Неточные совпадения
Спасибо жаркой баенке,
Березовому веничку,
Студеному
ключу, —
Опять бела, свежехонька,
За прялицей
с подружками
До полночи поешь!
Анна, думавшая, что она так хорошо знает своего мужа, была поражена его видом, когда он вошел к ней. Лоб его был нахмурен, и глаза мрачно смотрели вперед себя, избегая ее взгляда; рот был твердо и презрительно сжат. В походке, в движениях, в звуке голоса его была решительность и твердость, каких жена никогда не видала в нем. Он вошел в комнату и, не поздоровавшись
с нею, прямо направился к ее письменному столу и, взяв
ключи, отворил ящик.
— Мама, можно мне заговорить
с нею? — сказала Кити, следившая за своим незнакомым другом и заметившая, что она подходит к
ключу, и что они могут сойтись у него.
В это время, сияя радостью о том, что мать её познакомилась
с её неизвестным другом, от
ключа подходила Кити.
Оклики часовых перемежались
с шумом горячих
ключей, спущенных на ночь.
«Ну-ка, слепой чертенок, — сказал я, взяв его за ухо, — говори, куда ты ночью таскался,
с узлом, а?» Вдруг мой слепой заплакал, закричал, заохал: «Куды я ходив?.. никуды не ходив…
с узлом? яким узлом?» Старуха на этот раз услышала и стала ворчать: «Вот выдумывают, да еще на убогого! за что вы его? что он вам сделал?» Мне это надоело, и я вышел, твердо решившись достать
ключ этой загадки.
Но добрая хозяйка умерла; часть
ключей, а
с ними мелких забот, перешла к нему.
И долго еще определено мне чудной властью идти об руку
с моими странными героями, озирать всю громадно несущуюся жизнь, озирать ее сквозь видный миру смех и незримые, неведомые ему слезы! И далеко еще то время, когда иным
ключом грозная вьюга вдохновенья подымется из облеченной в святый ужас и в блистанье главы и почуют в смущенном трепете величавый гром других речей…
Вот, окружен своей дубравой,
Петровский замок. Мрачно он
Недавнею гордится славой.
Напрасно ждал Наполеон,
Последним счастьем упоенный,
Москвы коленопреклоненной
С ключами старого Кремля;
Нет, не пошла Москва моя
К нему
с повинной головою.
Не праздник, не приемный дар,
Она готовила пожар
Нетерпеливому герою.
Отселе, в думу погружен,
Глядел на грозный пламень он.
Когда подле матушки заменила ее гувернантка, она получила
ключи от кладовой, и ей на руки сданы были белье и вся провизия. Новые обязанности эти она исполняла
с тем же усердием и любовью. Она вся жила в барском добре, во всем видела трату, порчу, расхищение и всеми средствами старалась противодействовать.
— Слушай, пан! — сказал Янкель, — нужно посоветоваться
с таким человеком, какого еще никогда не было на свете. У-у! то такой мудрый, как Соломон; и когда он ничего не сделает, то уж никто на свете не сделает. Сиди тут; вот
ключ, и не впускай никого!
Наконец дверь отперлась; их встретил монах, стоявший на узенькой лестнице,
с ключами и свечой в руках.
Когда он вышел, Грэй посидел несколько времени, неподвижно смотря в полуоткрытую дверь, затем перешел к себе. Здесь он то сидел, то ложился; то, прислушиваясь к треску брашпиля, выкатывающего громкую цепь, собирался выйти на бак, но вновь задумывался и возвращался к столу, чертя по клеенке пальцем прямую быструю линию. Удар кулаком в дверь вывел его из маниакального состояния; он повернул
ключ, впустив Летику. Матрос, тяжело дыша, остановился
с видом гонца, вовремя предупредившего казнь.
И там один
ключ есть всех больше, втрое,
с зубчатою бородкой, конечно не от комода…
Ну-с, государь ты мой (Мармеладов вдруг как будто вздрогнул, поднял голову и в упор посмотрел на своего слушателя), ну-с, а на другой же день, после всех сих мечтаний (то есть это будет ровно пять суток назад тому) к вечеру, я хитрым обманом, как тать в нощи, похитил у Катерины Ивановны от сундука ее
ключ, вынул, что осталось из принесенного жалованья, сколько всего уж не помню, и вот-с, глядите на меня, все!
Вдруг он припомнил и сообразил, что этот большой
ключ,
с зубчатою бородкой, который тут же болтается
с другими маленькими, непременно должен быть вовсе не от комода (как и в прошлый раз ему на ум пришло), а от какой-нибудь укладки, и что в этой-то укладке, может быть, все и припрятано.
Он рассказал до последней черты весь процесс убийства: разъяснил тайну заклада(деревянной дощечки
с металлическою полоской), который оказался у убитой старухи в руках; рассказал подробно о том, как взял у убитой
ключи, описал эти
ключи, описал укладку и чем она была наполнена; даже исчислил некоторые из отдельных предметов, лежавших в ней; разъяснил загадку об убийстве Лизаветы; рассказал о том, как приходил и стучался Кох, а за ним студент, передав все, что они между собой говорили; как он, преступник, сбежал потом
с лестницы и слышал визг Миколки и Митьки; как он спрятался в пустой квартире, пришел домой, и в заключение указал камень во дворе, на Вознесенском проспекте, под воротами, под которым найдены были вещи и кошелек.
Неужели уж столько может для них значить один какой-нибудь луч солнца, дремучий лес, где-нибудь в неведомой глуши холодный
ключ, отмеченный еще
с третьего года, и о свидании
с которым бродяга мечтает как о свидании
с любовницей, видит его во сне, зеленую травку кругом его, поющую птичку в кусте?
–…У ней, впрочем, и всегда была эта… привычка, и как только пообедала, чтобы не запоздать ехать, тотчас же отправилась в купальню… Видишь, она как-то там лечилась купаньем; у них там
ключ холодный есть, и она купалась в нем регулярно каждый день, и как только вошла в воду, вдруг
с ней удар!
— Да чего
с ним толковать, — крикнул другой дворник, огромный мужик в армяке нараспашку и
с ключами за поясом. — Пшол!.. И впрямь выжига… Пшол!
— Вот, посмотрите сюда, в эту вторую большую комнату. Заметьте эту дверь, она заперта на
ключ. Возле дверей стоит стул, всего один стул в обеих комнатах. Это я принес из своей квартиры, чтоб удобнее слушать. Вот там сейчас за дверью стоит стол Софьи Семеновны; там она сидела и разговаривала
с Родионом Романычем. А я здесь подслушивал, сидя на стуле, два вечера сряду, оба раза часа по два, — и, уж конечно, мог узнать что-нибудь, как вы думаете?
Он спешил ужасно, схватился за
ключи и опять начал возиться
с ними.
Катерина (
с испугом, отталкивая
ключ). На что! На что! Не надо, не надо!
Швабрин стал искать у себя в карманах и сказал, что не взял
с собою
ключа. Пугачев толкнул дверь ногою; замок отскочил; дверь отворилась, и мы вошли.
Покойник был почтенный камергер,
С ключом, и сыну
ключ умел доставить...
— Эге-е! — насмешливо раздалось из сумрака, люди заворчали, зашевелились. Лидия привстала, взмахнув рукою
с ключом, чернобородый Захарий пошел на голос и зашипел; тут Самгину показалось, что Марина улыбается. Но осторожный шумок потонул в быстром потоке крикливой и уже почти истерической речи Таисьи.
Самгин решал вопрос: идти вперед или воротиться назад? Но тут из двери мастерской для починки швейных машин вышел не торопясь высокий, лысоватый человек
с угрюмым лицом, в синей грязноватой рубахе, в переднике; правую руку он держал в кармане, левой плотно притворил дверь и запер ее, точно выстрелив
ключом. Самгин узнал и его, — этот приходил к нему
с девицей Муравьевой.
Он продолжал шагать и через полчаса сидел у себя в гостинице, разбирая бумаги в портфеле Варвары. Нашел вексель Дронова на пятьсот рублей,
ключ от сейфа, проект договора
с финской фабрикой о поставке бумаги, газетные вырезки
с рецензиями о каких-то книгах, заметки Варвары. Потом спустился в ресторан, поужинал и, возвратясь к себе, разделся, лег в постель
с книгой Мережковского «Не мир, но меч».
— Он всегда о людях говорил серьезно, а о себе — шутя, — она, порывисто вставая, бросив скомканный платок на пол, ушла в соседнюю комнату,
с визгом выдвинула там какой-то ящик, на пол упала связка
ключей, — Самгину почудилось, что Лютов вздрогнул, даже приоткрыл глаза.
— Акулина-то! —
с удивлением возразила она. — Как же можно? Что она сделает без меня? Ужин и к завтрему не поспеет. У меня все
ключи.
Сначала долго приходилось ему бороться
с живостью ее натуры, прерывать лихорадку молодости, укладывать порывы в определенные размеры, давать плавное течение жизни, и то на время: едва он закрывал доверчиво глаза, поднималась опять тревога, жизнь била
ключом, слышался новый вопрос беспокойного ума, встревоженного сердца; там надо было успокоивать раздраженное воображение, унимать или будить самолюбие. Задумывалась она над явлением — он спешил вручить ей
ключ к нему.
У него не было и того дилетантизма, который любит порыскать в области чудесного или подонкихотствовать в поле догадок и открытий за тысячу лет вперед. Он упрямо останавливался у порога тайны, не обнаруживая ни веры ребенка, ни сомнения фата, а ожидал появления закона, а
с ним и
ключа к ней.
Терялся слабый человек,
с ужасом озираясь в жизни, и искал в воображении
ключа к таинствам окружающей его и своей собственной природы.
Получая изредка ее краткие письма, где дружеский тон смешивался
с ядовитым смехом над его страстью, над стремлениями к идеалам, над игрой его фантазии, которою он нередко сверкал в разговорах
с ней, он сам заливался искренним смехом и потом почти плакал от грусти и от бессилия рассказать себя, дать
ключ к своей натуре.
— Ничего, бабушка, Бог
с вами, успокойтесь, я так, просто «брякнул», как вы говорите, а вы уж и встревожились, как давеча о
ключах…
— Вот Борюшка говорит, что увезла. Посмотри-ка у себя и у Василисы спроси: все ли
ключи дома, не захватили ли как-нибудь
с той вертушкой, Мариной, от которой-нибудь кладовой — поди скорей! Да что ты таишься, Борис Павлович, говори, какие
ключи увезла она: видел, что ли, ты их?
В доме, заслышав звон
ключей возвращавшейся со двора барыни, Машутка проворно сдергивала
с себя грязный фартук, утирала чем попало, иногда барским платком, а иногда тряпкой, руки. Поплевав на них, она крепко приглаживала сухие, непокорные косички, потом постилала тончайшую чистую скатерть на круглый стол, и Василиса, молчаливая, серьезная женщина, ровесница барыни, не то что полная, а рыхлая и выцветшая телом женщина, от вечного сиденья в комнате, несла кипящий серебряный кофейный сервиз.
Райский подождал на дворе. Яков принес
ключ, и Марфенька
с братом поднялись на лестницу, прошли большую переднюю, коридор, взошли во второй этаж и остановились у двери комнаты Веры.
Но, открыв на минуту заветную дверь, она вдруг своенравно захлопнула ее и неожиданно исчезла, увезя
с собой
ключи от всех тайн: и от своего характера, и от своей любви, и от всей сферы своих понятий, чувств, от всей жизни, которою живет, — всё увезла! Перед ним опять одна замкнутая дверь!
На лбу у ней в эти минуты ложилась резкая линия — намек на будущую морщину. Она грустно улыбалась, глядя на себя в зеркало. Иногда подходила к столу, где лежало нераспечатанное письмо на синей бумаге, бралась за
ключ и
с ужасом отходила прочь.
Вот все, что пока мог наблюсти Райский, то есть все, что видели и знали другие. Но чем меньше было у него положительных данных, тем дружнее работала его фантазия, в союзе
с анализом, подбирая
ключ к этой замкнутой двери.
— Пойдемте, только я близко не пойду, боюсь. У меня голова кружится. И не охотница я до этого места! Я недолго
с вами пробуду! Бабушка велела об обеде позаботиться. Ведь я хозяйка здесь! У меня
ключи от серебра, от кладовой. Я вам велю достать вишневого варенья: это ваше любимое, Василиса сказывала.
Не только Райский, но и сама бабушка вышла из своей пассивной роли и стала исподтишка пристально следить за Верой. Она задумывалась не на шутку, бросила почти хозяйство, забывала всякие
ключи на столах, не толковала
с Савельем, не сводила счетов и не выезжала в поле. Пашутка не спускала
с нее, по обыкновению, глаз, а на вопрос Василисы, что делает барыня, отвечала: «Шепчет».
— Скорее, Борис Павлыч, пожалуйте! — торопила и Василиса, — мы
с Пашуткой заперлись от него на
ключ.
— Говори, — приставала она и начала шарить в карманах у себя, потом в шкатулке. — Какие такие
ключи: кажется, у меня все! Марфенька, поди сюда: какие
ключи изволила увезти
с собой Вера Васильевна?
— Все
ключи увезла! —
с досадой сказал он в разговоре о Вере
с бабушкой про себя.
Он
с удовольствием приметил, что она перестала бояться его, доверялась ему, не запиралась от него на
ключ, не уходила из сада, видя, что он, пробыв
с ней несколько минут, уходил сам; просила смело у него книг и даже приходила за ними сама к нему в комнату, а он, давая требуемую книгу, не удерживал ее, не напрашивался в «руководители мысли», не спрашивал о прочитанном, а она сама иногда говорила ему о своем впечатлении.
«Еще опыт, — думал он, — один разговор, и я буду ее мужем, или… Диоген искал
с фонарем „человека“ — я ищу женщины: вот
ключ к моим поискам! А если не найду в ней, и боюсь, что не найду, я, разумеется, не затушу фонаря, пойду дальше… Но Боже мой! где кончится это мое странствие?»
Дверь была на
ключе, я отворил, и вдруг — темная-темная ночь зачернела передо мной, как бесконечная опасная неизвестность, а ветер так и рванул
с меня фуражку.