Цитаты со словом «запалённый»
Похожие цитаты:
Одна и та же философия — норовистая лошадь в стойле, но дохлая кляча в пути.
Кучер не для того бьёт кнутом лошадей, чтобы они пали, а для того, чтобы быстрее шли.
Всадник без головы сам по себе не страшен, страшно, когда он скачет во главе эскадрона.
Воображение — кобылка резвая. Одно плохо: перед ней слишком много дорог.
— Человеческий ум похож на пьяного ездока: когда его приподнимают с одного боку, он заваливается на другой.
Какой конь не спотыкается и какой клинок когда-нибудь не отскочит?
Если верный конь, поранив ногу, Вдруг споткнулся, а потом опять, Не вини его, вини дорогу, И коня не торопись менять. («Берегите друзей»)
Есть люди, которые мертвыми дланями стучат в мертвые перси, которые суконным языком выкликают «Звон победы раздавайся!» и зияющими впадинами вместо глаз выглядывают окрест: кто не стучит в перси и не выкликает вместе с ними?..
Человек — карета; ум — кучер; деньги и знакомства — лошади; чем более лошадей, тем скорее и быстрее карета скачет в гору.
Истинный путь идет по канату, который натянут не высоко, а над самой землей. Он предназначен, кажется, больше для того, чтобы о него спотыкаться, чем для того, чтобы идти по нему.
У меня есть жена Констанция! Она мой замок, мой табун породистых лошадей, моя любовница и моя куча детей.
Садясь на Пегаса, будь подкован.
Лучше молодой жене стрела в бок, чем старик под боком.
Счастливец, бредущий по краю планеты в погоне за счастьем, которого солнечная система не может предложить. Безумец, беспрерывно лопочущий и размахивающий руками.
Кстати, лось — конь или корова?
Когда сбивается народ в баранье стадо, Идет за пастухом под свист бича и крик,Сметая на пути до пастбища преграды,Отменный из него получится шашлык.
Шёл по столбовой дороге науки, пуская пыль в глаза.
Сердце охотника, как порох, взрывается и вдруг сгорает, не оставляя ничего.
Даже если я должен буду в деревянной бочке преодолеть ревущий водопад, и внизу меня будут ждать вооруженные до зубов туземцы, я буду продолжать борьбу.
Не таскайте за собой больших обозов, главное быстрота и натиск, ваш хлеб в обозе и ранцах врагов.
Любовь бежит от тех, кто гонится за нею, а тем, кто прочь бежит, кидается на шею.
Если страшно от сильного пожара, то надобно бежать туда и работать, и вовсе не будет страшно.
Слово — что камень: коли метнёт его рука, то уж потом назад не воротишь.
Колесо судьбы вертится быстрее, чем крылья мельницы, и те, что ещё вчера были наверху, сегодня повержены во прах.
Если бы лошадей готовили к скачкам так же, как большинство бодибилдеров готовится к соревнованиям, вы могли бы смело поставить свои деньги на самую захудалую клячу.
Если море двумя ударами опрокидывает тех, кто, не понимая его языка, вознамерился одолеть его волны с трусливым сердцем в груди, то кто в этом виноват – море? Или те, кто его не понимают?
Стоит только посадить Германию в седло, а уж поскакать она сумеет.
У нее были такие узкие штаны, что я едва мог дышать.
Судьба одинаково поражает и сильных, и слабых, но дуб падает с шумом и треском, а былинка — тихо.
Короче, когда все сидят, если дышать вполсилы, можно сказать, есть место… Но не более того. Не хочешь ходить в синяках — лучше не двигайся.
Главная моя цель — писать не быстрее, а медленнее. Лучше всего было бы высекать слова на камне — не чтобы навечно, а чтобы не торопясь.
Надо останавливаться только для ночного отдыха, чтобы восстановить свои силы. Остановившаяся жизнь — это смерть.
Жизнь сурова, одичание просто. Крышку гроба поднять иссохшей рукой, сидеть, задыхаться. Ни старости, ни опасностей: ужас — это не по-французски.
Широко шагает, пора и унять молодца. — О Наполеоне.
Когда ты пьян, мир по-прежнему где-то рядом, но он хотя бы не держит тебя за горло.
Меня все еще держат за шиворот, на моем плече замирает вздох, это не сожаление, конечно, но в нем есть примесь грусти: вчера все было чудом, а завтра станет повседневной рутиной. В этом вздохе слышится: «Ну вот!».
Если тебя никто не догоняет, значит, ты отстал.
Природа не делает скачка.
А потом начал его ругать. Стоит ординарец, смотрит прямо в глаза командира, но молчит. Знает характер Будённого: пусть он погорячится, покричит, а потом ему все можно объяснить.
Конюху, убирающему навоз, кажется, что нет ничего страшнее, чем мир без лошади. Любая попытка объяснить ему, как безобразно существование человека, всю жизнь сгребающего горячее дерьмо, — идиотизм.
Нельзя сидеть при лучине с раздутым от голода животом, с необогащенным ни одною книгою мозгом и с оравой голодных и голых ребят и творить «духовные ценности».
Художник всегда немного похож на матроса с корабля Колумба; он видит далекий берег и кричит: «Земля! Земля!» Этот матрос явно не предполагал, что сотворил Америку, но он был первый, кто увидел новую действительность.
Ежеминутно уходит из жизни по одному дыханию. И когда обратим внимание, их осталось уже немного.