Неточные совпадения
Вбежав в болото, Ласка тотчас же среди знакомых ей
запахов кореньев, болотных трав, ржавчины и чуждого
запаха лошадиного помета
почувствовала рассеянный
по всему этому месту
запах птицы, той самой пахучей птицы, которая более всех других волновала ее.
Говор народа, топот лошадей и телег, веселый свист перепелов, жужжание насекомых, которые неподвижными стаями вились в воздухе,
запах полыни, соломы и лошадиного пота, тысячи различных цветов и теней, которые разливало палящее солнце
по светло-желтому жнивью, синей дали леса и бело-лиловым облакам, белые паутины, которые носились в воздухе или ложились
по жнивью, — все это я видел, слышал и
чувствовал.
Проводив ее,
чувствуя себя больным от этой встречи, не желая идти домой, где пришлось бы снова сидеть около Инокова, — Самгин пошел в поле. Шел
по тихим улицам и думал, что не скоро вернется в этот город, может быть — никогда. День был тихий, ясный, небо чисто вымыто ночным дождем, воздух живительно свеж, рыжеватый плюш дерна источал вкусный
запах.
По всем комнатам еще
пахло нафталином, и Аграфена Петровна и Корней — оба
чувствовали себя измученными и недовольными и даже поссорились вследствие уборки вещей, употребление которых, казалось, состояло только в том, чтобы их развешивать, сушить и прятать.
Она совсем онемела, редко скажет слово кипящим голосом, а то целый день молча лежит в углу и умирает. Что она умирала — это я, конечно,
чувствовал, знал, да и дед слишком часто, назойливо говорил о смерти, особенно
по вечерам, когда на дворе темнело и в окна влезал теплый, как овчина, жирный
запах гнили.
И она сознавала, что гордая «пани» смиряется в ней перед конюхом-хлопом. Она забывала его грубую одежду и
запах дегтя, и сквозь тихие переливы песни вспоминалось ей добродушное лицо, с мягким выражением серых глаз и застенчиво-юмористическою улыбкой из-под длинных усов.
По временам краска гнева опять приливала к лицу и вискам молодой женщины: она
чувствовала, что в борьбе из-за внимания ее ребенка она стала с этим мужиком на одну арену, на равной ноге, и он, «хлоп», победил.
Отвратительный клеевой
запах и пар разнеслись
по всей комнате; но молодые люди ничего этого не
почувствовали и начали склеивать листы бумаги для задних занавесов и декораций.
Чем выше все они стали подниматься
по лестнице, тем
Паша сильнее начал
чувствовать запах французского табаку, который обыкновенно нюхал его дядя. В высокой и пространной комнате, перед письменным столом, на покойных вольтеровских креслах сидел Еспер Иваныч. Он был в колпаке, с поднятыми на лоб очками, в легоньком холстинковом халате и в мягких сафьянных сапогах. Лицо его дышало умом и добродушием и напоминало собою несколько лицо Вальтер-Скотта.
Москва оживила его. Еще верст за шесть, подходя к ней
по Дмитровке и обоняя тот особый
запах, который присущ подмосковной окрестности, он
почувствовал неудержимый восторг.
Он ходил
по комнате, садился за стол, брал лист бумаги, чертил на нем несколько строк — и тотчас их вымарывал… Вспоминал удивительную фигуру Джеммы, в темном окне, под лучами звезд, всю развеянную теплым вихрем; вспоминал ее мраморные руки, подобные рукам олимпийских богинь,
чувствовал их живую тяжесть на плечах своих… Потом он брал брошенную ему розу — и казалось ему, что от ее полузавядших лепестков веяло другим, еще более тонким
запахом, чем обычный
запах роз…
Но странная власть ароматов! От нее Александров никогда не мог избавиться. Вот и теперь: его дама говорила так близко от него, что он
чувствовал ее дыхание на своих губах. И это дыхание… Да… Положительно оно
пахло так, как будто бы девушка только что жевала лепестки розы. Но
по этому поводу он ничего не решился сказать и сам
почувствовал, что хорошо сделал. Он только сказал...
Видеть шалопайство вторгающимся во все жизненные отношения, нюхающим, чем;
пахнет в человеческой душе, читающим
по складам в человеческом сердце, и
чувствовать, что наболевшее слово негодования не только не жжет ничьих сердец, а, напротив, бессильно замирает на языке, — разве может существовать более тяжелое, более удручающее зрелище?
Как будто с нее сняли все покровы до последнего и всенародно вывели ее обнаженною; как будто все эти подлые дыхания, зараженные
запахами вина и конюшни, разом охватили ее; как будто она на всем своем теле
почувствовала прикосновение потных рук, слюнявых губ и блуждание мутных, исполненных плотоядной животненности глаз, которые бессмысленно скользят
по кривой линии ее обнаженного тела, словно требуют от него ответа: что такое «la chose»?
На дворе выл ветер и крутилась мартовская мокрая метелица, посылая в глаза целые ливни талого снега. Но Порфирий Владимирыч шел
по дороге, шагая
по лужам, не
чувствуя ни снега, ни ветра и только инстинктивно
запахивая полы халата.
А послав его к Палаге, забрался в баню, влез там на полок, в тёмный угол, в сырой
запах гниющего дерева и распаренного листа берёзы. Баню не топили всего с неделю времени, а пауки уже заткали серыми сетями всё окно, развесили петли свои
по углам. Кожемякин смотрел на их работу и
чувствовал, что его сердце так же крепко оплетено нитями немых дум.
Старик был неаккуратно одет, и на груди, и на коленях у него был сигарный пепел; по-видимому, никто не чистил ему ни сапог, ни платья. Рис в пирожках был недоварен, от скатерти
пахло мылом, прислуга громко стучала ногами. И старик, и весь этот дом на Пятницкой имели заброшенный вид, и Юлии, которая это
чувствовала, стало стыдно за себя и за мужа.
Я разом проглотил оба номера, и скажу вам: двойственное чувство овладело мной
по прочтении. С одной стороны, в душе — музыка, с другой — как будто больше чем следует в ретираде замечтался. И, надо откровенно сознаться, последнее из этих чувств, кажется, преобладает.
По крайней мере, даже в эту минуту я все еще
чувствую, что
пахнет, между тем как музыки уж давным-давно не слыхать.
Выедет Ульяна Петровна за город,
пахнет на нее с Днепра вечной свежестью, и она вдруг оживится,
почувствовав ласкающее дыхание свободной природы, но влево пробежит
по зеленой муравке серый дымок, раздастся взрыв саперной мины, или залп ружей в летних бараках — и Ульяна Петровна вся так и замрет.
Нору, в которой живет лиса с лисятами, узнать нетрудно всякому сколько-нибудь опытному охотнику: лаз в нее углажен и на его боках всегда есть волосья и пух от влезанья и вылезанья лисы; если лисята уже на возрасте, то не любят сидеть в подземелье, а потому место кругом норы утолочено и даже видны лежки и тропинки,
по которым отбегают лисята на некоторое расстояние от норы; около нее валяются кости и перья, остающиеся от птиц и зверьков, которых приносит мать на пищу своим детям, и, наконец, самый верный признак — слышен сильный и противный
запах, который всякий
почувствует, наклонясь к отверстию норы.
А иногда они плясали на месте, с каменными лицами, громыхая своими пудовыми сапогами и распространяя
по всей пивной острый соленый
запах рыбы, которым насквозь пропитались их тела и одежды. К Сашке они были очень щедры и подолгу не отпускали от своих столов. Он хорошо знал образ их тяжелой, отчаянной жизни. Часто, когда он играл им, то
чувствовал у себя в душе какую-то почтительную грусть.
От полковника
пахло каким-то спиртом, потом и скверным табаком, Судя
по блеску его глаз, он, должно быть, часто раздражался, и Полканов, воображая его раздражённым,
почувствовал отвращение к этому старику.
Голова Меркулова опять падает вниз, чуть не касаясь колен, и опять Меркулов просыпается с приторным, томящим ощущением в груди. «Никак, я вздремал? — шепчет он в удивлении. — Вот так штука!» Ему страшно жаль только что виденной черной весенней дороги,
запаха свежей земли и нарядного отражения прибрежных ветел в гладком зеркале речки. Но он боится спать и, чтобы ободриться, опять начинает ходить
по казарме. Ноги его замлели от долгого сидения, и при первых шагах он совсем не
чувствует их.
На другой день часов еще с семи он начал хлопотать
по Приказу, чтобы все бумаги
по делу Костыревой были исполнены, и когда они, при его собственных глазах, отправлены уже были на почту, ему вдруг подали маленькую записочку.
Почувствовав от нее
запах духов, Иосаф побледнел. Слишком памятным для него почерком в ней было написано...
Студент. Ну их к богу! В грязи сам замараешься. Зуботыковы пускай сами
по себе услаждаются, и мы сами
по себе. На каждом шагу ведь не станешь протестовать, а только
чувствуешь, что слабеет негодование. Мужики вон
пашут с четырех часов, а тут до двенадцати чай пьют. Ведь как же с этим помириться?
Становиха сняла со стены большой ключ и повела своих гостей через кухню и сени во двор. На дворе было темно. Накрапывал мелкий дождь. Становиха пошла вперед. Чубиков и Дюковский зашагали за ней
по высокой траве, вдыхая в себя
запахи дикой конопли и помоев, всхлипывавших под ногами. Двор был большой. Скоро кончились помои, и ноги
почувствовали вспаханную землю. В темноте показались силуэты деревьев, а между деревьями — маленький домик с покривившеюся трубой.
Файбиш придержал лошадей, осмотрелся кругом, привстал на санях и вдруг круто, без дороги свернул направо. Лошади увязли
по брюхо в снегу, мотая головами и фыркая, и Цирельман услышал теплый, едкий
запах конского пота. Старый актер совсем не мог теперь представить себе места,
по которому ехал. Он
чувствовал себя бессильным и покорным, во власти сидевшего впереди, знакомого и в то же время чужого, непонятного, страшного человека.
И так мне стало, господа, приятно: ночь тихая, претихая, только изредка ветерок словно женской ручкой
по щеке тебе проведет, свежо таково; сено
пахнет, что твой чай, на яблонях кузнечики потрюкивают; там вдруг перепел грянет — и
чувствуешь ты, что и ему, канашке, хорошо, в росе-то с подружкой сидючи…
Но вот
пахнуло сыростью; почтальон глубже ушел в воротник, и студент
почувствовал, как неприятный холод пробежал сначала около ног, потом
по тюкам,
по рукам,
по лицу.
Александра Михайловна стала раздеваться. Еще сильнее
пахло удушливою вонью, от нее мутилось в голове. Александра Михайловна отвернула одеяло, осторожно сдвинула к стене вытянувшуюся ногу папиросницы и легла. Она лежала и с тоскою
чувствовала, что долго не заснет. От папиросницы
пахло селедкою и застарелым, грязным потом;
по зудящему телу ползали клопы, и в смутной полудремоте Александре Михайловне казалось — кто-то тяжелый, липкий наваливается на нее, и давит грудь, и дышит в рот спертою вонью.
Силоамский побежал вверх
по крутым ступенькам лестницы и отворил дверь. Когда Теркин проходил мимо, на него
пахнуло водкой. Но он уже не
чувствовал ни злобы, ни неловкости от этой встречи. Вся история с его наказанием представлялась ему в туманной дали. Не за себя, а скорее за отца могло ему сделаться больно, если б в нем разбередили память о тех временах. Бывший писарь был слишком теперь жалок и лакейски низмен… Вероятно, и остальные «вороги» Ивана Прокофьича показались бы ему в таком же роде.
Настало утро, такое же серое и безрадостное. Мои часы, поставленные мною
по расположению Плеяд, показали девять. Голод все ожесточался и мучил меня неимоверно: я уже не
чувствовал ни томящего
запаха яств и никакого воспоминания о вкусе пищи, а у меня просто была голодная боль: мой пустой желудок сучило и скручивало, как веревку, и причиняло мне мучения невыносимые.
Рядом с ним сидел согнувшись какой-то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала
по крепкому
запаху пòта, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что-то делал в темноте с своими ногами и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он
чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.