Неточные совпадения
Нет женского взора, которого бы я не забыл при виде кудрявых гор, озаренных
южным солнцем, при виде голубого
неба или внимая шуму потока, падающего с утеса на утес.
Но наше северное лето,
Карикатура
южных зим,
Мелькнет и нет: известно это,
Хоть мы признаться не хотим.
Уж
небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало,
Короче становился день,
Лесов таинственная сень
С печальным шумом обнажалась,
Ложился на поля туман,
Гусей крикливых караван
Тянулся к югу: приближалась
Довольно скучная пора;
Стоял ноябрь уж у двора.
Опасность, риск, власть природы, свет далекой страны, чудесная неизвестность, мелькающая любовь, цветущая свиданием и разлукой; увлекательное кипение встреч, лиц, событий; безмерное разнообразие жизни, между тем как высоко в
небе то
Южный Крест, то Медведица, и все материки — в зорких глазах, хотя твоя каюта полна непокидающей родины с ее книгами, картинами, письмами и сухими цветами, обвитыми шелковистым локоном в замшевой ладанке на твердой груди.
Дойдут ли когда-нибудь до вас эти строки, которые пишу, точно под шум столетней дубравы, хотя под
южным, но еще серым
небом, пишу в теплом байковом пальто?
Каждый день во всякое время смотрел я на
небо, на солнце, на море — и вот мы уже в 140 ‹
южной› широты, а
небо все такое же, как у нас, то есть повыше, на зените, голубое, к горизонту зеленоватое.
Звезды великолепны; море блещет фосфором. На
небе первый бросился мне в глаза
Южный Крест, почти на горизонте. Давно я не видал его. Вот и наша Медведица; подальше Орион.
Небо не везде так богато: здесь собрались аристократы обоих полушарий.
Норд-остовый пассат. — Острова Зеленого Мыса. — С.-Яго и Порто-Прайя. — Северный тропик. — Тропическая зима. — Штилевая полоса. — Экватор. —
Южный тропик и зюйд-остовый пассат. — Летучие рыбы и акулы. — Опять штили. — Масленица. — Образ жизни на фрегате. — Купанье. — Море и
небо.
На возвратном пути опять над нами сияла картина ночного
неба: с одной стороны Медведица, с другой —
Южный Крест, далее Канопус, Центавры, наконец, могучий небесный странник Юпитер лили потоки лучей, а за ними, как розово-палевое зарево, сиял блеск Млечного Пути.
Когда мы обогнули восточный берег острова и повернули к
южному, нас ослепила великолепная и громадная картина, которая как будто поднималась из моря, заслонила собой и
небо, и океан, одна из тех картин, которые видишь в панораме, на полотне, и не веришь, приписывая обольщению кисти.
Всякий доморощенный, самолюбивый, перехитренный и посредственный талант величают они гением, или, правильнее, «хэнием»; синее
небо Италии,
южный лимон, душистые пары берегов Бренты не сходят у них с языка.
[Я встретил охотника, который сам не видал, но слышал, что в губерниях более
южных осенью бывают пролетные стаи] Я очень любил их стрелять, и каждый год с большим нетерпением ожидал мелодических, серебряных звуков, льющихся с
неба из невидимых стай озимых кур, вертящихся в вышине с удивительною быстротою и неутомимостью.
Погода была теплая и немножко сырая. Дул
южный ветерок, с крыш капали капели, дорожки по улицам чернели и маслились, но запад
неба окрашивался холодным розовым светом и маленькие облачка с розовыми окраинами, спеша, обгоняли друг друга.
Потом о больших городах и дворцах, о высокой церкви с куполом, который весь вдруг иллюминовался разноцветными огнями; потом об жарком,
южном городе с голубыми
небесами и с голубым морем…
Северные сумерки и рассветы с их шелковым
небом, молочной мглой и трепетным полуосвещением, северные белые ночи, кровавые зори, когда в июне утро с вечером сходится, — все это было наше родное, от чего ноет и горит огнем русская душа; бархатные синие
южные ночи с золотыми звездами, безбрежная даль
южной степи, захватывающий простор синего
южного моря — тоже наше и тоже с оттенком какого-то глубоко неудовлетворенного чувства.
У меня в душе жили и
южное солнце, и высокое синее
небо, и широкая степь, и роскошный
южный лес…
Должность родных лип, под которыми я впервые осмотрелся, исправляли для меня
южные каштаны, я крещен в воде итальянской реки, и глаза мои увидали впервые солнце на итальянском
небе.
Детские комнаты в доме графа Листомирова располагались на
южную сторону и выходили в сад. Чудное было помещение! Каждый раз, как солнце было на
небе, лучи его с утра до заката проходили в окна; в нижней только части окна завешивались голубыми тафтяными занавесками для предохранения детского зрения от излишнего света. С тою же целью по всем комнатам разостлан был ковер также голубого цвета и стены оклеены были не слишком светлыми обоями.
И если некоторые особенные склонности влекут нас в климаты чуждые; если полезное любопытство наше требует себе новой пищи; если кроткое
небо южной Европы обещает нам лучшее здравие — мы свободны!
Долго еще Варвара Александровна говорила в том же тоне. Она на этот раз была очень откровенна. Она рассказала историю одной молодой девушки, с прекрасным, пылким сердцем и с умом образованным, которую родители выдали замуж по расчету, за человека богатого, но отжившего, желчного, в котором только и были две страсти: честолюбие и корысть, — и эта бедная девушка, как
южный цветок, пересаженный из-под родного
неба на бедный свет оранжереи, сохнет и вянет с каждым днем.
Но кто ж она? Что пользы ей вскружить
Неопытную голову, впервые
Сердечный мир дыханьем возмутить
И взволновать надежды огневые?
К чему?.. Он слишком молод, чтоб любить,
Со всем искусством древнего Фоблаза.
Его любовь, как снег вершин Кавказа,
Чиста, — тепла, как
небо южных стран…
Ему ль платить обманом за обман?..
Но кто ж она? — Не модная вертушка,
А просто дочь буфетчика, Маврушка…
Мечты любви умчались, как туман.
Свобода стала ей всего дороже.
Обманом сердце платит за обман
(Я так слыхал, и вы слыхали тоже).
В ее лице характер
южных стран
Изображался резко. Не наемный
Огонь горел в очах; без цели, томно,
Покрыты светлой влагой, иногда
Они блуждали, как порой звезда
По
небесам блуждает, — и, конечно,
Был это знак тоски немой, сердечной.
А бразильянец долго стоял и смотрел на дерево, и ему становилось всё грустнее и грустнее. Вспомнил он свою родину, ее солнце и
небо, ее роскошные леса с чудными зверями и птицами, ее пустыни, ее чудные
южные ночи. И вспомнил еще, что нигде не бывал он счастлив, кроме родного края, а он объехал весь свет. Он коснулся рукою пальмы, как будто бы прощаясь с нею, и ушел из сада, а на другой день уже ехал на пароходе домой.
Дни, правда, были знойные, но зато ночи, эти дивные
южные ночи с нежной прохладой и брильянтовым
небом, были восхитительны.
И офицеров, и еще более матросов тянуло домой, туда, на далекий Север, где и холодно и неприветно, уныло и непривольно, где нет ни ослепительно жгучего
южного солнца, ни высокого бирюзового
неба, ни волшебной тропической растительности, ни диковинных плодов, но где все — и хмурая природа, и люди, и даже чернота покосившихся изб, с их убожеством — кровное, близкое, неразрывно связывающее с раннего детства с родиной, языком, привычками, воспитанием, и где, кроме того, живут и особенно милые и любимые люди.
Небо вдруг засверкало миллионами ярких звезд, и среди них особенно хороша была красавица
южного полушария — звезда
Южного Креста [Не звезда, а созвездие
Южного Креста. — Ред.], которая тихо лила свой нежный свет с высоты потемневшего
неба и казалась задумчивой. В воздухе была прохладная нега чудной тропической ночи.
В нем говорилось о теплой
южной стране с вечно голубым
небом… с алмазным сверканием непобедимого дневного светила, о синих в полдень и темных ночью каналах…
Вся
южная сторона
неба густо залита багровым заревом.
Небо воспалено, напряжено, зловещая краска мигает на нем и дрожит, точно пульсирует. На громадном багрово-матовом фоне рельефно вырисовываются облака, бугры, оголенные деревья. Слышен торопливый, судорожный звон набата.
Ворота растворились, и партия, звеня кандалами в ночной тишине, под темно-синим
небом южной ночи, двинулась по направлению к вокзалу, находившемуся в нескольких шагах от тюрьмы.
Стояло чудное утро половины мая 1887 года. В торговой гавани «
южной Пальмиры» — Одессе — шла лихорадочная деятельность и господствовало необычное оживление: грузили и разгружали суда. Множество всевозможных форм пароходов, в металлической обшивке которых играло яркое смеющееся солнце, из труб там и сям поднимался легкий дымок к безоблачному
небу, стояло правильными рядами на зеркальной поверхности Черного моря.
То же, что он ощущал теперь в своем сердце, было подобно буре среди густого мрака
южной ночи, когда бурливое, седое море, клубясь и пенясь, взлетает высокими валами из своей бездонной пропасти и рвется к пропасти
неба, где изредка блестят яркие звезды и молниеносные стрелы то и дело бороздят мрачный свод, отражаясь в бушующих волнах.
Он говорит (Луки XII, 54—57): «Когда вы видите облако, поднимающееся с запада, тотчас говорите: дождь будет; и бывает так. И когда дует
южный ветер, говорите: зной будет; и бывает. Лицемеры! лицо земли и
неба распознавать умеете, как же времени сего не узнаете? Зачем же вы и по самим себе не судите, чему быть должно?»