Старик и мальчик легли рядом на траве, подмостив под головы свои старые пиджаки. Над их головами шумела темная листва корявых, раскидистых дубов. Сквозь нее синело
чистое голубое небо. Ручей, сбегавший с камня на камень, журчал так однообразно и так вкрадчиво, точно завораживал кого-то своим усыпительным лепетом. Дедушка некоторое время ворочался, кряхтел и говорил что-то, но Сергею казалось, что голос его звучит из какой-то мягкой и сонной дали, а слова были непонятны, как в сказке.
Неточные совпадения
А ведь как хорошо, красиво это безукоризненно
чистое и
голубое небо, синяя, беспредельная гладь моря, влажно-теплый береговой воздух!
С удивлением глядел студент на деревья, такие
чистые, невинные и тихие, как будто бы бог, незаметно для людей, рассадил их здесь ночью, и деревья сами с удивлением оглядываются вокруг на спокойную
голубую воду, как будто еще дремлющую в лужах и канавах и под деревянным мостом, перекинутым через мелкую речку, оглядываются на высокое, точно вновь вымытое
небо, которое только что проснулось и в заре, спросонок, улыбается розовой, ленивой, счастливой улыбкой навстречу разгоравшемуся солнцу.
— Да и недолго нам быть вместе без нее: скоро всех нас разнесет ветром куда попало. Жизнь хороша!.. Посмотрите: вон солнце,
голубое небо… Воздух какой
чистый… Паутинки летают — бабье лето… Как на свете хорошо!.. Одни только мы — девки — мусор придорожный.
Но ясна и спокойна ее поверхность, ровно ее
чистое зеркало, отражающее в себе бледно-голубое
небо с его миллионами звезд; тихо и мягко ласкает вас влажный воздух ночи, и ничто, никакой звук не возмущает как бы оцепеневшей окрестности.
Утро было прелестное. Улицы Франкфурта, едва начинавшие оживляться, казались такими
чистыми и уютными; окна домов блестели переливчато, как фольга; а лишь только карета выехала за заставу — сверху, с
голубого, еще не яркого
неба, так и посыпались голосистые раскаты жаворонков. Вдруг на повороте шоссе из-за высокого тополя показалась знакомая фигура, ступила несколько шагов и остановилась. Санин пригляделся… Боже мой! Эмиль!
Его первая жена, моя сестра, прекрасное, кроткое создание,
чистая, как вот это
голубое небо, благородная, великодушная, имевшая поклонников больше, чем он учеников, — любила его так, как могут любить одни только
чистые ангелы таких же
чистых и прекрасных, как они сами.
Я остановился у люка наверх и снова увидал четырехугольник
голубого неба. Я пробыл в катакомбах полчаса, но эти полчаса показались мне вечностью. Я выбрался наверх и долго не мог надышаться
чистым воздухом, долго не мог смотреть на свет…
Над ним свесились ветки деревьев с начинающими желтеть листьями. Красноватые лучи восходящего солнца яркой полосой пробегали по верхушкам деревьев, и полоса становилась все шире и шире.
Небо,
чистое,
голубое, сквозило сквозь ветки.
И на
небо она смотрела без ласки и радостных воспоминаний, только потому, что во всей грязной казенной зале этот
голубой кусочек
неба был самым красивым,
чистым и правдивым — ничего не выпытывал у ее глаз.
Очень уж ему нравилось чаепитие в светлой,
чистой комнате с окнами в безграничный простор зелёного поля и
голубого неба. И ещё что-то ему нравилось — не то жена, не то он сам. В конце концов — ему хотелось показать себя с самой лучшей стороны, быть героем наступающего дня.
Узкая, длинная коса походила на огромную башню, упавшую с берега в море. Вонзаясь острым шпилем в безграничную пустыню играющей солнцем воды, она теряла свое основание вдали, где знойная мгла скрывала землю. Оттуда, с ветром, прилетал тяжелый запах, непонятный и оскорбительный здесь, среди
чистого моря, под
голубым, ясным кровом
неба.
Небо было ясное,
чистое, нежно-голубого цвета. Легкие белые облака, освещенные с одной стороны розовым блеском, лениво плыли в прозрачной вышине. Восток алел и пламенел, отливая в иных местах перламутром и серебром. Из-за горизонта, точно гигантские растопыренные пальцы, тянулись вверх по
небу золотые полосы от лучей еще не взошедшего солнца.
Горы и
небо…
Небо и горы… И не видно границ, где кончаются горы и начинается
небо. Куда ни кинешь взор, все кажется золотым и пурпурным в розовом мареве восхода. Только над самыми нашими головами синеет клочок
голубого неба, ясного и
чистого, как бирюза.
В первый день рождества Христова, встреченный далеко от родины, под тропиками, среди тепла, под ярко-голубым
небом, с выси которого сверкало палящее солнце, матросы с утра приоделись по-праздничному: в
чистые белые рубахи. Все побрились и подстриглись, и лица у всех были торжественные. Не слышно было на баке обычных шуток и смеха — это все еще будет после, а теперь матросы ожидали обедни.
После жары и духоты внизу — здесь, в этих аллеях, по которым бесшумно катилась коляска, было нежарко. Солнце близилось к закату, и лучи его не так палили.
Чистый воздух напоен был ароматом. Высокое
небо цвета
голубой лазури глядело сверху, безоблачное, прелестное и нежное.
— Отче наш! — со стоном, закрыв лицо руками, прерывая шепот молодой баронессы, раздался детский,
чистый голосок с кормы, и ясные
голубые глаза Дуни поднялись к
небу.
Небо чистое,
голубое; воздух прозрачный,
чистый, пропитанный запахами, напоминающими ему его босое, голодное и забитое детство…
Он закрывает глаза и, как преступник перед казнью, видит в глубокой дали солнце, зеленые луга,
голубое чистое небо.