Неточные совпадения
Константин Левин заглянул в
дверь и увидел, что говорит с огромной шапкой волос молодой человек в поддевке, а молодая рябоватая женщина, в шерстяном платье без рукавчиков и воротничков, сидит на диване. Брата не видно было. У Константина больно сжалось сердце при мысли о том, в среде каких
чужих людей живет его брат. Никто не услыхал его, и Константин, снимая калоши, прислушивался к тому, что говорил господин в поддевке. Он говорил о каком-то предприятии.
Но
дверь уже отворялась более чем десять раз, и каждый раз это был или запоздавший гость или гостья, присоединявшиеся к кружку званых, направо, или зрительница, обманувшая или умилостивившая полицейского офицера, присоединявшаяся к
чужой толпе налево.
Атвуд взвел, как курок, левую бровь, постоял боком у
двери и вышел. Эти десять минут Грэй провел, закрыв руками лицо; он ни к чему не приготовлялся и ничего не рассчитывал, но хотел мысленно помолчать. Тем временем его ждали уже все, нетерпеливо и с любопытством, полным догадок. Он вышел и увидел по лицам ожидание невероятных вещей, но так как сам находил совершающееся вполне естественным, то напряжение
чужих душ отразилось в нем легкой досадой.
По той же стене, где была кровать, у самых
дверей в
чужую квартиру, стоял простой тесовый стол, покрытый синенькою скатертью; около стола два плетеных стула.
Думалось трезво и даже удовлетворенно, — видеть такой жалкой эту давно
чужую женщину было почти приятно. И приятно было слышать ее истерический визг, — он проникал сквозь
дверь. О том, чтоб разорвать связь с Варварой, Самгин никогда не думал серьезно; теперь ему казалось, что истлевшая эта связь лопнула. Он спросил себя, как это оформить: переехать завтра же в гостиницу? Но — все и всюду бастуют…
Но под этой неподвижностью таилась зоркость, чуткость и тревожность, какая заметна иногда в лежащей, по-видимому покойно и беззаботно, собаке. Лапы сложены вместе, на лапах покоится спящая морда, хребет согнулся в тяжелое, ленивое кольцо: спит совсем, только одно веко все дрожит, и из-за него чуть-чуть сквозит черный глаз. А пошевелись кто-нибудь около, дунь ветерок, хлопни
дверь, покажись
чужое лицо — эти беспечно разбросанные члены мгновенно сжимаются, вся фигура полна огня, бодрости, лает, скачет…
— Ты ехал к себе, в бабушкино гнездо, и не постыдился есть всякую дрянь. С утра пряники! Вот бы Марфеньку туда: и до свадьбы и до пряников охотница. Да войди сюда, не дичись! — сказала она, обращаясь к
двери. — Стыдится, что ты застал ее в утреннем неглиже. Выйди, это не
чужой — брат.
Он хотел броситься обнимать меня; слезы текли по его лицу; не могу выразить, как сжалось у меня сердце: бедный старик был похож на жалкого, слабого, испуганного ребенка, которого выкрали из родного гнезда какие-то цыгане и увели к
чужим людям. Но обняться нам не дали: отворилась
дверь, и вошла Анна Андреевна, но не с хозяином, а с братом своим, камер-юнкером. Эта новость ошеломила меня; я встал и направился к
двери.
— Ничего… Собирается ехать на свою мельницу. Да, еще есть новость, Василий Назарыч… Сегодня видел доктора, он едет в Париж. На днях получил телеграмму от Зоси; она ему телеграфирует, что Половодов застрелился. Его давно разыскивали по Европе по делу о конкурсе, но он ловко скрывался под
чужими именами, а в Париже полиция его и накрыла: полиция в
двери, а он пулю в лоб… Теперь Зося вызывает доктора в Париж; она хлопочет о разводе.
Его попросили выйти опять в «ту комнату». Митя вышел хмурый от злобы и стараясь ни на кого не глядеть. В
чужом платье он чувствовал себя совсем опозоренным, даже пред этими мужиками и Трифоном Борисовичем, лицо которого вдруг зачем-то мелькнуло в
дверях и исчезло. «На ряженого заглянуть приходил», — подумал Митя. Он уселся на своем прежнем стуле. Мерещилось ему что-то кошмарное и нелепое, казалось ему, что он не в своем уме.
— Осел, и дверь-то не запер, — в каком виде
чужие люди застают! стыдился бы, свинья ты этакая! — только и нашлась сказать Марья Алексевна.
Всё болело; голова у меня была мокрая, тело тяжелое, но не хотелось говорить об этом, — всё кругом было так странно: почти на всех стульях комнаты сидели
чужие люди: священник в лиловом, седой старичок в очках и военном платье и еще много; все они сидели неподвижно, как деревянные, застыв в ожидании, и слушали плеск воды где-то близко. У косяка
двери стоял дядя Яков, вытянувшись, спрятав руки за спину. Дед сказал ему...
Панталеоне почел за лучшее запереть наружную
дверь кондитерской, как бы кто
чужой не вошел — благо, пора стояла ранняя.
Было смешно смотреть, как он липнет к покупательнице, и, чтобы не смеяться, я отворачивался к стеклу
двери. Но неодолимо тянуло наблюдать за продажей, — уж очень забавляли меня приемы приказчика, и в то же время я думал, что никогда не сумею так вежливо растопыривать пальцы, так ловко насаживать башмаки на
чужие ноги.
И все те же и те же иллюзии повторялись и мучили его. Варвара, тешась над Передоновым, иногда подкрадывалась к
дверям той горницы, где сидел Передонов, и оттуда говорила
чужими голосами. Он ужасался, подходил тихонько, чтобы поймать врага, — и находил Варвару.
«
Чужими словами говорят», — отметил Кожемякин, никем не замечаемый, найдя, наконец, место для себя, в углу, между
дверью в другую комнату и шкафом с посудою. Сел и, вслушиваясь в кипучий шум речей, слышал всё знакомые слова.
— Прощай,
чужая жена — моя погибелюшка, — проговорил он, поклонился низко-низко и пошел к
дверям.
Дверь из сеней в палату была отворена. Иван Дмитрич, лежа на кровати и приподнявшись на локоть, с тревогой прислушивался к
чужому голосу и вдруг узнал доктора. Он весь затрясся от гнева, вскочил и с красным, злым лицом, с глазами навыкате, выбежал на середину палаты.
Они проходят по террасе в
дверь отеля, точно люди с картин Гогарта: [Гогарт Вильям (1697–1764) — английский художник, в картинах которого проявились острая наблюдательность, тонкое понимание натуры и склонность к сатире.] некрасивые, печальные, смешные и
чужие всему под этим солнцем, — кажется, что всё меркнет и тускнеет при виде их.
Мне хочется спросить: «Значит, на похоронах у меня не будешь?» Но она не глядит на меня, рука у нее холодная, словно
чужая. Я молча провожаю ее до
дверей… Вот она вышла от меня, идет по длинному коридору, не оглядываясь. Она знает, что я гляжу ей вслед, и, вероятно, на повороте оглянется.
Сын пошёл к
двери, склонив голову набок, неся её, как
чужую, а отец, глядя на него, утешал себя...
От ворот до
дверей конторы потянется гусем длинный ряд каких-то
чужих людей со звериными лицами, в лохмотьях, озябших, голодных и уже пьяных, поминающих хриплыми голосами матушку-благодетельницу Анну Акимовну и ее родителей; задние будут напирать на передних, а передние — браниться нехорошими словами.
И только насилу перед самым утром, с этими нелегкими мыслями, у себя в кабинете в кресле задремал, как вдруг слышу в передней возле
двери шум и пререкание, жена кого-то упрашивает повременить, говорит, что я только сейчас заснул; а тот,
чужой голос, настаивает, чтобы тотчас разбудить и точно как будто имя государя мне послышалось.
Зафиру Сашка что-то прошептал.
Зафир кивнул курчавой головою,
Блеснул, как рысь, очами, денег взял
Из белой ручки черною рукою;
Он долго у
дверей еще стоял
И говорил всё время, по несчастью,
На языке
чужом, и тайной страстью
Одушевлен казался. Между тем,
Облокотись на стол, задумчив, нем,
Герой печальный моего рассказа
Глядел на африканца в оба глаза.
От нечего делать он забежал с другой стороны и посмотрел чрез открытую
дверь чужой ложи на противоположную сторону.
Саша. С генеральшей уж так и сяк, ну а с
чужой женой?! Низко, грешно… Не ожидала я от тебя такой подлости! Бог тебя накажет, бессовестный человек! (Идет к
двери.)
Конечно, никого
чужого не было в этом саду, да и не могло быть, так как единственная калитка в заборе давно уже была наглухо заколочена и попасть в сад можно было только через дом, — а в дом никого не впускали крепко запертые наружные
двери. Никого не видели печальные очи пленной молодой госпожи. Только резкие тени неподвижно лежали на песке расчищенных дорожек, да деревья с блеклою от зноя листвою изнывали в неподвижном безмолвии завороженной своей жизни, да цветы благоухали пряным и раздражающим ароматом.
Я осторожно выбралась из дортуара, бесшумно сбежала с лестницы и очутилась на темной площадке — перед
дверью подвального помещения. Здесь я перевела дух и, осенив себя широким крестом, вошла в длинную, неуютную комнату, освещенную дрожащим светом ночника, где стояло не меньше сорока кроватей. Обитательницы подвала крепко спали. Но риск оставался, ведь каждую минуту любая из них могла проснуться и, обнаружив здесь
чужого человека, заподозрить меня в чем только ни вздумается…
Судя по скромным домикам, улица эта была не из главных, и жители, видимо, не стеснялись любопытными
чужими взорами, предоставляя кому угодно смотреть сквозь раскрытые
двери на то, что делалось внутри.
Разбитной Матрене с начала болезни Марка Данилыча было велено ложиться у
дверей его спальни, и она исправно исполняла этот приказ, но теперь не утерпела — и тоже в кухню пошла побалясничать с глухой Степановной, порасспросить ее про
чужую сторону и «про людей неведомых».
Что-то говорило одинокой девушке, что другая такая же одинокая молоденькая душа тоскует здесь, у нее, вдали от шумных людей, безучастных к
чужому горю… С далеко не свойственной ей порывистостью она распахнула стремительно
дверь своего кабинета…
Глафира подошла скорыми шагами к
двери, быстро отмахнула ее одним движением, но отмахнула не без труда и не без усилия, потому что за
дверью цепко держался за ручку и наконец вылетел на средину комнаты… кто?.. Как назвать это лицо? Глафира отступила два шага назад. Вместо Жозефа пред ней стоял…
чужой человек, брюнет, с лицом, тщательно закрытым ладонями.
Павел Николаевич не успел опомниться, как Форов отмахнул пред ним настежь
дверь и, держа в другой руке свою палку, которая «
чужих бьет», сказал...
Юля (одна). Спит, должно быть… (Садится на лавочку под окном и глубоко вздыхает.) Одни спят, другие гуляют, а я целый день мыкаюсь, мыкаюсь… не посылает бог смерти. (Вздыхает еще глубже.) Господи, есть же такие глупые люди, как этот Вафля! Еду я сейчас мимо его амбара, а из
дверей черненький поросеночек выходит… Вот как порвут ему свиньи
чужие мешки, тогда и будет знать…
Наша деревня с каждым днем разрушалась. Фанзы стояли без
дверей и оконных рам, со многих уже сняты были крыши; глиняные стены поднимались среди опустошенных дворов, усеянных осколками битой посуды. Китайцев в деревне уже не было. Собаки уходили со дворов, где жили теперь
чужие люди, и — голодные, одичалые — большими стаями бегали по полям.
Я придумал, как можно подпереть изнутри мою
дверь, но только что стал это подстроивать, как вдруг неожиданно, перед самыми глазами моими, моя циновка распахнулась, и ко мне не взошел, а точно
чужою сильною рукою был вброшен весь закутанный человек. Он как впал ко мне, так обвил мою шею и замер, простонав отчаянным голосом...
— Намедни на работе был, прихожу домой:
дверь изнутри на засов заперта, окно высадили. Топор скрали, недоуздок, хомут… С кого спросишь? До
чужого никому дела нет. А сам нешто доглядишь? Все один. А двадцать-то рублей в год на подани отдай. На то не глядят, что борода чалая. Под окошко батожком: стук, стук! «Дедушка Афанасий, неси подань!..»
— Нет, я не смеюсь, — отвечал Ермий. — Я здесь всем
чужой человек и пришел издалека для беседы с тобою. Свет твоей лампы привлек меня к твоей
двери, и я прошу приюта.
— Как на что? А они ночью по
чужим амбарам ходят, хлеб таскают к хозяину; как в каком амбаре
дверь без креста, хоть на пяти запорах будь, пролезут… — Донька помолчала. — Раз я их сама слышала, курдушей этих, — проговорила она с медленною улыбкою. — Иду ночью через Дернополье, а они у лавочника в амбаре: у-уу! у-уу!.. Воют. Есть, значит, просят. Так вот тоже, бывает, дворные воют!
— А кто ж их знает! Ведь их не увидишь… Один-то раз тетка Матрена подглядела; пошла она с Иваном Левоновым в амбар к нему, мучицы насыпать; отперла
дверь, а из закрома какой-то черненький выскочил и — в нору; вроде как бы кошка, только подлиннее и с бородкой. Значит, схоронился от
чужого глаза.
Растерянная и смущенная Даша, при виде всей этой картины, поняла только, что она, очевидно, попала в
чужую спальню и, желая, как можно скорее, исправить свою ошибку, поспешно схватилась за ручку
двери.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в
дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот
чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
Однако он не интересуется. Не такой был солдат… Чего тут дождешься? Капустным комендантом назначат, косу отпусти, да на девок покрикивай. Кабы не Таня, магнит румяный, да не королевич, — давно бы он по лисьим кочкам домой подался: своя
дверь — как гусли скрипит,
чужая — собакой рычит.
В ту минуту, как
дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно
чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком.
Когда поздний ночью он звонил у своих
дверей, первым звуком после колокольчика был звонкий собачий лай, в котором слышались и боязнь
чужого и радость, что это идет свой. Потом доносилось шлепанье калош и скрип снимаемого крючка.
И, идя мыслью дальше, назад, вспомнил милый револьвер в кармане — двухдневную погоню — плоскую
дверь без ручки, и как он искал звонка, и как вышел опухший лакей, еще не успевший натянуть фрака, в одной ситцевой грязной рубашке, и как он вошел с хозяйкой в белый зал и увидел этих трех
чужих.
И когда остался один, без револьвера, который носил столько лет, с полуоткрытой
дверью, в которую неслись издали
чужие, незнакомые голоса и тихое позвякивание шпор, — почувствовал он всю громаду бремени, которое взвалил на плечи свои. Тихо прошелся по комнате и, обратясь лицом в сторону, где должны были находиться те, произнес...