Неточные совпадения
Вы кто такие там,
Что дерзко так считаться с нами стали?» —
Листы, по дереву
шумя, залепетали.
Домой пошли пешком. Великолепный город празднично
шумел, сверкал огнями, магазины хвастались обилием красивых вещей, бульвары наполнял веселый говор, смех, с каштанов падали лапчатые
листья, но ветер был почти неощутим и
листья срывались как бы веселой силой говора, смеха, музыки.
В саду
шумел ветер,
листья шаркали по стеклам, о ставни дробно стучали ветки, и был слышен еще какой-то непонятный, вздыхающий звук, как будто маленькая собака подвывала сквозь сон. Этот звук, вливаясь в шепот Лидии, придавал ее словам тон горестный.
Он взобрался на верх обрыва, сел на скамью и стал прислушиваться, нейдет ли? Ни звука, ни шороха: только
шумели падающие мертвые
листья.
Листья чуть
шумели над моей головой; по одному их шуму можно было узнать, какое тогда стояло время года.
Острые сучья царапают белое лицо и плеча; ветер треплет расплетенные косы; давние
листья шумят под ногами ее — ни на что не глядит она.
А дунет ветерок, гренадеры зашатаются с какими-то решительными намерениями, повязочки суетливо метнутся из стороны в сторону, и все это вдруг пригнется, юркнет в густую чащу початника; наверху не останется ни повязочки, ни султана, и только синие лопасти холостых стеблей
шумят и передвигаются, будто давая кому-то место, будто сговариваясь о секрете и стараясь что-то укрыть от звонкого тростника, вечно шумящего своими болтливыми
листьями.
Вот задрожала осиновая роща;
листья становятся какого-то бело-мутного цвета, ярко выдающегося на лиловом фоне тучи,
шумят и вертятся; макушки больших берез начинают раскачиваться, и пучки сухой травы летят через дорогу.
Вот от лесу как передовой вестник пронесся свежий ветерок, повеял прохладой в лицо путнику,
прошумел по
листьям, захлопнул мимоходом ворота в избе и, вскрутя пыль на улице, затих в кустах.
Погода была прекрасная; солнце сияло и грело, но не пекло; свежий ветер бойко
шумел а зеленых
листьях; по земле, небольшими пятнами, плавно и быстро скользили тени высоких круглых облачков.
— Постой, Галка! — сказал он вдруг, натянув поводья, — вот теперь опять как будто слышу! Да стой ты смирно, эк тебя разбирает! И вправду слышу! Это уж не
лист шумит, это мельничное колесо! Вишь, она, мельница, куда запряталась! Только уж постой! Теперь от меня не уйдешь, тетка твоя подкурятина!
Вокруг него в кустах
шумели воробьи, качались красные гроздья ягод, тихо осыпался жёлтый
лист, иногда прилетала суетливая стайка щеглят клевать вкусные зёрна репья.
Тонкие железные
листы, которыми был покрыт полусгнивший карниз, гнулись и под маленьким телом Бобки и, гнувшись,
шумели; а из-под них на землю потихоньку сыпалась гнилая пыль гнилого карниза.
И опять
шумел в овраге ручей, и лесная глушь звенела тихими голосами: чудесный месяц май! — в нем и ночью не засыпает земля, гонит траву, толкает прошлогодний
лист и живыми соками бродит по деревам, шуршит, пришептывается, гукает по далям.
Ах ты, горе великое,
Тоска-печаль несносная!
Куда бежать, тоску девать?
В леса бежать —
листья шумят,
Листья шумят, часты кусты,
Часты кусты ракитовы.
Пойду с горя в чисто поле,
В чистом поле трава растет,
Цветы цветут лазоревы.
Сорву цветок, совью венок,
Совью венок милу дружку,
Милу дружку на головушку:
«Носи венок — не скидывай,
Терпи горе — не сказывай».
Уже с полудня парило и в отдалении всё погрохатывало; но вот широкая туча, давно лежавшая свинцовой пеленой на самой черте небосклона, стала расти и показываться из-за вершин деревьев, явственнее начал вздрагивать душный воздух, всё сильнее и сильнее потрясаемый приближавшимся громом; ветер поднялся,
прошумел порывисто в
листьях, замолк, опять зашумел продолжительно, загудел; угрюмый сумрак побежал над землею, быстро сгоняя последний отблеск зари; сплошные облака, как бы сорвавшись, поплыли вдруг, понеслись по небу; дождик закапал, молния вспыхнула красным огнем, и гром грянул тяжко и сердито.
Все эти давние, необыкновенные происшествия заменились спокойною и уединенною жизнию, теми дремлющими и вместе какими-то гармоническими грезами, которые ощущаете вы, сидя на деревенском балконе, обращенном в сад, когда прекрасный дождь роскошно
шумит, хлопая по древесным
листьям, стекая журчащими ручьями и наговаривая дрему на ваши члены, а между тем радуга крадется из-за деревьев и в виде полуразрушенного свода светит матовыми семью цветами на небе.
Сверкнула молния; разорванная ею тьма вздрогнула и, на миг открыв поглощённое ею, вновь слилась. Секунды две царила подавляющая тишина, потом, как выстрел, грохнул гром, и его раскаты понеслись над домом. Откуда-то бешено рванулся ветер, подхватил пыль и сор с земли, и всё, поднятое им, закружилось, столбом поднимаясь кверху. Летели соломинки, бумажки,
листья; стрижи с испуганным писком пронизывали воздух, глухо
шумела листва деревьев, на железо крыши дома сыпалась пыль, рождая гулкий шорох.
Гляжу: нет никого, огонек погас, почитай, вовсе, по
листьям дождик
шумит.
Зелёной сетью трав подёрнут спящий пруд,
А за прудом село дымится — и встают
Вдали туманы над полями.
В аллею темную вхожу я; сквозь кусты
Глядит вечерний луч, и жёлтые
листы
Шумят под робкими шагами.
Даже не проснулась вечерняя тишина, не закричала и не заплакала она и не зазвенела тихим звоном своего тонкого стекла — так слаб был шум удалявшихся шагов.
Прошумели и смолкли. И задумалась вечерняя тишина, протянулась длинными тенями, потемнела — и вдруг вздохнула вся шелестом тоскливо взметнувшихся
листьев, вздохнула и замерла, встречая ночь.
Жалобно
листья шумели кругом.
Так, после битвы, во мраке ночном...
Но дале я иду, в мечтанья погружён,
И виснут надо мной полунагие сучья,
А мысли между тем слагаются в созвучья,
Свободные слова теснятся в мерный строй,
И на душе легко, и сладостно, и странно,
И тихо всё кругом, и под моей ногой
Так мягко мокрый
лист шумит благоуханный.
Мы долго сидели у костра; под пеплом бегали огненные змейки,
листья осин слабо
шумели над головой.
Они вышли из дому и через калитку вошли в сад. И на просторе было темно, а здесь, под липами аллеи, не видно было ничего за шаг. Они шли, словно в подземелье Не видели друг друга, не видели земли под ногами, ступали, как в бездну. Пахло сухими
листьями, полуголые вершины деревьев глухо
шумели. Иногда сквозь ветви слабо вспыхивала зарница, и все кругом словно вздрагивало ей в ответ. Сергей молчал.
С утра пошел дождь. Низкие черные тучи бежали по небу, дул сильный ветер. Сад выл и
шумел, в воздухе кружились мокрые желтые
листья, в аллеях стояли лужи. Глянуло неприветливою осенью. На ступеньках крыльца чернела грязь от очищаемых ног, все были в теплой одежде.
Токарев подумал: еще заблудишься тут!.. Лес выл и
шумел под налетавшим вихрем. Желтые
листья и сучки падали на землю. Вдали глухо рокотал гром.
За окном в ночных потемках
шумела буря, какою обыкновенно природа разражается перед грозой. Злобно выл ветер и болезненно стонали гнувшиеся деревья. Одно стекло в окне было заклеено бумагой, и слышно было, как срывавшиеся
листья стучали по этой бумаге.
Бледные осенние тучи бежали по небосклону. Из них сыпался мелкий частый дождь; отдаленные горы и вершины были покрыты как бы серебряною дымкою; ветер то бурливо завывал по ущельям, раскачивая макушки огромных дубов и
шумя последними желто-красными
листами молодого осинника, то взрывал гладкую поверхность реки Волхов, и тогда, пробужденная от своего величественного покоя, разгневанная стихия бурлила и клокотала, как кипяток.
Сам он будто во второй раз потерял сына и овдовел; сын негодует и пылит, что горный поток
шумит, дочка, наслушавшись ужасов, то дрожит, как осиновый
лист, то плачет — что река льется.
Вскоре послышался и дождик: то капал он по
листам мелкою дробью, то лил ведром,
шумя тревогою бунтующего народа.
Юноша продолжал стоять неподвижно на одном месте и даже не замечал, как вокруг него все более и более сгущался ночной сумрак, как
шумели в пустынном парке пожелтевшие
листья деревьев, колеблемые резким осенним ветром.
Бледные осенние тучи бежали по небосклону. Из них сыпался мелкий частый дождь; отдаленные горы и вершины были покрыты как бы серебряной дымкой; ветер то бурливо завывал по ущельям, раскачивая макушки огромных дубов и
шумя последними желто-красными
листами молодого осинника, то взрывал гладкую поверхность реки Волхова, и тогда, пробужденная от своего величественного покоя, разгневанная стихия бурлила и клокотала, как кипяток.
Прохладою дышит
Там ветер вечерний, и в
листьях шумит,
И ветви колышет,
И арфу лобзает… но арфа молчит.
Творения радость,
Настала весна —
И в свежую младость,
Красу и веселье земля убрана.
Ей казалось, что этот ёж, эта голова, обшитая звериною кожей, шевельнулась… вот в ней под нависшею кожей что-то
шумит, подобно движению птицы, шевелящейся в
листьях.