Неточные совпадения
В доме, заслышав звон
ключей возвращавшейся со двора барыни, Машутка проворно сдергивала
с себя грязный фартук, утирала чем попало, иногда барским платком, а иногда тряпкой, руки. Поплевав на них, она крепко приглаживала сухие, непокорные косички, потом постилала тончайшую чистую скатерть на круглый стол, и Василиса, молчаливая, серьезная женщина, ровесница барыни, не то что полная, а рыхлая и выцветшая телом женщина, от вечного сиденья в комнате, несла кипящий серебряный кофейный сервиз.
— Пойдемте, только я близко не пойду, боюсь. У меня голова кружится. И не охотница я до этого места! Я недолго
с вами пробуду! Бабушка велела об обеде позаботиться. Ведь я хозяйка здесь! У меня
ключи от серебра, от кладовой. Я вам велю достать вишневого варенья: это ваше любимое, Василиса сказывала.
Райский подождал на дворе. Яков принес
ключ, и Марфенька
с братом поднялись на лестницу, прошли большую переднюю, коридор, взошли во второй этаж и остановились у двери комнаты Веры.
«Еще опыт, — думал он, — один разговор, и я буду ее мужем, или… Диоген искал
с фонарем „человека“ — я ищу женщины: вот
ключ к моим поискам! А если не найду в ней, и боюсь, что не найду, я, разумеется, не затушу фонаря, пойду дальше… Но Боже мой! где кончится это мое странствие?»
Вот все, что пока мог наблюсти Райский, то есть все, что видели и знали другие. Но чем меньше было у него положительных данных, тем дружнее работала его фантазия, в союзе
с анализом, подбирая
ключ к этой замкнутой двери.
Он
с удовольствием приметил, что она перестала бояться его, доверялась ему, не запиралась от него на
ключ, не уходила из сада, видя, что он, пробыв
с ней несколько минут, уходил сам; просила смело у него книг и даже приходила за ними сама к нему в комнату, а он, давая требуемую книгу, не удерживал ее, не напрашивался в «руководители мысли», не спрашивал о прочитанном, а она сама иногда говорила ему о своем впечатлении.
— Скорее, Борис Павлыч, пожалуйте! — торопила и Василиса, — мы
с Пашуткой заперлись от него на
ключ.
Но, открыв на минуту заветную дверь, она вдруг своенравно захлопнула ее и неожиданно исчезла, увезя
с собой
ключи от всех тайн: и от своего характера, и от своей любви, и от всей сферы своих понятий, чувств, от всей жизни, которою живет, — всё увезла! Перед ним опять одна замкнутая дверь!
— Все
ключи увезла! —
с досадой сказал он в разговоре о Вере
с бабушкой про себя.
— Говори, — приставала она и начала шарить в карманах у себя, потом в шкатулке. — Какие такие
ключи: кажется, у меня все! Марфенька, поди сюда: какие
ключи изволила увезти
с собой Вера Васильевна?
— Вот Борюшка говорит, что увезла. Посмотри-ка у себя и у Василисы спроси: все ли
ключи дома, не захватили ли как-нибудь
с той вертушкой, Мариной, от которой-нибудь кладовой — поди скорей! Да что ты таишься, Борис Павлович, говори, какие
ключи увезла она: видел, что ли, ты их?
— Ничего, бабушка, Бог
с вами, успокойтесь, я так, просто «брякнул», как вы говорите, а вы уж и встревожились, как давеча о
ключах…
Не только Райский, но и сама бабушка вышла из своей пассивной роли и стала исподтишка пристально следить за Верой. Она задумывалась не на шутку, бросила почти хозяйство, забывала всякие
ключи на столах, не толковала
с Савельем, не сводила счетов и не выезжала в поле. Пашутка не спускала
с нее, по обыкновению, глаз, а на вопрос Василисы, что делает барыня, отвечала: «Шепчет».
Получая изредка ее краткие письма, где дружеский тон смешивался
с ядовитым смехом над его страстью, над стремлениями к идеалам, над игрой его фантазии, которою он нередко сверкал в разговорах
с ней, он сам заливался искренним смехом и потом почти плакал от грусти и от бессилия рассказать себя, дать
ключ к своей натуре.
На лбу у ней в эти минуты ложилась резкая линия — намек на будущую морщину. Она грустно улыбалась, глядя на себя в зеркало. Иногда подходила к столу, где лежало нераспечатанное письмо на синей бумаге, бралась за
ключ и
с ужасом отходила прочь.
Неточные совпадения
Спасибо жаркой баенке, // Березовому веничку, // Студеному
ключу, — // Опять бела, свежехонька, // За прялицей
с подружками // До полночи поешь!
Анна, думавшая, что она так хорошо знает своего мужа, была поражена его видом, когда он вошел к ней. Лоб его был нахмурен, и глаза мрачно смотрели вперед себя, избегая ее взгляда; рот был твердо и презрительно сжат. В походке, в движениях, в звуке голоса его была решительность и твердость, каких жена никогда не видала в нем. Он вошел в комнату и, не поздоровавшись
с нею, прямо направился к ее письменному столу и, взяв
ключи, отворил ящик.
— Мама, можно мне заговорить
с нею? — сказала Кити, следившая за своим незнакомым другом и заметившая, что она подходит к
ключу, и что они могут сойтись у него.
В это время, сияя радостью о том, что мать её познакомилась
с её неизвестным другом, от
ключа подходила Кити.
Оклики часовых перемежались
с шумом горячих
ключей, спущенных на ночь.