Неточные совпадения
— Ну, вот еще! Куда бы я ни отправился, что бы со мной ни случилось, — ты бы остался у них провидением. Я, так сказать, передаю их тебе, Разумихин. Говорю это, потому что совершенно знаю, как ты ее любишь и убежден в
чистоте твоего
сердца. Знаю тоже, что и она тебя может любить, и даже, может быть, уж и любит. Теперь сам решай, как знаешь лучше, — надо иль не надо тебе запивать.
Обломов хотя и прожил молодость в кругу всезнающей, давно решившей все жизненные вопросы, ни во что не верующей и все холодно, мудро анализирующей молодежи, но в душе у него теплилась вера в дружбу, в любовь, в людскую честь, и сколько ни ошибался он в людях, сколько бы ни ошибся еще, страдало его
сердце, но ни разу не пошатнулось основание добра и веры в него. Он втайне поклонялся
чистоте женщины, признавал ее власть и права и приносил ей жертвы.
— Ты молода и не знаешь всех опасностей, Ольга. Иногда человек не властен в себе; в него вселяется какая-то адская сила, на
сердце падает мрак, а в глазах блещут молнии. Ясность ума меркнет: уважение к
чистоте, к невинности — все уносит вихрь; человек не помнит себя; на него дышит страсть; он перестает владеть собой — и тогда под ногами открывается бездна.
Он был бодр телом, потому что был бодр умом. Он был резв, шаловлив в отрочестве, а когда не шалил, то занимался, под надзором отца, делом. Некогда было ему расплываться в мечтах. Не растлелось у него воображение, не испортилось
сердце:
чистоту и девственность того и другого зорко берегла мать.
Будьте опрятны в одежде вашей; тело содержите в
чистоте; ибо
чистота служит ко здравию, а неопрятность и смрадность тела нередко отверзает неприметную стезю к гнусным порокам. Но не будьте и в сем неумеренны. Не гнушайтесь пособить, поднимая погрязшую во рве телегу, и тем облегчить упадшего; вымараете руки, ноги и тело, но просветите
сердце. Ходите в хижины уничижения; утешайте томящегося нищетою; вкусите его брашна, и
сердце ваше усладится, дав отраду скорбящему.
Пользуясь независимостью своего положения, доставляемого ей богатством и нравственною
чистотою целой жизни, она была совершенно свободна и даже своевольна во всех движениях своего ума и
сердца.
Чистота, полная преданность воле Бога и горячность этой девушки поразили старца. Он давно уже хотел отречься от мира, но монастырь требовал от него его деятельности. Эта деятельность давала средства монастырю. И он соглашался, хотя смутно чувствовал всю неправду своего положения. Его делали святым, чудотворцем, а он был слабый, увлеченный успехом человек. И открывшаяся ему душа этой девушки открыла ему и его душу. И он увидал, как он был далек от того, чем хотел быть и к чему влекло его его
сердце.
Прими ж, сестра, мое ты поздравленье,
И да услышит бог последнее моленье:
Да ниспошлет тебе он
сердца чистотуИ да низвержет в прах злодеев клевету.
«Животное! — бормотал он про себя, — так вот какая мысль бродит у тебя в уме… а! обнаженные плечи, бюст, ножка… воспользоваться доверчивостью, неопытностью… обмануть… ну, хорошо, обмануть, а там что? — Та же скука, да еще, может быть, угрызение совести, а из чего? Нет! нет! не допущу себя, не доведу и ее… О, я тверд! чувствую в себе довольно
чистоты души, благородства
сердца… Я не паду во прах — и не увлеку ее».
Людмила при словах Егора Егорыча касательно совершенной
чистоты ее
сердца потупилась, как будто бы втайне она сознавала, что там не совсем было без пятнышка…
А между тем я, в
чистоте моего
сердца, думал до сих пор, что обитаю в вашем доме как друг и как брат!
Богатства неслыханные, красота неувядаемая, женихи изящные, богатые, знатные, все князья и генеральские дети, сохранившие для нее свои
сердца в девственной
чистоте и умирающие у ног ее от беспредельной любви, и наконец он — он, идеал красоты, совмещающий в себе всевозможные совершенства, страстный и любящий, художник, поэт, генеральский сын — все вместе или поочередно, все это начинало ей представляться не только во сне, но даже почти и наяву.
— Итак, вы женаты, — сказала она. — Но не беспокойтесь, я киснуть не буду, я сумею вырвать вас из своего
сердца. Досадно только и горько, что вы такая же дрянь, как все, что вам в женщине нужны не ум, не интеллект, а тело, красота, молодость… Молодость! — проговорила она в нос, как будто передразнивая кого-то, и засмеялась. — Молодость! Вам нужна
чистота, Reinheit! [
Чистота, невинность (нем.).] Reinheit! — захохотала она, откидываясь на спинку кресла. — Reinheit!
Лёжа на спине, мальчик смотрел в небо, не видя конца высоте его. Грусть и дрёма овладевали им, какие-то неясные образы зарождались в его воображении. Казалось ему, что в небе, неуловимо глазу, плавает кто-то огромный, прозрачно светлый, ласково греющий, добрый и строгий и что он, мальчик, вместе с дедом и всею землёй поднимается к нему туда, в бездонную высь, в голубое сиянье, в
чистоту и свет… И
сердце его сладко замирало в чувстве тихой радости.
«Если я буду любить и тосковать о любимых, то не всю душу принес я сюда и не чиста моя
чистота», — думал Погодин с пугливой совестливостью аскета; и даже в самые горькие минуты, когда мучительно просило
сердце любви и отдыха хотя бы краткого, крепко держал себя в добровольном плену мыслей — твердая воля была у юноши.
…И вот пришла она, легкая, розовая, как облако на восходе солнца, а в глазах — обманная
чистота души. „Милый, — говорит честным голосом, — не виновата я против тебя“. Знаю — врет, а верю — правда! Умом — твердо знаю,
сердцем — не верю, никак!»
— Умоляю вас, граф, не унижайте меня; я несчастлива и без того! — сказала она, заливаясь слезами, и столько глубоких страданий, жалоб и моления, столько
чистоты и непорочности
сердца послышалось в этих словах, что Сапега, несмотря на свое увлечение, как бы невольно остановился.
Глянешь на владычицу, как пред ее
чистотою бездушные древеса преклонились,
сердце тает и трепещет; глянешь на ангела… радость!
Их необрезанные
сердца, может быть, еще и не то изобразят и велят за божество почитать: в Египте же и быка и лук красноперый богом чтили; но только уже мы богам чуждым не поклонимся и жидово лицо за Спасов лик не примем, а даже изображения эти, сколь бы они ни были искусны, за студодейное невежество почитаем и отвращаемся от него, поелику есть отчее предание, «что развлечение очес разоряет
чистоту разума, яко водомет поврежденный погубляет воду».
Сознательно мирские наслажденья
Ты отвергал, ты
чистоту хранил,
Ты жажде
сердца не дал утоленья;
Как женщину, ты родину любил,
Свои труды, надежды, помышленья...
Старец, пораженный этими словами ангела, не решился подвергнуть себя столь опасному искушению, но, спросив свою совесть, испытав
чистоту своего
сердца, познал, что сила его целомудрия не может равняться силе такого испытания» (Писания прея. Иоанна Кассиана Римлянина).].
Груня имела большое влияние на подраставшую девочку, ее да Дарью Сергевну надо было Дуне благодарить за то, что, проживши семь лет в Манефиной обители, она всецело сохранила
чистоту душевных помыслов и внедрила в
сердце своем стремление к добру и правде, неодолимое отвращенье ко всему лживому, злому, порочному.
Я боялся не только встать, но даже пошевельнуться, а меж тем лунный свет все становился слабее, и видение темнело и меркло и словно переносилось со стены внутрь души моей: я стал припоминать, как я был неправ против матери; как я тяготился даже ее
чистотою и неотступным ко мне вниманием, — словом, как мне хотелось выйти из-под ее опеки, и… мне вдруг показалось, что я из-под нее вышел, что матери моей более нет во всем ее существе, а она остается только в моей памяти, в моем сознании и в моем
сердце.
При этом мы с ней вели отрадные для меня разговоры, и я наслаждался как
чистотой ее
сердца, так и ясным светом рассудка.
Пораженный неожиданным горем, Иоганн фон-Ферзен перенес всю нежность своего поздно проснувшегося
сердца на этого ребенка и от трудов войны отдыхал сперва около ее колыбели, а затем около ее девичьей постельки, благословляя ее на сон грядущий, сон
чистоты и невинности.
Пораженный неожиданным горем, Иоганн фон Ферзен перенес всю нежность своего поздно проснувшегося
сердца на этого ребенка и от трудов войны отдыхал сперва около ее колыбели, а затем около ее девичьей постельки, благословляя ее на сон грядущий, сон
чистоты и невинности.
Он чувствовал, что эта любовь разгоралась в его
сердце с новой силой, силой, пред которой может померкнуть ее
чистота.
— Поймете, барышня, все вам расскажу на
чистоту, душу свою облегчу… Пусть и близкие вам люди слушают… В старом грехе буду каяться, ох, в старом… Не зазорно… Может, меня Господь Бог за это уже многим наказал, не глядите, что богат я, порой на
сердце, ох, как тяжело… От греха… По слабости человеческой грехом грех и забываешь… Цепь целая, вериги греховные, жизнь-то наша человеческая…
Он день ото дня все более и более, к ужасу своему, видел и понимал, что увлечение этой наивной девочкой серьезно, что в его
сердце,
сердце старого ловеласа, привыкшего к легким победам, неразборчивого даже подчас в средствах к достижению этих побед, закралось какое-то не испытанное еще им чувство робости перед
чистотой этого ребенка и не только борется, но даже побеждает в этом
сердце грязные желания, пробужденные этой же
чистотой.
В ее
сердце уже закралась жалость к стоявшей перед ней плачущей бывшей подруге. По своей
чистоте она и не подозревала, что делается жертвой гнусной, давно подготовленной комедии.
Тот, на чье имя «уповают народы» (Мф;, XII, 21), одним словом, одним своим появлением восстановлял
чистоту «в
сердце сумрачном блудницы».