Неточные совпадения
Трехпалая кисть его руки, похожая на рачью клешню, болталась над столом, возбуждая
чувство жуткое и брезгливое. Неприятно было видеть плоское да еще стертое сумраком лицо и на нем трещинки, в которых неярко светились хмельные глаза. Возмущал самоуверенный тон, возмущало явное презрение к
слушателям и покорное молчание их.
Он читал громко и внятно, но останавливался вовсе не на запятых и далеко, кажется, не понимал, что читает; а равно и
слушатели его, если и понимали, то совершенно не то, что там говорилось, а каждый — как ближе подходило к его собственным
чувствам; крестились все двуперстным крестом; на клиросах по временам пели: «Богородицу», «Отче наш», «Помилуй мя боже!».
Иногда, растроганный своею речью, поддаваясь напору доброго
чувства к людям, он чуть не плакал — это действовало на
слушателей, они, конфузливо усмехаясь, смотрели на него ласково, а дядя Марк одобрительно посмеивался, весь в дыму.
Каждый день, в течение нескольких часов, быть обязательным
слушателем длинноухих речей и не иметь права заткнуть уши, убежать, плюнуть или иным образом выразить свои
чувства, — как хотите, а такое положение может навести на мысль о самоубийстве.
Я должен вам признаться, милые
слушатели, что Борис Петрович — боялся смерти!..
чувство, равно свойственное человеку и собаке, вообще всем животным… но дело в том, что смерть Борису Петровичу казалась ужаснее, чем она кажется другим животным, ибо в эти минуты тревожная душа его, обнимая все минувшее, была подобна преступнику, осужденному испанской инквизицией упасть в колючие объятия мадоны долорозы (madona dolorosa), этого искаженного, богохульного, страшного изображения святейшей святыни…
Нет,
слушатели! тут есть причина: их вельможность, пан подпрапорный, были человек доброй души и благодетельных
чувств.
Если вы идете по грязному переулку с своим приятелем, не смотря себе под ноги, и вдруг приятель предупреждает вас: «Берегитесь, здесь лужа»; если вы спасаетесь его предостережением от неприятного погружения в грязь и потом целую неделю — куда ни придете — слышите восторженные рассказы вашего приятеля о том, как он спас вас от потопления, — то, конечно, вам забавен пафос приятеля и умиление его
слушателей; но все же
чувство благодарности удерживает вас от саркастических выходок против восторженного спасителя вашего, и вы ограничиваетесь легким смехом, которого не можете удержать, а потом стараетесь (если есть возможность) серьезно уговорить приятеля — не компрометировать себя излишнею восторженностью…
Другие, напротив, именно отличаются уменьем изображать предметы и так прекрасно их описывают, что они представляются
слушателям как живые и вследствие того легко возбуждают в душе их глубокое
чувство.
При наших же стихотворных чтениях нередко с грустью думал я: умрет Державин, этот великий лирический талант, и все читаемое теперь мною, иногда при нескольких
слушателях, восхищающихся из уважения к прежним произведениям писателя или из
чувств родственных и дружеских, — все будет напечатано для удовлетворения праздного любопытства публики, между тем как не следует печатать ни одной строчки.
До сих пор еще ни один
слушатель не поинтересовался узнать, кто сочинил те песни, которые она поет с таким
чувством.
То приятно осклабясь, то выражая на своем лице
чувство радости, горя, восторга, безнадежности, словом, то, что домогалась произвести на
слушателя музыка сиятельного композитора, Гурьев с напряженным, ненасытным, казалось, вниманием выслушивал длиннейшие произведения графа.
В тоне его голоса было столько веры и
чувства, что
слушатели прослезились.
Вот там, у Воскресенских ворот, в темно-кирпичном здании, где аудитория на тысячу человек, на одной публичной лекции — он только что поступил в студенты — его охватило впервые
чувство духовной связи со всей массой слушателей-мужчин и женщин, молодежи и пожилых людей, когда вся аудитория, взволнованная и увлеченная, захлопала лектору.
Затрудняюсь объяснить, чем заслужил я это, но большинство приходящих относятся ко мне с
чувством глубочайшего почтения, даже преклонения, и только немногие являются с целью спора, всегда, впрочем, имеющего умеренный и приличный характер. Обычно я усаживаюсь посредине комнаты, в мягком и глубоком кресле, предоставленном мне на этот случай г. начальником,
слушатели же тесно окружают меня, и некоторые наиболее экзальтированные юноши и девицы усаживаются у моих ног.