Неточные совпадения
Ошибаться может каждый, ошибки могут быть нелепы, если человек судит о вещах,
чуждых его понятиям; но было бы несправедливо выводить из нелепых промахов Марьи Алексевны, что ее расположение к Лопухову основывалось лишь на этих вздорах: нет, никакие фантазии о богатой невесте и благочестии Филиппа Эгалите ни на минуту не затмили бы ее здравого смысла, если бы в действительных поступках и
словах Лопухова было заметно для нее хотя что-нибудь подозрительное.
Но… когда просыпался, — все улетало, как стая птиц, испуганных приближением охотника. А те концы, которые мне удавалось порой задержать в памяти, оказывались совершенно плохи: в стихах не было размера, в прозе часто недоставало даже грамматического смысла, а
слова стояли с не своим,
чуждым значением…
Перечисляя грехи прошлого и призывая молиться и каяться, он произносит волнующие ныне
слова: «Когда враждой упоены, вы звали
чуждые дружины на гибель русской стороны».
И все чаще спрашивала его, что значит то или другое книжное
слово,
чуждое ей. Спрашивая, она смотрела в сторону, голос ее звучал безразлично. Он догадался, что она потихоньку учится сама, понял ее стыдливость и перестал предлагать ей читать с ним. Скоро она заявила ему...
Слов было немного, но в тоне, которым были произнесены
слова:"ваш друг", заключалась целая поэма. Во всяком случае, в эту минуту в первый раз, но все еще смутно, мелькнула мне мысль, что в «принципах» известной окраски, если даже они залегли в общее миросозерцание в тех
чуждых надменности формах, в каких их воспринял Валерушка, может существовать своего рода трещина, сквозь которую просачивается исключительность и относительно «своих», но менее фаворизированных фортуною.
— В том суть-с, что наша интеллигенция не имеет ничего общего с народом, что она жила и живет изолированно от народа, питаясь иностранными образцами и проводя в жизнь
чуждые народу идеи и представления; одним
словом, вливая отраву и разложение в наш свежий и непочатый организм. Спрашивается: на каком же основании и по какому праву эта лишенная почвы интеллигенция приняла на себя не принадлежащую ей роль руководительницы?
Внушение народу этих
чуждых ему, отжитых и не имеющих уже никакого смысла для людей нашего времени формул византийского духовенства о троице, о божией матери, о таинствах, о благодати и т. п. составляет одну часть деятельности русской церкви; другую часть ее деятельности составляет деятельность поддержания идолопоклонства в самом прямом смысле этого
слова: почитания святых мощей, икон, принесения им жертв и ожидания от них исполнения желаний.
И вдруг снова закружился хоровод
чуждых мыслей, непонятных
слов. Казалось, что они вьются вокруг неё, как вихрь на перекрёстке, толкают её, не позволяя найти прямой путь к человеку, одиноко, сидевшему в тёмном углу, и вот она шатается из стороны в сторону, то подходя к нему, то снова удаляясь в туман непонятного и возбуждающего нудную тоску.
Объединенные восторгом, молчаливо и внимательно ожидающие возвращения из глубины неба птиц, мальчики, плотно прижавшись друг к другу, далеко — как их голуби от земли — ушли от веяния жизни; в этот час они просто — дети, не могут ни завидовать, ни сердиться;
чуждые всему, они близки друг к другу, без
слов, по блеску глаз, понимают свое чувство, и — хорошо им, как птицам в небе.
Бегушев понимал, что в
словах Домны Осиповны была, пожалуй, большая доля правды, только правда эта была из какого-то совершенно иного мира, ему
чуждого, и при этом почему-то, неведомо для него самого, пронесся перед ним образ Натальи Сергеевны.
А.П.». И так и не заметил этой ночи, последней в этой жизни, не простился с нею, не обласкал глазами, не оплакал — вся она прошла в биении переполненного сердца, взрывах ненужных
слов, разрывавших голову, в
чуждой этому дому любви к
чуждому и далекому человеку.
— Ольга, послушай, если хочешь упрекать… о! прости мне; разве мое поведение обнаружило такие мысли? разве я поступал с Ольгой как с рабой? — ты бедна, сирота, — но умна, прекрасна; — в моих
словах нет лести; они идут прямо от души;
чуждые лукавства мои мысли открыты перед тобою; — ты себе же повредишь, если захочешь убегать моего разговора, моего присутствия; тогда-то я тебя не оставлю в покое; — сжалься… я здесь один среди получеловеков, и вдруг в пустыне явился мне ангел, и хочет, чтоб я к нему не приближался, не смотрел на него, не внимал ему? — боже мой! — в минуту огненной жажды видеть перед собою благотворную влагу, которая, приближаясь к губам, засыхает.
Артамонов очень подозрительно вслушивался в
слова дворника, пытаясь уловить в них фальшь, но Тихон говорил, как всегда, тоном человека,
чуждого любопытству.
Одним
словом, если красота в действительности развивается в борьбе с другими стремлениями природы, то и в искусстве красота развивается также в борьбе с другими стремлениями и потребностями человека, ее создающего; если в действительности эта борьба портит или губит красоту, то едва ли менее шансов, что она испортит или погубит ее в произведении искусства; если в действительности прекрасное развивается под влияниями, ему
чуждыми, не допускающими его быть только прекрасным, то и создание художника или поэта развивается множеством различных стремлений, результат которых должен быть таков же.
Несмотря на то что я уже немало прочитал книг, любил читать стихи и сам начинал писать их, — говорил я «своими
словами». Я чувствовал, что они тяжелы, резки, но мне казалось, что только ими я могу выразить глубочайшую путаницу моих мыслей. А иногда я грубил нарочито, из протеста против чего-то
чуждого мне и раздражавшего меня.
Легко думается о чем-то неуловимом
словами,
чуждом всему, что пережито днем.
Слова эти вмиг обратили на него внимание всех. Это был стройный человек, лет тридцати пяти, с длинными черными кудрями. Приятное лицо, исполненное какой-то светлой беззаботности, показывало душу,
чуждую всех томящих светских потрясений; в наряде его не было никаких притязаний на моду: всё показывало в нем артиста. Это был, точно, художник Б., знаемый лично многими из присутствовавших.
У столба остановились двое мастеровых, судя по запачканным копотью лицам, слесарей, и один из них стал читать объявление о борьбе вслух, коверкая
слова. Арбузов услышал свою фамилию, и она прозвучала для него бледным, оборванным,
чуждым, потерявшим всякий смысл звуком, как это бывает иногда, если долго повторяешь подряд одно и то же
слово. Мастеровые узнали атлета. Один из них толкнул товарища локтем и почтительно посторонился. Арбузов сердито отвернулся и, засунув руки в карманы пальто, пошел дальше.
Он произнес вдруг какое-то непонятное
слово, совершенно
чуждое слуху женщины.
При звуке его сухого голоса она, с удивлением, взглянула в лицо ему и стала молча, внимательно слушать его суровые, почти карающие
слова. Он доказывал ей, как развращает ум эта, излюбленная ею, литература, искажающая действительность,
чуждая облагораживающих идей, равнодушная к печальной правде жизни, к желаниям и мукам людей. Голос его резко звучал в тишине леса, и часто в придорожных ветвях раздавался тревожный шорох — кто-то прятался там.
И после них на свете нет следа,
Как от любви поэта безнадежной,
Как от мечты, которой никогда
Он не открыл вниманью дружбы нежной.
И ты, чья жизнь как беглая звезда
Промчалася неслышно между нами,
Ты мук своих не выразишь
словами;
Ты не хотел насмешки выпить яд,
С улыбкою притворной, как Сократ;
И, не разгадан глупою толпою,
Ты умер
чуждый жизни… Мир с тобою!
Это
слово деланное, искусственное, придуманное в кабинете, едва ли не Ломоносовым, а ему, как холмогорцу, не могло быть
чуждым настоящее русское
слово «пазори».
Слово святого костела и тайна конфессионала сделали, с помощию Бога, то, что те лица и даже целые семейства, которые, живя долгие годы в
чуждой среде, оставили в небрежении свой язык и даже национальность, ныне вновь к ним вернулись с раскаянием в своем печальном заблуждении и тем более с сильным рвением на пользу святой веры и отчизны.
Словом сказать, выросли Лиза с Наташей в строгой простоте коренной русской жизни, не испорченной ни
чуждыми быту нашему верованиями, ни противными складу русского ума иноземными новшествами, ни доморощенным тупым суеверием, все порицающим, все отрицающим, о чем не ведали отцы и деды, о чем не писано в старых книгах.
Бровью даже не повела мать Филагрия при
словах Семена Петровича. Хоть иноческая наметка была у нее совсем назад закинута, но в лице ее не заметно было ни малейшего волнения, как будто разговор касался людей, совершенно ей
чуждых.
Но только вступит Достоевский в область мрака, туманов и дождей, — и
чуждый пришелец мгновенно превращается в державного владыку. Каждое
слово его звучит здесь властно и самостоятельно; здесь ему не нужны ни «пейзажи» и «панорамы», ни цитаты.
А может быть, столкнет его судьба с хорошим человеком, — есть они на Руси и в рясах, и в пиджаках, и в посконных рубахах; прожжет его этот человек огненным
словом, ужасом наполнит за его скотскую жизнь и раскроет перед ним новый мир, где легки земные скорби, где молитвенный восторг, свет и бог. И покорно понесет просветленный человек темную свою жизнь. Что она теперь для него?
Чуждое бремя, на короткий только срок возложенное на плечи. Наступит час — и спадет бремя, и придет светлое освобождение.
Синтянина увидала пред собою женщину,
чуждую всего земного, недоступную земным скорбям и радостям, — одним
словом, существо превыше мира и страстей.
И в эту минуту прозвучал далекий и
чуждый голос человека. Он становился все ближе, в нем звучала ласка. Это говорил Магнус. С усилием, содрогаясь от напряжения, Я старался услышать и понять
слова, и вот что Я услышал...
На площади внятнее прогудело опять то же
слово,
чуждое и незнакомое нам;
слово это было «кат».
Я помогал Лаптеву недели две, и во все это время он, как назло, не говорил со мною ни одного
слова об искусстве, а между тем я видел, что он считает меня далеко не
чуждым этому призванию.
Очевидно, что неправильно прилагаемое к
чуждым ему понятиям
слово «жизнь», уклоняясь далее и далее от своего основного значения, в этом значении удалилось от своего центра до того, что жизнь предполагается уже там, где, по нашему понятию, жизни и быть не может. Утверждается подобное тому, что есть такой круг или шар, в котором центр вне его периферии.
Я разделся и с одеждой на руке пошел. Тепло-влажная трава ласкалась ко мне, пахуче обнимала тело, — такое противно-нежное, всему
чуждое, забывшее и свет и воздух. Обнимала, звала куда-то. Настойчиво говорила что-то, чего недостойно вместить человеческое
слово, чего не понять мозгу, сдавленному костяными покрышками.
В ответ звучали мертвые,
чуждые мне теперь
слова, а зеленоватые глаза с изучающим вниманием смотрели на меня. И все больше в них проступало жесткое презрение. Как будто шел человек к спешной, нужной цели, а другой пристает к нему: как это люди ходят? Почему? Почему мы вот идем на двух ногах и не падаем?
Ты рассказывал мне о России, как о земле, тебе
чуждой; но родина отзывалась в
словах твоих.
Вот самые существенные
слова Бёме о Христе и Адаме: «Уразумейте, что природа человека должна сохраниться и что Бог не отвергает ее всю для того, чтобы новый и
чуждый человек возник из старого; он должен возникнуть из природы и свойств Адама и из природы и свойств Бога во Христе, дабы человек стал Адамом-Христом и Христос — Христом-Адамом, — Человекобог и Богочеловек (курсив мой)» [См. там же, т. V, с. 420.].
— Домой! К мужу! — повторила она, и чем-то совершенно
чуждым прозвучали для нее эти
слова.
Вопрос хотя не злободневный, в строгом смысле этого
слова, но не
чуждый современности.