Неточные совпадения
Предметом став суждений
шумных,
Несносно (согласитесь в том)
Между
людей благоразумных
Прослыть притворным чудаком,
Или печальным сумасбродом,
Иль сатаническим уродом,
Иль даже демоном моим.
Онегин (вновь займуся им),
Убив на поединке друга,
Дожив без цели, без трудов
До двадцати шести годов,
Томясь в бездействии досуга
Без службы, без жены, без дел,
Ничем заняться не умел.
Шумный, красненький мужичок, сверкая голыми и тонкими ногами, летал около
людей, точно муха, толкая всех, бил мальчишек, орал...
Он злился. Его раздражало
шумное оживление Марины, и почему-то была неприятна встреча с Туробоевым. Трудно было признать, что именно вот этот
человек с бескровным лицом и какими-то кричащими глазами — мальчик, который стоял перед Варавкой и звонким голосом говорил о любви своей к Лидии. Неприятен был и бородатый студент.
— Я думаю, это — очень по-русски, — зубасто улыбнулся Крэйтон. — Мы, британцы, хорошо знаем, где живем и чего хотим. Это отличает нас от всех европейцев. Вот почему у нас возможен Кромвель, но не было и никогда не будет Наполеона, вашего царя Петра и вообще
людей, которые берут нацию за горло и заставляют ее делать
шумные глупости.
Людей на ярмарке было больше, чем на выставке, вели они себя свободнее,
шумнее и все казались служащими торговле с радостью.
Видя эту площадь, Клим вспоминал
шумный университет и студентов своего факультета —
людей, которые учились обвинять и защищать преступников. Они уже и сейчас обвиняли профессоров, министров, царя. Самодержавие царя защищали
люди неяркие, бесталанно и робко; их было немного, и они тонули среди обвинителей.
Новости следовали одна за другой с небольшими перерывами, и казалось, что с каждым днем тюрьма становится все более
шумной; заключенные перекликались между собой ликующими голосами, на прогулках Корнев кричал свои новости в окна, и надзиратели не мешали ему, только один раз начальник тюрьмы лишил Корнева прогулок на три дня. Этот беспокойный
человек, наконец, встряхнул Самгина, простучав...
Самгин наблюдал
шумную возню
людей и думал, что для них существуют школы, церкви, больницы, работают учителя, священники, врачи. Изменяются к лучшему эти
люди? Нет. Они такие же, какими были за двадцать, тридцать лег до этого года. Целый угол пекарни до потолка загроможден сундучками с инструментом плотников. Для них делают топоры, пилы, шерхебели, долота. Телеги, сельскохозяйственные машины, посуду, одежду. Варят стекло. В конце концов, ведь и войны имеют целью дать этим
людям землю и работу.
В быстрой смене
шумных дней явился на два-три часа Кутузов. Самгин столкнулся с ним на улице, но не узнал его в
человеке, похожем на деревенского лавочника. Лицо Кутузова было стиснуто меховой шапкой с наушниками, полушубок на груди покрыт мучной и масляной коркой грязи, на ногах — серые валяные сапоги, обшитые кожей. По этим сапогам Клим и вспомнил, войдя вечером к Спивак, что уже видел Кутузова у ворот земской управы.
Идя по Дворцовой площади или мимо нее, он видел, что лишь редкие прохожие спешно шагают по лысинам булыжника, а хотелось, чтоб площадь была заполнена пестрой, радостно
шумной толпой
людей.
Самгин видел, как она поглощала
людей в дорогих шубах, гимназистов, благообразное, чистенькое мещанство, словоохотливых интеллигентов,
шумные группы студенчества, нарядных и скромно одетых женщин, девиц.
«
Человеку с таким лицом следовало бы молчать», — решил Самгин. Но
человек этот не умел или не хотел молчать. Он непрощенно и вызывающе откликался на все речи в
шумном вагоне. Его бесцветный, суховатый голос, ехидно сладенький голосок в соседнем отделении и бас побеждали все другие голоса. Кто-то в коридоре сказал...
На улице было людно и шумно, но еще
шумнее стало, когда вышли на Тверскую. Бесконечно двигалась и гудела толпа оборванных, измятых, грязных
людей. Негромкий, но сплошной ропот стоял в воздухе, его разрывали истерические голоса женщин.
Люди устало шли против солнца, наклоня головы, как бы чувствуя себя виноватыми. Но часто, когда
человек поднимал голову, Самгин видел на истомленном лице выражение тихой радости.
Шумной и многочисленной толпой сели мы за стол. Одних русских было
человек двенадцать да несколько семейств англичан. Я успел заметить только белокурого полного пастора с женой и с детьми. Нельзя не заметить: крик, шум, везде дети, в сенях, по ступеням лестницы, в нумерах, на крыльце, — и все пастора. Настоящий Авраам — после божественного посещения!
Робко ходит в первый раз
человек на корабле: каюта ему кажется гробом, а между тем едва ли он безопаснее в многолюдном городе, на
шумной улице, чем на крепком парусном судне, в океане.
Если нет крупных бед или внешних заметных волнений, зато сколько невидимых, но острых игл вонзается в
человека среди сложной и
шумной жизни в толпе, при ежедневных стычках «с ближним»!
Все это раздражало Старцева. Садясь в коляску и глядя на темный дом и сад, которые были ему так милы и дороги когда-то, он вспомнил все сразу — и романы Веры Иосифовны, и
шумную игру Котика, и остроумие Ивана Петровича, и трагическую позу Павы, и подумал, что если самые талантливые
люди во всем городе так бездарны, то каков же должен быть город.
То же самое было и на Живодерке, где помещался «Собачий зал Жана де Габриель». Населенная мастеровым людом, извозчиками, цыганами и официантами, улица эта была весьма
шумной и днем и ночью. Когда уже все «заведения с напитками» закрывались и охочему
человеку негде было достать живительной влаги, тогда он шел на эту самую улицу и удовлетворял свое желание в «Таверне Питера Питта».
Вот за шампанским кончает обед
шумная компания… Вскакивает, жестикулирует, убеждает кого-то франт в смокинге, с брюшком. Набеленная, с накрашенными губами дама курит папиросу и пускает дым в лицо и подливает вино в стакан
человеку во френче. Ему, видимо, неловко в этой компании, но он в центре внимания. К нему относятся убеждающие жесты жирного франта. С другой стороны около него трется юркий
человек и показывает какие-то бумаги. Обхаживаемый отводит рукой и не глядит, а тот все лезет, лезет…
Мать смотрела на сына с печалью в глазах. Глаза Эвелины выражали сочувствие и беспокойство. Один Максим будто не замечал, какое действие производит
шумное общество на слепого, и радушно приглашал гостей наведываться почаще в усадьбу, обещая молодым
людям обильный этнографический материал к следующему приезду.
Но это выражение заметила только она. В гостиной поднялся
шумный говор. Ставрученко-отец что-то громко кричал Максиму, молодые
люди, еще взволнованные и возбужденные, пожимали руки музыканта, предсказывали ему широкую известность артиста.
Поводом к этой переписке, без сомнения, было перехваченное на почте письмо Пушкина, но кому именно писанное — мне неизвестно; хотя об этом письме Нессельроде и не упоминает, а просто пишет, что по дошедшим до императора сведениям о поведении и образе жизни Пушкина в Одессе его величество находит, что пребывание в этом
шумном городе для молодого
человека во многих отношениях вредно, и потому поручает спросить его мнение на этот счет.
Пустынная зала, приведенная относительно в лучший порядок посредством сбора сюда всей мебели из целого дома, оживилась
шумными спорами граждан. Женщины, сидя около круглого чайного стола, говорили о труде; мужчины говорили о женщинах, в углу залы стоял Белоярцев, окруженный пятью или шестью
человеками. Перед ним стояла госпожа Мечникова, держа под руку свою шестнадцатилетнюю сестру.
«За что покинули вы нас, прирожденных крестьян ваших!» Мать моя, не любившая
шумных встреч и громких выражений любви в подвластных
людях, была побеждена искренностью чувств наших добрых крестьян — и заплакала; отец заливался слезами, а я принялся реветь.
В гостиной обыкновенно играли в карты
люди пожилые и более молчали, занимаясь игрою, а в диванной сидели все неиграющие, по большей части молодые; в ней было всегда
шумнее и веселее, даже пели иногда романсы и русские песни.
Это было после обеда. Слон зашагал по Большой Пресне, к великому ужасу обывателей и
шумной радости мальчишек и бежавшей за ним толпы. Случилось это совершенно неожиданно и в отсутствие его друга сторожа. Другие сторожа и охочие
люди из толпы старались, забегая вперед, вернуть его обратно, но слон, не обращая внимания ни на что, мирно шагал, иногда на минуту останавливаясь, поднимал хобот и трубил, пугая старух, смотревших в окна.
В одной из квартир жил закройщик лучшего портного в городе, тихий, скромный, нерусский
человек. У него была маленькая, бездетная жена, которая день и ночь читала книги. На
шумном дворе, в домах, тесно набитых пьяными
людьми, эти двое жили невидимо и безмолвно, гостей не принимали, сами никуда не ходили, только по праздникам в театр.
Шумная, жадная, непрерывная суета жизни раздражала, вызывая угрюмое настроение.
Люди ходили так быстро, точно их позвали куда-то и они спешат, боясь опоздать к сроку; днём назойливо приставали разносчики мелкого товара и нищие, вечером — заглядывали в лицо гулящие девицы, полицейские и какие-то тёмные ребята.
Крикливый, бойкий город оглушал, пестрота и обилие быстро мелькавших
людей, смена разнообразных впечатлений — всё это мешало собраться с мыслями. День за днём он бродил по улицам, неотступно сопровождаемый Тиуновым и его поучениями; а вечером, чувствуя себя разбитым и осовевшим, сидел где-нибудь в трактире, наблюдая приподнятых,
шумных, размашистых
людей большого города, и с грустью думал...
Наш эшелон был сто
человек, а в Тамбове и Воронеже прибавилось еще сто
человек, и начальник последних, подпоручик Архальский, удалец хоть куда, веселый и
шумный, как старший в чине, принял у Прутникова командование всем эшелоном, хотя был моложе его годами и, кроме того, Прутников до военной службы кончил университет.
Пришло несколько офицерчиков, выскочивших на коротенький отпуск в Европу и обрадовавшихся случаю, конечно, осторожно и не выпуская из головы задней мысли о полковом командире, побаловаться с умными и немножко даже опасными
людьми; прибежали двое жиденьких студентиков из Гейдельберга — один все презрительно оглядывался, другой хохотал судорожно… обоим было очень неловко; вслед за ними втерся французик, так называемый п' ти женом грязненький, бедненький, глупенький… он славился между своими товарищами, коммивояжерами, тем, что в него влюблялись русские графини, сам же он больше помышлял о даровом ужине; явился, наконец, Тит Биндасов, с виду
шумный бурш, а в сущности, кулак и выжига, по речам террорист, по призванию квартальный, друг российских купчих и парижских лореток, лысый, беззубый, пьяный; явился он весьма красный и дрянной, уверяя, что спустил последнюю копейку этому"шельмецу Беназету", а на деле он выиграл шестнадцать гульденов…
Не ожидая помощи, изнуренные трудами и голодом, с каждым днем теряя надежды,
люди в страхе смотрели на эту луну, острые зубья гор, черные пасти ущелий и на
шумный лагерь врагов — всё напоминало им о смерти, и ни одна звезда не блестела утешительно ля них.
Пёстрой,
шумной волной текла жизнь вокруг, он плыл в этой волне свободно и легко, толкался на базарах, заходил в трактиры, важно спрашивал себе пару чая и пил его с белым хлебом долго, солидно, — как
человек, знающий себе цену.
Ему нравилась Ольга, её живая, крепкая жалость к
людям, нравился
шумный, немного хвастливый говорун Яков, беспечный Алексей, готовый отдать свой грош и последнюю рубашку первому, кто попросит.
Изобразив хозяев, Анатолий принимался передразнивать кого-нибудь из публики. Неистощимый, он до поздней ночи звенел колокольчиком, вызывая беззлобный смех. Иногда задетый им
человек бросался ловить его, начиналась
шумная беготня. Евсей вздыхал завистливо.
Пришла осень, как всегда, тихая и тоскливая, но
люди не замечали её прихода. Вчера дерзкие и
шумные, сегодня они выходили на улицы ещё более дерзкими.
Заведя меня в угол, где, казалось, некуда уже идти дальше, Том открыл дверь, и я увидел множество
людей вокруг очагов и плит; пар и жар, хохот и суматоха, грохот и крики, звон посуды и плеск воды; здесь были мужчины, подростки, женщины, и я как будто попал на
шумную площадь.
После обеда, убрав столы, бабы завели песни, мужики стали пробовать силу, тянулись на палке, боролись; Артамонов, всюду поспевая, плясал, боролся; пировали до рассвета, а с первым лучом солнца
человек семьдесят рабочих во главе с хозяином
шумной ватагой пошли, как на разбой, на Оку, с песнями, с посвистом, хмельные, неся на плечах толстые катки, дубовые рычаги, верёвки, за ними ковылял по песку старенький ткач и бормотал Никите...
Молодожёны, истомлённые бессонными ночами и усталостью, безвольно, напоказ
людям плавали по улицам среди пёстрой,
шумной, подпившей толпы, пили, ели, конфузились, выслушивая бесстыдные шуточки, усиленно старались не смотреть друг на друга и, расхаживая под руку, сидя всегда рядом, молчали, как чужие. Это очень нравилось Матрёне Барской, она хвастливо спрашивала Илью и Ульяну...
Изредка, но всё чаще, Петра Артамонова будила непонятная суета в доме: являлись какие-то чужие
люди, он присматривался к ним, стараясь понять их
шумный бред, слышал вопли жены...
Бесконечно тянулись
шумные часы поминок.
Люди забавлялись, заставляя дьякона Карцева и певчих возглашать усопшему вечную память. Житейкин напился до того, что, размахивая вилкой, запел неприлично и грозно...
Присутствуя при этих
шумных предвкушениях будущего распивочного торжества, пропащие
люди жмутся и ждут…
Он относился очень внимательно к
шумной колонии бывших и будущих
людей; несколько раз в день его аккуратно вытесанная фигура являлась на дворе, шел он не торопясь и посматривал в окна квартир взглядом смотрителя зоологического сада в клетки зверей.
Он был похож на
человека, который после длительной и тяжкой болезни только что встал на ноги, или похож был на узника, вчера выпущенного из тюрьмы, — все в жизни было для него ново, приятно, все возбуждало в нем
шумное веселье — он прыгал по земле, как ракета-шутиха.
Но действительными хозяевами в квартире Деренковых были студенты университета, духовной академии, ветеринарного института, —
шумное сборище
людей, которые жили в настроении забот о русском народе, в непрерывной тревоге о будущем России.
Остановите этих
людей в их
шумном разглагольствии и скажите: «Вы говорите, что нехорошо то и то; что же нужно делать?» Они не знают…
У старогородского городничего Порохонцева был именинный пирог, и по этому случаю были гости: два купца из богатых, чиновники и из духовенства: среброкудрый протоиерей Савелий Туберозов, маленький, кроткий, паче всех
человек, отец Бенефисов и непомерный дьякон Ахилла. Все, и хозяева и гости, сидели, ели, пили и потом, отпав от стола, зажужжали. В зале стоял
шумный говор и ходили густые облака табачного дыма. В это время хозяин случайно глянул в окно и, оборотясь к жене, воскликнул...
Если б князь был петербургский житель, он бы задал ему завтрак в 500 р<ублей>; если имел в нем нужду, даже пригласил бы его к себе на бал или на
шумный раут потолкаться между разного рода гостями, но ни за что в мире не ввел бы <в> свою гостиную запросто
человека постороннего и никаким образом не принадлежащего к высшему кругу; но князь воспитывался в Москве, а Москва такая гостеприимная старушка.
Хозяин стоял неподвижно, точно он врос в гнилой, щелявый пол. Руки он сложил на животе, голову склонил немножко набок и словно прислушивался к непонятным ему крикам. Все
шумнее накатывалась на него темная, едва освещенная желтым огоньком стенной лампы толпа
людей, в полосе света иногда мелькала — точно оторванная — голова с оскаленными зубами, все кричали, жаловались, и выше всех поднимался голос варщика Никиты...
Люди отходили от толпы, но она не таяла, становилась всё
шумнее, оставшиеся на базаре терлись друг о друга, и это нагревало их все более.