Неточные совпадения
Из палисадника красивого одноэтажного дома
вышла толстая, важная дама, а за нею — высокий
юноша, весь в новом, от панамы на голове до рыжих американских ботинок, держа под мышкой тросточку и натягивая на правую руку желтую перчатку; он был немножко смешной, но — счастливый и, видимо, сконфуженный счастьем.
«Аксаков остался до конца жизни вечным восторженным и беспредельно благородным
юношей; он увлекался, был увлекаем, но всегда был чист сердцем. В 1844 году, когда наши споры дошли до того, что ни славяне, ни мы не хотели больше встречаться, я как-то шел по улице; К. Аксаков ехал в санях. Я дружески поклонился ему. Он было проехал, но вдруг остановил кучера,
вышел из саней и подошел ко мне.
Вслед за тем
юноша, по приказанию хозяина, представил еще пьяного департаментского сторожа и даже купца со Щукина двора; но все это как-то
выходило у него ужасно бездарно, не смешно и, видимо, что все было заимствованное, а не свое.
И
юноша сейчас же
вышел на середину зала, выгнулся всем телом, заложил пальцы рук за проймы жилета и начал неблагопристойным образом ломаться.
Лет 12 тому назад он
вышел в отставку не совсем по своей воле и купил именьице промотавшегося юноши-помещика.
Семья Хаджи-Мурата вскоре после того, как он
вышел к русским, была привезена в аул Ведено и содержалась там под стражею, ожидая решения Шамиля. Женщины — старуха Патимат и две жены Хаджи-Мурата — и их пятеро малых детей жили под караулом в сакле сотенного Ибрагима Рашида, сын же Хаджи-Мурата, восемнадцатилетний
юноша Юсуф, сидел в темнице, то есть в глубокой, более сажени, яме, вместе с четырьмя преступниками, ожидавшими, так же как и он, решения своей участи.
Вызывают Ивана Петрова.
Выходит юноша, дурно, грязно одетый, испуганный, с дрожащими мускулами лица и блестящими бегающими глазами и прерывающимся голосом, шепотом почти говорит: «я… по закону… я, как христианин… я не могу…».
Придя домой,
юноша со стыдом почувствовал, что ему нестерпимо хочется есть; он видел, что поминки начнутся не скоро: рабочие остались врывать крест на кладбище, и нищих собралось мало. Тогда он тихонько стащил со стола кусок ситного хлеба, ушёл в сад, там, спрятавшись в предбаннике, быстро съел его и, чувствуя себя виноватым,
вышел на двор.
Юноше захотелось обругать её; стиснув зубы, он
вышел из кухни, сел на ступени крыльца и задумался.
Как свежо, светло было отроческое лицо это, — шея раскрыта, воротник от рубашки лежал на плечах, и какая-то невыразимая черта задумчивости пробегала по устам и взору, — той неопределенной задумчивости, которая предупреждает будущую мощную мысль; «как много
выйдет из этого
юноши», — сказал бы каждый теоретик, так говорил мсье Жозеф, — а из него
вышел праздный турист, который, как за последний якорь, схватился за место по дворянским выборам в NN.
Как ангел-истребитель, летел перед своим отрядом Юрий Милославский; в несколько минут он смял, втоптал в реку, рассеял совершенно первый конный полк, который встретил его дружину позади Ново-Девичьего монастыря: пролить всю кровь за отечество, не
выйти живому из сражения — вот все, чего желал этот несчастный
юноша.
Из кабинета антрепренера
вышел его сын, мой новый друг, стройный
юноша, мой ровесник по годам, с крупными красивыми чертами лица и волнистой темно-русой шевелюрой. Он старался правой рукой прощипнуть чуть пробивающиеся усики.
— Тут даже, чтоб не уронить себя и снизойти до канцелярского юношества, с которым всегда был в должных границах, он попробовал было потрепать одного
юношу по плечу; но популярность в этом случае не удалась господину Голядкину, и, вместо прилично-короткого жеста,
вышло что-то совершенно другое.
До чего это дошло бы? — это предсказать трудно; но, на счастье Бенни, atelier его скоро стала рассыпаться: две из его работниц, обладавших большею против других практичностию и миловидностию,
вышли замуж церковным браком за нигилистничавших богатых
юношей (одна из них теперь даже княгиня), а остальные, обладавшие меньшею практичностию, устроились менее прочно, но все-таки и эти, наскучив так называвшимся «бенниевым млеком», мало-помалу оставили его atelier.
Рябинин лежал в совершенном беспамятстве до самого вечера. Наконец хозяйка-чухонка, вспомнив, что жилец сегодня не
выходил из комнаты, догадалась войти к нему и, увидев бедного
юношу, разметавшегося в сильнейшем жару и бормотавшего всякую чепуху, испугалась, испустила какое-то восклицание на своем непонятном диалекте и послала девочку за доктором. Доктор приехал, посмотрел, пощупал, послушал, помычал, присел к столу и, прописав рецепт, уехал, а Рябинин продолжал бредить и метаться.
(64) Статья «Собеседника» заимствована, конечно, из «Письмовника», первое издание которого, под именем «Универсальной грамматики»,
вышло еще в 1769 году. Там статья эта носит название: «Повесть о том, как некоего
юношу друзья его уверили, что он ослеп». Помещена она (см. пятое издание, 1793) там под № 234, тотчас после знаменитой в свое время «Потешной повести о педанте», которая одна даже могла бы дать понятие о нравах того общества, в котором печатались и имели успех подобные вещи.
— То же будет и тебе, и всякому негодяю, который позволит себе совать нос в мои дела, — внушительно сказал
юноша и, погрозив на прощание Короткову красным кулаком,
вышел.
Но от «бессмысленной мерзости» спасло его провидение всех порядочных и приличных людей. Только что он
вышел на улицу, с ним вдруг столкнулся Александр Лобов.
Юноша был впопыхах и в волнении.
— Видели-с? видели-с? — подскочил Павел Павлович к Вельчанинову, едва только
вышел юноша.
Пятьдесят второй год пошел с тех пор, как красивый русый
юноша Ефимка
вышел в первый раз за эти ворота с метлою в руках и горькими слезами на глазах.
Все заговорили сразу.
Юноша в пиджаке находил, что хора не
выйдет — мало голосов; гармонист согласился с ним и, очевидно, желая показаться сведущим, употреблял разные специальные термины.
Юноша в простой одежде
вышел из городских ворот Александрии и скорыми шагами пробегал Некрополис, не обращая ни малейшего внимания ни на дивные пещеры, иссеченные в камне, ни на дивные картины, покрывавшие их стены.
Как видите, если сделать resume из повестей г. Плещеева, то
выйдет, что хорошо толкующие и благонамеренные
юноши не могут даже «гордиться тем, что не вредят».
В глубь зеркала сквозь утренний туман.
Навстречу мне, из паутины мрака,
Выходит юноша. Затянут стан...
— Что же я обязан делать? — пожав плечами, спросил
юноша. Дело
выходило совсем не так, как мечтал он, и в мечтах оно казалось ему лучше, красивее как-то.
После Абдулы оглы-Радома, одного из знатнейших молодых беков аула,
вышел юноша Селим, большой весельчак и отчаяннейший во всем Бестуди сорви-голова, насмешник и задира, которого недолюбливали за острый не в меру язык.
Родители подмигнули и заметили, что из
юноши и Оли
вышла бы недурная парочка.
В детство Софья Львовна и он жили в разных квартирах, но под одною крышей, и он часто приходил к ней играть, и их вместе учили танцевать и говорить по-французски; но когда он вырос и сделался стройным, очень красивым
юношей, она стала стыдиться его, потом полюбила безумно и любила до последнего времени, пока не
вышла за Ягича.
Девушки одна за другою
выходили на середину и с пылающими лицами и блестящими глазами отплясывали лезгинку. К ним присоединялись юноши-лезгины, стараясь превзойти друг друга в искусстве танцев. Только юный бек Израил, жених Бэллы, сидел задумчивый между дедом Магометом и своим отцом наибом. Мне было почему-то жаль молоденького бека, жаль и Бэллу, связанных навеки друг с другом по желанию старших, и я искренно пожелала им счастья…
Такой светский искус я считаю положительно полезным. Он отвлекал от многих грязных увлечений студенчества.
Юноша „полировался“, а это совсем не плохо. И тут женщины — замужние дамы и девицы — продолжали свое воспитательное влияние. Нетребовательность и сравнительная дешевизна позволяли бывать всюду, в самых богатых и блестящих домах, не делая долгов, не
выходя из своего бюджета в тысячу рублей ассигнациями.
Из круга, небрежно раздвигая толпу,
выходят двое: девушка в белом и высокий
юноша, почти такой же высокий, как Юрасов. Вдоль полусонных вагонов, в конец дощатой платформы, где сторожко насупился мрак, идут они красивые и как будто несут с собою частицу света: Юрасову положительно кажется, что девушка светится, — так бело ее платье, так черны брови на ее белом лице. С уверенностью человека, который хорошо танцует, Юрасов нагоняет идущих и спрашивает...
«После него в доме водворился мир» — только не для всех это уже было благовременно. Золотая пора для воспитания
юноши прошла в пустой и глупой суете; кое-как с детства нареченного «дипломата в истинно русском духе» выпустили в свет просто подпоручиком, да при том и тут из него
вышло что-то такое, что даже трудно понять: по фигуральному выражению Исмайлова: «он
вышел офицер не в службе».
Но зачем же одни проходят быстро, а другие медленно? Зачем старик, засохший, закостеневший нравственно, неспособный, по нашему взгляду, исполнять закон жизни — увеличение любви — живет, а дитя,
юноша, девушка, человек во всей силе душевной работы, умирает, —
выходит из условий этой плотской жизни, в которой, по нашему представлению, он только начинал устанавливать в себе правильное отношение к жизни?
Магна так и сделала и благополучно
вышла, но тотчас же,
выйдя, стала сокрушаться: куда ей бежать, где скрыться, и что будет с бедным
юношей, когда завтра обман их откроют? Магистриан подвергнется истязаньям, как разрушитель заимодавного права; он, конечно, не имеет столько, чтобы заплатить весь долг, за который отдана в кабалу Магна, и его навеки посадят в тюрьму и будут его мучить, а она все равно не может явиться к своим детям, потому что ей нечем выкупить их из кабалы.
— Да так-с. Ведь то, что разные немцы называют психологией, — все ведь это, как семинаристы говорят:"темна вода во облацех небесных". Этакой науки пока еще нет. А ваши личные наблюдения над сыном ничему не послужат, только собьют и вас, и его. Знавал я двух
юношей, которым матери посвятили всю свою жизнь.
Вышло из них два образцовых болвана.
— Этого еще недоставало, оскорблять меня таким гнусным, низким подозрением! — воскликнул
юноша, и не успел Бернгард и фон-Ферзен кинуться к нему на помощь, как он ловким движением выбил щит у Доннершварца и, схватив его за наличник шлема, перевернул последний на затылок, а затем быстро
вышел из комнаты.
Он на берег
вышел; он встречен толпой;
К царевым ногам он упал;
И кубок у ног положил золотой;
И дочери царь приказал:
Дать
юноше кубок с струей винограда;
И в сладость была для него та награда.
— Этого еще недоставало, оскорблять меня таким гнусным, низким подозрением! — воскликнул
юноша, и не успели Бернгард и фон Ферзен кинуться к нему на помощь, как он ловким движением выбил щит у Доннершварца и схватил его за наличник шлема, перевернул последний на затылок, а затем быстро
вышел из комнаты.
Юноша окинул еврея взглядом, полным ненависти, и
вышел.
Теперь Салтыкова уже была вполне убеждена, что красивый
юноша именно «обалдел» от предвкушения счастья быть обласканным ею, Дарьей Николаевной. На губах ее играла сладострастная улыбка. Она строила планы, один другого соблазнительнее, предстоящего вечернего свидания. Она видела уже смущение Кости при первых намеках на любовь, на близость. Она сумеет рассеять это смущение. Она откроет ему двери рая. Он
выйдет от нее обновленный, он
выйдет от нее ее рабом.
В утро казни Светлогуба он услыхал барабаны и, влезши на окно, увидал через решетку, как подвезли колесницу и как
вышел из тюрьмы
юноша с светлыми очами и вьющимися кудрями и, улыбаясь, взошел на колесницу.