Неточные совпадения
Я пошел на квартиру, мне отведенную, где Савельич уже хозяйничал, и с нетерпением стал
ожидать назначенного времени.
Читатель легко себе представит, что я не преминул явиться на совет, долженствовавший иметь такое влияние на судьбу мою. В назначенный час я уже был у генерала.
Всех его расспросов я передать вам не могу, да и незачем; но из наших разговоров я вынес одно убежденье, которого, вероятно, никак не
ожидают читатели, — убежденье, что Петр Великий был по преимуществу русский человек, русский именно в своих преобразованиях.
Княжна поблагодарила, но без всякого изменения и дрожания в голосе, как
ожидают, быть может, некоторые
читатели, сохранившие юношескую привычку верить во внезапные симпатии душ.
И в том и в другом случае впереди стоит полное одиночество и назойливо звучащий вопрос: где же тот читатель-друг, от которого можно было бы
ожидать не одного платонического и притом секретного сочувствия, но и обороны?
Стоявший около гостиницы гаускнехт [Гаускнехт — слуга (нем.).] ее поспешил отворить дверцы кареты, и из нее вышли Сусанна Николаевна и Егор Егорыч, постаревший, сгорбившийся и совсем, как видно, больной, а вслед за ними, чего, вероятно, не
ожидает читатель, появился Антип Ильич.
Пусть
читатель не
ожидает встретиться здесь ни с героями русского прогресса, ни со свирепыми ретроградами.
Шестое. Обнадеживать, что в будущем
ожидает читателей еще того лучше.
Все это придает труду г. Устрялова чрезвычайную важность, и мы надеемся, что
читатели не будут на нас досадовать за то, что мы так долго занимали их обозрением этого замечательного труда, появления которого так давно
ожидала русская публика.
Но оно было необходимо для того, чтобы показать, в чем я полагаю задачу своего труда, как я смотрю на дело, за которое взялся, и чего
читатель может
ожидать от этого обозрения.
— Припомнив это, мы представляем
читателю следующий вывод, который он может уже прямо приложить к русской литературе последнего времени: «Когда какое-нибудь литературное явление мгновенно приобретает чрезвычайное сочувствие массы публики, это значит, что публика уже прежде того приняла и сознала идеи, выражение которых является теперь в литературе; тут уже большинство
читателей обращается с любопытством к литературе, потому что
ожидает от нее обстоятельного разъяснения и дальнейшей разработки вопросов, давно поставленных самой жизнью.
Не знаю, может быть, есть выход; но едва ли литература может указать его; во всяком случае, вы были бы наивны,
читатель, если бы
ожидали от меня подробных разъяснений по этому предмету.
Мы должны сознаться, что требование
читателя вполне справедливо и что даже, судя по заглавию статьи,
читатель мог
ожидать от нас не того, что мы изложили.
Мой роман в заголовке назван «уголовным», и теперь, когда «дело об убийстве Ольги Урбениной» осложнилось еще новым убийством, мало понятным и во многих отношениях таинственным,
читатель вправе
ожидать вступления романа в самый интересный и бойкий фазис. Открытие преступника и мотивов преступления составляет широкое поле для проявления остроумия и мозговой гибкости. Тут злая воля и хитрость ведут войну с знанием, войну интересную во всех своих проявлениях…
Я вел войну, и
читатель вправе
ожидать от меня описания средств, которые дали мне победу, и он, наверное, ждет следовательских тонкостей, которыми так блещут романы Габорио и нашего Шкляревского; и я готов оправдать ожидания
читателя, но… одно из главных действующих лиц оставляет поле битвы, не дождавшись конца сражения, — его не делают участником победы; всё, что было им сделано ранее, пропадает даром, — и оно идет в толпу зрителей.
Состояние духа княгини Зинаиды Сергеевны Святозаровой со дня полученного ею от Аннушки известия о том, что сын, рожденный ею в Несвицком, появления на свет которого она, как, вероятно, не забыл
читатель,
ожидала с таким нетерпением, жив, до самого получения ею ответа на ее письмо от Потемкина и даже после этого ответа, едва ли поддается описанию.
— Это самое худшее, чего я могла
ожидать, — сказала она, как припомнит
читатель, Ядвиге. — Это проклятие!