Цитаты со словом «выламываемый»
Похожие цитаты:
Малые страдания выводят нас из себя, великие же — возвращают нас самим себе. Треснувший колокол издаёт глухой звук: разбейте его на две части — он снова издаст чистый звук.
Шум оружия заглушает голос законов.
Над городом послышался скрип колеса фортуны.
Судьба одинаково поражает и сильных, и слабых, но дуб падает с шумом и треском, а былинка — тихо.
Если пуле суждено пронзить мой мозг, пусть эта пуля разнесёт дверь каждого чулана.
Невозможно хлопнуть дверью, если тебя выбросили в окно.
Ах, как хорошо бы мне жилось, оставь меня в покое эти геологи со своими ужасными молотками! Их стук раздаётся в конце каждого библейского стиха.
Память подобна населённому нечистой силой дому, в стенах которого постоянно раздаётся эхо от невидимых шагов. В разбитых окнах мелькают тени умерших, а рядом с ними — печальные призраки нашего былого «я».
Если голова и книга приходят в столкновение и слышен звук пустого тела, - всегда ли виновата книга?
Есть люди, которые мертвыми дланями стучат в мертвые перси, которые суконным языком выкликают «Звон победы раздавайся!» и зияющими впадинами вместо глаз выглядывают окрест: кто не стучит в перси и не выкликает вместе с ними?..
Нет ничего страшнее закрытой двери.
— Не надо думать, что слово «скрипка» происходит от слова «скрип».
Прежде чем хлопнуть дверью, убедись, что она хлопает!
Серебристый коридор буквально выстрелил вперёд, чтобы соединиться с себе подобным.
Я был сперва почти напуган, увидев, какая математическая мощь была обрушена на этот предмет, а затем удивлен тем, как легко предмет это перенес.
Горы только издали имеют форму, а когда на нее взойдешь, то как дом — вошел в дом: разные комнаты, чуланы, кладовые, уборные, коридоры, а крыши не видно.
Страна была бедна, а мы настолько молоды, что не слышали грохота неба над головой.
Развитие слуха — это самое важное. Старайся с юных лет распознавать тоны и лады. Колокол, стекольная рама, кукушка, — прислушайся, какие звуки они издают.
Судьба никогда не открывает одной двери, не захлопнув в то же время другую.
Искушение подобно молнии, на мгновение уничтожающей все образы и звуки, чтобы оставить вас во тьме и безмолвии перед единственным объектом, чей блеск и неподвижность заставляют оцепенеть.
Даже если я должен буду в деревянной бочке преодолеть ревущий водопад, и внизу меня будут ждать вооруженные до зубов туземцы, я буду продолжать борьбу.
Слово происходит от звука, звук в слове.
Стоит упасть одной из костяшек для игры в домино, и очень скоро обрушится весь ряд.
Сидя в камере, я увидел, как луч света падает из окна на цементный пол. И тогда я сообразил, что
пассионарность — это энергия, такая же, как та, которую впитывают растения.
Перед ошибками захлопываем дверь, в смятеньи истина: «Как я войду теперь?»
Что падает, то нужно ещё толкнуть!
Деревья — и те как будто издают стоны, когда им наносят увечья.
Есть люди, что одним щелчком по весам обращают недовешенное железо в полновесное золото.
Если в концерте во время паузы, выдерживаемой оркестром, вдруг раздадутся оглушительно-наглые хлопки — знай, это дурак.
«Людское самолюбие любит марать бумаги и стены; однако и я, сошедши под большую арку, где эхо громогласное, учил его повторять мое имя»
Кто входит в дом счастья через дверь удовольствий, тот обыкновенно выходит через дверь страданий.
Кто входит в дом счастья через дверь удовольствий, тот обыкновенно выходит через дверь страданий.
Счастье, по крайней мере однажды, стучится в каждую дверь.
Смех умного виден, а не слышен.
Птица была симпатичная. Она смотрела на меня, а я смотрел на неё. Потом она издала слабенький птичий звук «чик!» — и мне почему-то стало приятно. Мне легко угодить. Сложнее — остальному миру.
Я не слышу в своём воображении части музыки последовательно, я слышу её всю сразу. И это наслаждение!
Меня все еще держат за шиворот, на моем плече замирает вздох, это не сожаление, конечно, но в нем есть примесь грусти: вчера все было чудом, а завтра станет повседневной рутиной. В этом вздохе слышится: «Ну вот!».
Белый гауссов шум представляет собой маловразумительное гудение.
Как самое правдивое общество всегда приближается к одиночеству, так самая великолепная речь в конце концов падает в тишину. Тишина слышна всем, всегда и везде.