Цитаты со словом «гаубичный»
Похожие цитаты:
Во время маневров в танковых частях мне однажды приказали замаскироваться среди сжатых рядов батальона: с тех пор я так и продолжаю.
«Меня только танком можно остановить»
Окопы идей гораздо лучше, чем окопы из камней.
Человек бесчеловечен, пока стремится жить, прикрываясь пулемётами, пушками и танками.
Бог не на стороне больших батальонов, а на стороне лучших стрелков.
«Линия Маннергейма» — это финские солдаты.
Дальше фронта не пошлют. Меньше взвода не дадут.
Хорошо быть линкором. Башню снесло, четыре осталось.
Талант признают только тогда, когда он шагает по трупам, и нужны тысячи снарядов, чтобы пробить себе брешь в Фортуне.
Личный фактор на корабле – командир!
Я стреляю по цели, как будто вручную вбиваю пули.
Армия принципов прорвется там, где не прорвется армия солдат.
Не таскайте за собой больших обозов, главное быстрота и натиск, ваш хлеб в обозе и ранцах врагов.
И если на следующий день будут поражены другие 10, 20, 50 центров, кто сможет еще удержать обезумевшее население от бегства в поля и деревни, чтобы спастись из городов, представляющих собой мишени для неприятельских ударов?
Трое моих любимых писателей — это Чарльз Форт, Чарльз Форт и ещё раз Чарльз Форт.
Прятаться в укрепление от пушек я считаю недостойным воина. Меч - вот оружие мужчины.
Законное правительство — то, у которого превосходство в артиллерии.
Стреляй редко, да метко, штыком коли крепко. Пуля — дура, штык — молодец.
Донесение. Развивая наступление, мы сожгли ещё несколько деревень. Уцелевшие жители устроили нашим войскам восторженную встречу.
Нет более опасного взрыва, нежели взрыв справедливости.
В конечном счёте солдатский ранец не тяжелее, чем цепи военнопленного.
...«ибо, если противник действительно стоек, то его можно опрокинуть
только штыком».
Суда не предназначены для путешествия господ офицеров с образовательной целью. Они назначены для боя. Им принадлежит личный состав, каждому свой, а не наоборот.
Первые двадцать пять километров мы проехали быстро, потом часто останавливали встречные машины — спрашивали, из какой они части, где их штаб. На первый вопрос отвечали определенно, на второй еще определеннее — «не знаем».
Самый тяжёлый бой мне пришлось выдержать с моей первой женой.
Сердце охотника, как порох, взрывается и вдруг сгорает, не оставляя ничего.
Его весёлость столкнулась с серьёзностью войны, как мотылёк… и танк.
Уже сотни лет мир, наш мир, умирает. И никто за эти сотни лет не додумался засунуть бомбу ему в задницу и поджечь фитиль.
Не солдат, кто других убиваетНо солдат, кто другими убит.
Пробовал я и торговать, но установил, что тут требуется лет десять, чтобы пробить себе дорогу, но тогда уж это будет прямая дорога в ад.
Мы не только превратим Петербург в жалкие развалины, но сожжём и верфи Архангельска, наши эскадры настигнут русские корабли даже в укрытиях Севастополя! И пусть русские плавают потом на плотах, как первобытные дикари.
Я на самом деле обитаю в системе, где слова могут потрясти всю структуру управления, где слова могут быть сильнее, чем десять военных дивизий.
Писателю необходима такая же отвага, как солдату: первый должен так же мало думать о критиках, как второй — о госпитале.
Мы вырастали в надежде реванша, в культе знамени, в атмосфере обожания армии… Это было время школьных батальонов и как обычное зрелище можно было видеть учителей, ведущих военным строем свои войска учеников.
Мои товарищи второй раз в Форос не ездили. Это уже те товарищи, которые мне никак не товарищи.
Для меня самым трудным в армии было ходить по лесам Лапландии с тоннами (как мне казалось) кабеля. Да что казалось – так оно и было!
Сначала надо ввязаться в серьёзный бой, а там уже видно будет.
Кто попал далее цели, так же точно промахнулся, как и тот, кто не попал в цель.
Русского солдата мало убить, его надо еще повалить.