Неточные совпадения
Лилась кровь в языческом мире, умилостивлялось
божество жертвой в самых разнообразных формах, но искупление не совершалось, надежда на спасение, на вечную жизнь не
являлась.
Богочеловечество, совершенное соединение человечества с
Божеством, может
явиться лишь <как> результат проникновения Св.
В язычестве было подлинное откровение
Божества, точнее, откровение мировой души, но открывалась там лишь бесконечная божественная мощь; смысл оставался еще закрытым, и религия любви еще не
явилась в мир.
Глубоким представляется учение Мейстера Эккерта [Эккерт был мистиком огромной силы, но он был пантеист, превратил христианство в религию отвлеченной духовности и
явился мистическим истоком протестантизма.] о Перво-Божестве (Gottheit), которое глубже и изначальнее Бога (Gott).
На востоке идея
является в своей чистой бесконечности, как безусловная субстанция в себе, an sich, безо всякой формы, безо всякого определения, поглощающая и подавляющая все конечное, человеческое; поэтому единственная форма общества здесь есть теократия, в которой человек безусловно подчинен
божеству…
Не довлело любящему
божеству быть связанным с возлюбленною им натурою мира одною внешнею связью естественного закона и порядка; оно желало иметь с нею внутренний союз свободной любви, для коего твари
являлись неспособными.
Среди разработанности религиозных правил еврейства, где, по словам Исаии, было правило на правиле, и среди римского, выработанного до великой степени совершенства, законодательства
явилось учение, отрицавшее не только всякие
божества, — всякий страх перед ними, всякие гадания и веру в них, — но и всякие человеческие учреждения и всякую необходимость в них.
Феня рассказывала бесконечную историю о своих женихах, которые
являлись с самыми фантастическими достоинствами, как мифологические
божества.
Основная форма заговора, говорит Л. Н. Веселовский, [Блок имеет в виду статью А. Н. Веселовского «Психологический параллелизм и его формы в отражениях поэтического стиля» («Журнал министерства народного просвещения», 1898, март, стр. 51–54).] была двучленная, стихотворная или смешанная с прозаическими партиями; в первом члене параллели — призывалось
божество, демоническая сила на помощь человеку; когда-то это
божество или демон совершили чудесное исцеление, спасли или оградили; какое-нибудь действие их напоминалось типически; во втором члене —
являлся человек, жаждущий такого же чуда, спасения, повторения сверхъестественного акта.
Всякая подлинная, живая религия знает свою объективность и опирается на нее, — она имеет дело с
Божеством, произносит Ему ЕСИ; психологизмом
является лишь «религия настроения», т. е. религиозность, бессильная подняться до религии и светящая чужим, отраженным светом.
Горе тому, кто осмелится приписать
Божеству какое-либо качество; ибо качественность есть свойство конечности и потому должна вести к уконечению Бесконечного [Исходя из такого понимания, и «сефиры» (числом 10), или божественные лучи, которые
являются личными носителями качеств бескачественного в себе эн-софа и посредниками всех отношений
Божества к миру, по мнению проф.
Однако для
Божества это ни в каком смысле не
является необходимой Его эволюцией, как бы тяготеющим над Ним фатумом творения, без которого не может совершаться и его самораскрытие, но есть дар свободной, щедротной любви, — благости, благодати и благодеяния.
Если мир содержится в Боге, но не есть Бог, ибо отделен от
Божества непереходимой бездной трансцендентности, то и подлинная религия может основываться на нисхождении
Божества в мир, на вольном в него вхождении, приближении к человеку, т. е. на откровении, или, иначе говоря, она необходимо
является делом благодати, сверхприродного или сверхмирного действия
Божества в человеке.
«Сефиры (энергии
Божества, лучи его) никогда не могут понять бесконечного Эн-соф, которое
является самым источником всех форм и которое в этом качестве само не имеет никаких: иначе сказать, тогда как каждая из сефир имеет хорошо известное имя, оно одно его не имеет и не может иметь. Бог остается всегда существом несказанным, непонятным, бесконечным, находящимся выше всех миров, раскрывающих Его присутствие, даже выше мира эманации».
Но она
является началом новой, тварной многоипостасности, ибо за ней следуют многие ипостаси (людей и ангелов), находящиеся в софийном отношении к
Божеству.
Потому-то «чистая» философия, притязающая на решающий голос и в вопросах религиозного сознания, столь естественно приходит к отрицанию ипостасности
Божества, видя в ней лишь недозволительный антропоморфизм или психологизм (наиболее воинствующими здесь
являются представители «философии бессознательного» — Гартман и Древе [Вот какими аргументами возражает Древе против личного характера
Божества: «Индивидом дух называется в· конечной своей ограниченности и определимости материальным организмом…
В системе же Гегеля самораскрытие
Божества совершается в логическом мышлении, причем в сущности своей это мышление есть и самомышление
Божества, почему
Божество является имманентным миру-мышлению.
Существенным признаком, установляющим природу религии,
является объективный характер этого поклонения, связанный с чувством трансцендентности
божества.
Основной идеей теологии Эккегарта, придающей ей нехристиански-неоплатонический характер,
является его противопоставление Gott и Gottheit [Бог и
божество (нем.).
Учение Платона об идеях, вершиной которых
является идея Блага, само
Божество, необходимо имеет два аспекта, вверх и вниз: идеи имеют самосущее бытие в «умном месте», представляя собой нечто трансцендентное мировому бытию, как быванию, но они же его собой обосновывают, бытие причастно им, а они бытию, между двумя мирами существует неразрывная связь — причины и следствия, основы и произведения, эроса и его предмета и т. д.
Это начало [Каббала, комментируя тексты: «В начале (берешит) сотворил Бог», замечает: «берешит означает хокма (премудрость, вторая из трех высших сефир), это значит, что мир существует чрез высшую и непроницаемую тайну хокмы», т. е. Софии (Sepher ha Sohar, trad, de Jean de Pauly, l, 3 b).], приемлющее в себя Слово, а в Нем и с Ним дары триипостасного
Божества,
является вместе с тем основой, в которой зачинается творение, оно и
является, по Платону, «вечным образцом» творения.
Отличительной особенностью философской и религиозной точки зрения Гегеля
является то, что мышление совершенно адекватно истине, даже более, есть прямо самосознание истины: мысль о
божестве, само
божество и самосознание
божества есть одно и то же.
Для Евномия, как мы уже знаем, не представлялось сомнения в возможности адекватного, исчерпывающего познания божественной сущности помощью понятий («имен»), и главным таким понятием
являлась «нерожденность» [«Подобно малолетним и по-детски, попусту занимаясь невозможным, как бы в какой-нибудь детской ладони, заключают непостижимое естество Божие в немногих слогах слова: нерожденность, защищают эту глупость и думают, что
Божество толико и таково, что может быть объято человеческим разумом одно наименование» (Творения иже во святых отца нашего св. Григория Нисского, т. VI. М., 1864, стр.299.
Общею особенностью отрицательного богословия в сфере мышления
является его безусловно отрицательный характер, все его содержание исчерпывается одним НЕ или СВЕРХ, которое оно приставляет безразлично ко всем возможным определениям
Божества.
«Если бы держал Он когда-либо в себе совет, каким образом открыться, то Его откровение не было бы от вечности, вне чувства и места, стало быть, и тот совет должен был бы иметь начало и стать причиной в
Божестве, ради которой Бог совещался в Троице Своей, должны бы быть, следовательно, в Боге мысли, которые
явились Ему как бы в виде образов, когда Он хотел идти навстречу вещам.
Потому приличествует, как говорит Платон, не знающему зависти
божеству не оставаться в том actus purissimus, который мы могли бы назвать вечной теогонией и который
является поглощающим (verzehrend) по отношению ко всему вне себя, но сделать этот actus purissimus [Чистейший акт (лат.).] понятным, различимым фактом (Vorgang), все моменты которого должны бы быть соединены и слажены в последнем, сведенном к единству сознания» (ib., 304).
Основой, «Ungrund» или «Urgrund», у Беме
является полная нераскрытость
Божества, которая может быть выражена только на языке отрицательного богословия.
«Для тебя,
божество мое, принес я все эти жертвы, принесу, если понадобится, еще большие, отдам самую жизнь. Найдешь ли ты, что теперь я хотя частью искупил свою вину перед тобой, подаришь ли хоть ласковым словом, когда я
явлюсь к тебе, быть может, изгнанный из родной семьи, покинутый всеми, одинокий, бездомный!..»