Неточные совпадения
Всё, что она видела, подъезжая к дому и проходя через него, и теперь
в своей комнате, всё производило
в ней впечатление изобилия и щегольства и той новой европейской роскоши, про которые она
читала только
в английских
романах, но никогда не видала еще
в России и
в деревне.
Я помню, что
в продолжение ночи, предшествовавшей поединку, я не спал ни минуты. Писать я не мог долго: тайное беспокойство мною овладело. С час я ходил по комнате; потом сел и открыл
роман Вальтера Скотта, лежавший у меня на столе: то были «Шотландские пуритане»; я
читал сначала с усилием, потом забылся, увлеченный волшебным вымыслом… Неужели шотландскому барду на том свете не платят за каждую отрадную минуту, которую дарит его книга?..
Иные из них
читали роман, засунув его
в большие листы разбираемого дела, как бы занимались они самым делом, и
в то же время вздрагивая при всяком появленье начальника.
Желая чем-нибудь занять время, он сделал несколько новых и подробных списков всем накупленным крестьянам,
прочитал даже какой-то том герцогини Лавальер, [«Герцогиня Лавальер» —
роман французской писательницы С. Жанлис (1746–1830).] отыскавшийся
в чемодане, пересмотрел
в ларце разные находившиеся там предметы и записочки, кое-что перечел и
в другой раз, и все это прискучило ему сильно.
Чичиков никогда не чувствовал себя
в таком веселом расположении, воображал себя уже настоящим херсонским помещиком, говорил об разных улучшениях: о трехпольном хозяйстве, о счастии и блаженстве двух душ, и стал
читать Собакевичу послание
в стихах Вертера к Шарлотте, [Вертер и Шарлотта — герои сентиментального
романа И.-В.
Ей рано нравились
романы;
Они ей заменяли всё;
Она влюблялася
в обманы
И Ричардсона и Руссо.
Отец ее был добрый малый,
В прошедшем веке запоздалый;
Но
в книгах не видал вреда;
Он, не
читая никогда,
Их почитал пустой игрушкой
И не заботился о том,
Какой у дочки тайный том
Дремал до утра под подушкой.
Жена ж его была сама
От Ричардсона без ума.
Теперь с каким она вниманьем
Читает сладостный
роман,
С каким живым очарованьем
Пьет обольстительный обман!
Счастливой силою мечтанья
Одушевленные созданья,
Любовник Юлии Вольмар,
Малек-Адель и де Линар,
И Вертер, мученик мятежный,
И бесподобный Грандисон,
Который нам наводит сон, —
Все для мечтательницы нежной
В единый образ облеклись,
В одном Онегине слились.
Ужель та самая Татьяна,
Которой он наедине,
В начале нашего
романа,
В глухой, далекой стороне,
В благом пылу нравоученья
Читал когда-то наставленья,
Та, от которой он хранит
Письмо, где сердце говорит,
Где всё наруже, всё на воле,
Та девочка… иль это сон?..
Та девочка, которой он
Пренебрегал
в смиренной доле,
Ужели с ним сейчас была
Так равнодушна, так смела?
Он иногда
читает Оле
Нравоучительный
роман,
В котором автор знает боле
Природу, чем Шатобриан,
А между тем две, три страницы
(Пустые бредни, небылицы,
Опасные для сердца дев)
Он пропускает, покраснев,
Уединясь от всех далеко,
Они над шахматной доской,
На стол облокотясь, порой
Сидят, задумавшись глубоко,
И Ленский пешкою ладью
Берет
в рассеянье свою.
Но те, которым
в дружной встрече
Я строфы первые
читал…
Иных уж нет, а те далече,
Как Сади некогда сказал.
Без них Онегин дорисован.
А та, с которой образован
Татьяны милый идеал…
О много, много рок отъял!
Блажен, кто праздник жизни рано
Оставил, не допив до дна
Бокала полного вина,
Кто не дочел ее
романаИ вдруг умел расстаться с ним,
Как я с Онегиным моим.
Вдруг получил он
в самом деле
От управителя доклад,
Что дядя при смерти
в постеле
И с ним проститься был бы рад.
Прочтя печальное посланье,
Евгений тотчас на свиданье
Стремглав по почте поскакал
И уж заранее зевал,
Приготовляясь, денег ради,
На вздохи, скуку и обман
(И тем я начал мой
роман);
Но, прилетев
в деревню дяди,
Его нашел уж на столе,
Как дань, готовую земле.
Вожеватов. Да
в чем моя близость! Лишний стаканчик шампанского потихоньку от матери иногда налью, песенку выучу,
романы вожу, которые девушкам
читать не дают.
(Библ.)] а об устрицах говорила не иначе, как с содроганием; любила покушать — и строго постилась; спала десять часов
в сутки — и не ложилась вовсе, если у Василия Ивановича заболевала голова; не
прочла ни одной книги, кроме «Алексиса, или Хижины
в лесу», [«Алексис, или Хижина
в лесу» — сентиментально-нравоучительный
роман французского писателя Дюкре-Дюминиля (1761–1819).
— Такие — не редки, черт их возьми. Одну — Ванскок, Анну Скокову — весьма хорошо изобразил Лесков
в романе «На ножах», —
читали?
— Налить еще чаю? — спрашивала Елена, она сидела обычно с книжкой
в руке, не вмешиваясь
в лирические речи мужа, быстро перелистывая страницы, двигая бровями.
Читала она французские
романы, сборники «Шиповника», «Фиорды», восхищалась скандинавской литературой. Клим Иванович Самгин не заметил, как у него с нею образовались отношения легкой дружбы, которая, не налагая никаких неприятных обязательств, не угрожала принять характер отношений более интимных и ответственных.
Ее рассказы почти всегда раздражали Лидию, но изредка смешили и ее. Смеялась Лидия осторожно, неуверенно и резкими звуками, а посмеявшись немного, оглядывалась, нахмурясь, точно виноватая
в неуместном поступке. Сомова приносила
романы, давала их
читать Лидии, но,
прочитав «Мадам Бовари», Лидия сказала сердито...
Обычные, многочисленные
романы гимназистов с гимназистками вызывали у него только снисходительную усмешку; для себя он считал такой
роман невозможным, будучи уверен, что юноша, который носит очки и
читает серьезные книги, должен быть смешон
в роли влюбленного.
— Я не
читал «Санина», — заговорил он, строго взглянув на Безбедова. —
В изложении вашем —
роман его — грубая ирония, сатира на индивидуализм Ницше…
Он кончил портрет Марфеньки и исправил литературный эскиз Наташи, предполагая вставить его
в роман впоследствии, когда раскинется и округлится у него
в голове весь
роман, когда явится «цель и необходимость» создания, когда все лица выльются каждое
в свою форму, как живые, дохнут, окрасятся колоритом жизни и все свяжутся между собою этою «необходимостью и целью» — так что,
читая роман, всякий скажет, что он был нужен, что его недоставало
в литературе.
Тут был и Викентьев. Ему не сиделось на месте, он вскакивал, подбегал к Марфеньке, просил дать и ему почитать вслух, а когда ему давали, то он вставлял
в роман от себя целые тирады или
читал разными голосами. Когда говорила угнетенная героиня, он
читал тоненьким, жалобным голосом, а за героя
читал своим голосом, обращаясь к Марфеньке, отчего та поминутно краснела и делала ему сердитое лицо.
Он сжимался
в комок и
читал жадно, почти не переводя духа, но внутренно разрываясь от волнения, и вдруг
в неистовстве бросал книгу и бегал как потерянный, когда храбрый Ринальд или,
в романе мадам Коттен, Малек-Адель изнывали у ног волшебницы.
Между тем писать выучился Райский быстро,
читал со страстью историю, эпопею,
роман, басню, выпрашивал, где мог, книги, но с фактами, а умозрений не любил, как вообще всего, что увлекало его из мира фантазии
в мир действительный.
Но ему нравилась эта жизнь, и он не покидал ее. Дома он
читал увражи по агрономической и вообще по хозяйственной части, держал сведущего немца, специалиста по лесному хозяйству, но не отдавался ему
в опеку, требовал его советов, а распоряжался сам, с помощию двух приказчиков и артелью своих и нанятых рабочих.
В свободное время он любил
читать французские
романы: это был единственный оттенок изнеженности
в этой, впрочем, обыкновенной жизни многих обитателей наших отдаленных углов.
А что он
читал там, какие книги,
в это не входили, и бабушка отдала ему ключи от отцовской библиотеки
в старом доме, куда он запирался,
читая попеременно то Спинозу, то
роман Коттен, то св. Августина, а завтра вытащит Вольтера или Парни, даже Боккачио.
Тогда Борис приступил к историческому
роману, написал несколько глав и
прочел также
в кружке. Товарищи стали уважать его, «как надежду», ходили с ним толпой.
Мы сидели с ней на террасе, под нашими старыми липами, и
читали этот
роман, и солнце тоже закатывалось, и вдруг мы перестали
читать и сказали друг другу, что и мы будем также добрыми, что и мы будем прекрасными, — я тогда
в университет готовился и…
Я все
в гимназии
романы читал.
Жена его, Вера Иосифовна, худощавая, миловидная дама
в pince-nez, писала повести и
романы и охотно
читала их вслух своим гостям.
Пили чай со сладким пирогом. Потом Вера Иосифовна
читала вслух
роман,
читала о том, чего никогда не бывает
в жизни, а Старцев слушал, глядел на ее седую, красивую голову и ждал, когда она кончит.
Потом все сидели
в гостиной с очень серьезными лицами, и Вера Иосифовна
читала свой
роман.
А Туркины? Иван Петрович не постарел, нисколько не изменился и по-прежнему все острит и рассказывает анекдоты; Вера Иосифовна
читает гостям свои
романы по-прежнему охотно, с сердечной простотой. А Котик играет на рояле каждый день, часа по четыре. Она заметно постарела, похварывает и каждую осень уезжает с матерью
в Крым. Провожая их на вокзале, Иван Петрович, когда трогается поезд, утирает слезы и кричит...
— Ах ты, цыпка, баловница… — нежно пробормотал Иван Петрович и поцеловал ее
в лоб. — Вы очень кстати пожаловали, — обратился он опять к гостю, — моя благоверная написала большинский
роман и сегодня будет
читать его вслух.
Я бы, впрочем, не пускался
в эти весьма нелюбопытные и смутные объяснения и начал бы просто-запросто без предисловия: понравится — так и так
прочтут; но беда
в том, что жизнеописание-то у меня одно, а
романов два.
Но только какой он был скромный, Вера Павловна; ведь уж я после могла понимать, ведь я стала
читать, узнала, как
в романах любовь описывают, могла судить.
В. был лет десять старше нас и удивлял нас своими практическими заметками, своим знанием политических дел, своим французским красноречием и горячностью своего либерализма. Он знал так много и так подробно, рассказывал так мило и так плавно; мнения его были так твердо очерчены, на все был ответ, совет, разрешение.
Читал он всё — новые
романы, трактаты, журналы, стихи и, сверх того, сильно занимался зоологией, писал проекты для князя и составлял планы для детских книг.
Сердце Азелио чуяло, верно, что я
в Крутицких казармах, учась по-итальянски,
читал его «La Disfida di Barletta» —
роман «и не классический, и не старинный», хотя тоже скучный, — и ничего не сделал.
Я забыл сказать, что «Вертер» меня занимал почти столько же, как «Свадьба Фигаро»; половины
романа я не понимал и пропускал, торопясь скорее до страшной развязки, тут я плакал как сумасшедший.
В 1839 году «Вертер» попался мне случайно под руки, это было во Владимире; я рассказал моей жене, как я мальчиком плакал, и стал ей
читать последние письма… и когда дошел до того же места, слезы полились из глаз, и я должен был остановиться.
Она была
в отчаянии, огорчена, оскорблена; с искренним и глубоким участием смотрел я, как горе разъедало ее; не смея заикнуться о причине, я старался рассеять ее, утешить, носил
романы, сам их
читал вслух, рассказывал целые повести и иногда не приготовлялся вовсе к университетским лекциям, чтоб подольше посидеть с огорченной девушкой.
Убедившись однажды, что ее муж — муж ее, она тихонько и ровненько любила его, занималась кухней и бельем,
читала в свободные минуты
романы и
в свое время благополучно родила аптекарю дочь, белобрысую и золотушную.
С детства я много
читал романов и драм, меньше стихов, и это лишь укрепило мое чувство пребывания
в своем особом мире.
Побывав уже под Москвой
в шахтах артезианского колодца и
прочитав описание подземных клоак Парижа
в романе Виктора Гюго «Отверженные», я решил во что бы то ни стало обследовать Неглинку. Это было продолжение моей постоянной работы по изучению московских трущоб, с которыми Неглинка имела связь, как мне пришлось узнать
в притонах Грачевки и Цветного бульвара.
Когда вслед за этими
романами мы
прочли «Один
в поле не воин», переведенный Благосветловым
в «Деле», — впечатление было огромное.
Первая книга, которую я начал
читать по складам, а дочитал до конца уже довольно бегло, был
роман польского писателя Коржениовского — произведение талантливое и написанное
в хорошем литературном тоне. Никто после этого не руководил выбором моего чтения, и одно время оно приняло пестрый, случайный, можно даже сказать, авантюристский характер.
По рассказу г. Б.,
в Тарайке на дорожных работах он жил
в большой палатке, с комфортом, имел при себе повара и на досуге
читал французские
романы.
— Дома, все, мать, сестры, отец, князь Щ., даже мерзкий ваш Коля! Если прямо не говорят, то так думают. Я им всем
в глаза это высказала, и матери, и отцу. Maman была больна целый день; а на другой день Александра и папаша сказали мне, что я сама не понимаю, что вру и какие слова говорю. А я им тут прямо отрезала, что я уже всё понимаю, все слова, что я уже не маленькая, что я еще два года назад нарочно два
романа Поль де Кока
прочла, чтобы про всё узнать. Maman, как услышала, чуть
в обморок не упала.
Желание отца было приведено
в исполнение
в тот же день. Нюрочка потащила
в сарайную целый ворох книг и торжественно приготовилась к своей обязанности чтицы. Она
читала вслух недурно, и, кроме Васи, ее внимательно слушали Таисья и Сидор Карпыч. Выбор статей был самый разнообразный, но Васе больше всего нравились повести и
романы из русской жизни.
В каждой героине он видел Нюрочку и
в каждом герое себя, а пока только не спускал глаз с своей сиделки.
Читаю на русском перевод «Хижины дяди Тома» при первом номере «Современника». Перевод «Русского вестника» лучше, но хорошо, что и этот выдан вдруг сполна. Там публика должна ждать несколько месяцев. Я думаю, помещики и помещицы некоторые увидят, что кивают на Петра. [То есть русские издатели
романа Бичер-Стоу имеют
в виду отечественных помещиков-крепостников.]
Прочти Григоровича Рыбаки.Новая школа русского быта. Очень удачно! — Нередко мороз по коже, как при хорошей музыке. [Статья
В. П. Гаевского о Дельвиге —
в «Современнике» за 1853 г., № 2 и 3;
роман Д.
В. Григоровича «Рыбаки» — там же, № 3 и сл.]
— Н… ну, какие склонности! Помилуйте, это все выдумки. Я сказала, чтобы у меня
в доме этих русских
романов не было. Это всё русские
романы делают. Пусть
читают по-французски: по крайней мере язык совершенствуют.
Она не острила, не смеялась, не
читала, как всегда, своего обычного бульварного
романа, который теперь бесцельно лежал у нее на груди или на животе, но была зла, сосредоточенно-печальна, и
в ее глазах горел желтый огонь, говоривший о ненависти.