существование бога – это предрассудок, абсурд, признак умственной отсталости.
По отмирании воли смерть тела уже не может быть тягостной.
«Если человек просто откинулся и подумал о надвигающемся ему прекращении и ужасе, и незначительности одиночества в космосе, то он, несомненно, будет сходить с ума, либо испытывать чувство бесполезности».
Нет более безнадёжного занятия, чем рисовать пустоту, нет ничего труднее, чем живописать однообразие.
Самая тягостная бедность есть та, которую рисует нам наше воображение.
Никакая внешняя прелесть не может быть полной, если она не оживлена внутренней красотой.
Истинные творческие чувства не лежат на поверхности души. Вызванные из глубин подсознания, они поражают не только зрителя, но и самого актера.
Поэтическое творчество есть игра чувства, руководимая рассудком, красноречие — дело рассудка, оживляемого чувством.
Красота души придает прелесть даже невзрачному телу, точно так же, как безобразие души кладет на самое великолепное сложение и на прекраснейшие члены тела какой-то особый отпечаток, который возбуждает в нас необъяснимое отвращение.
Внутренняя пустота служит истинным источником скуки, вечно толкая субъекта в погоню за внешними возбуждениями с целью хоть чем-нибудь расшевелить ум и душу.
Пафос позы не служит признаком величия; тот, кто нуждается в позах, обманчив… Будьте осторожны с живописными людьми.
Скука — это, несомненно, одна из форм тревоги, но тревоги, очищенной от страха. В самом деле, когда скучно, то не страшишься ничего кроме самой скуки.
Поэзия заключается не в ритмическом сочетании слов-погремушек, но в духе, который охватывает широкие горизонты и видит дальше и глубже, чем глаза человека.
Стыд — это привычка при обнажении души или плоти взвешивать впечатление, которое ты вызываешь у созерцающего.
Из-за тебя даже границы моего существа меня тяготят, моё тело и моя душа меня гнетут – единым с тобой существом хотел бы я стать...
Чтобы умереть, нужно обладать невероятным смирением. Странно, что такое смирение обнаруживают все.
Бесплодность полицейских мер обнаруживала всегдашний прием плохих правительств — пресекая следствия зла, усиливать его причины.
Взгляд художника на явления внешней и внутренней жизни отличается от обыкновенного: он более холоден и более страстен.
Естественность — всего лишь поза, и к тому же самая раздражающая из всех, которые мне известны.
Ум как бы проникает в себя, начиная с поверхности, проникает все глубже и глубже, до тех пор, пока глубина и высота не утрачивают свое значение. В этом состоянии проявляется новый мир, являющийся порядком, красотой и интенсивностью.
И серость становится заметной, если уничтожить весь цвет.
То, что восхищает нас в видимой красоте, — это всегда лишь невидимое.
Старое старо не от собственной старости, а оттого, что возникает новое и одной только своей новизной внезапно старит все предшествующее.
Кто познал всю полноту жизни, тот не знает страха смерти. Страх перед смертью лишь результат неосуществившейся жизни. Это выражение измены ей.
Скромность — эти румяна души, отсутствовала у неё совершенно.
В человеческом сердце происходит непрерывная смена страстей, и угасание одной из них почти всегда означает торжество другой.
Человек — изумительно суетное, поистине непонятное и вечно колеблющееся существо.
У него была латинская ясность и четкость мысли, не было никакой расплывчатости и безгранности. В мышлении своем он был физиолог и патолог. И это — черта, чуждая русским и не любимая ими.
Русский характер — это непрестанные приливы и отливы, и чисто русское словечко «Ничего!» хорошо выражает фатализм этих нескончаемых колебаний.