Неточные совпадения
Первый раз в жизни я видел такой страшный лесной пожар. Огромные кедры, охваченные пламенем, пылали, точно факелы. Внизу, около земли, было море огня. Тут все горело: сухая трава, опавшая листва и валежник; слышно было, как лопались от жара и стонали живые деревья. Желтый дым большими клубами быстро вздымался кверху. По земле бежали огненные волны;
языки пламени вились вокруг
пней и облизывали накалившиеся камни.
— Катай их всех в хвост и гриву! — кричал Малыгин. — Этаких подлецов надо задавить… Дураки наши купчишки, всякого
пня боятся, а тебя ведь грамоте учили. Валяй, «греческий
язык»!
— Ну… не знаю… может, так!.. — проговорил Родион, как бы через
пни скакав
языком.
С бешеным лаем мчался он за попадавшимися ему дроздами, перепрыгивал рытвины,
пни, корчаги, бросался с размаху в воду и торопливо лакал ее, отряхался, взвизгивал — и снова летел стрелою, закинув красный
язык на самое плечо!
Никогда не забыть это покрытое розовой
пеной лицо с высунутым
языком! Навстречу ехали такие же фуры.
Когда на пароход является податливая, разбитная пассажирка, он ходит около нее как-то особенно робко и пугливо, точно нищий, говорит с нею слащаво и жалобно, на губах у него появляется мыльная
пена, он то и дело слизывает ее быстрым движением поганого
языка.
И все кругом — чужой
язык звучит, незнакомая речь хлещет в уши, непонятная и дикая, как волна, что брызжет
пеной под ногами.
В купце было что-то строгое и верное, а все остальные стоят, как
пни в лесу, и, толкая его, Илью, болтают гнусными
языками злорадные слова.
Складывали в ящик трупы. Потом повезли. С вытянутыми шеями, с безумно вытаращенными глазами, с опухшим синим
языком, который, как неведомый ужасный цветок, высовывался среди губ, орошенных кровавой
пеной, — плыли трупы назад, по той же дороге, по которой сами, живые, пришли сюда. И так же был мягок и пахуч весенний снег, и так же свеж и крепок весенний воздух. И чернела в снегу потерянная Сергеем мокрая, стоптанная калоша.
Был уже весенний месяц март, но по ночам деревья трещали от холода, как в декабре, и едва высунешь
язык, как его начинало сильно щипать. Волчиха была слабого здоровья, мнительная; она вздрагивала от малейшего шума и все думала о том, как бы дома без нее кто не обидел волчат. Запах человеческих и лошадиных следов,
пни, сложенные дрова и темная унавоженная дорога пугали ее; ей казалось, будто за деревьями в потемках стоят люди и где-то за лесом воют собаки.
Он поймает в лесу корову, намажет ей
язык мылом, та и ну метаться, как благая: прибежит на двор,
язык шероховатый, слюны много, валом-валит
пена.
Я замер от ужаса и руки не могу поднять, одурел вовсе… вижу только страшные белые клыки перед самым носом, красный
язык, весь в
пене.
Вишневский сел скорей в кресло и хотел что-то сказать, но
язык его завял в устах… Все так хорошо, кругом цвет и благоухание… Он все видит, слышит и понимает… Вот конюхи, облегчив подпругу, «разводят» под тенью стены потную кобылицу… Она отдыхает, встряхнулась, и легкие частицы покрывавшей ее белой
пены пронеслись в воздухе. За стеною конюшни раздался удар о помост двух крепких передних копыт, и разлилось могучее и звонкое с фаготным треском: и-го-го-го!..