Неточные совпадения
Во время поездок Эмбо за границу его заменяли или Орлов, или Розанов. Они тоже пользовались благоволением старого князя и тоже не упускали своего. Их парикмахерская была напротив дома генерал-губернатора, под гостиницей «Дрезден», и в
числе мастеров тоже были
французы, тогда модные в Москве.
— Очень просто. Ни один
француз, ложась на ночь спать, не может сказать себе с уверенностью, что завтра утром он не будет в
числе прочих расстрелян!
Карнавалы, как я узнал тогда же, происходили в Гель-Гью и раньше благодаря
французам и итальянцам, представленным значительным
числом всего круга колонии.
— Да что же мне делать? Неужели я должен уехать в Рязань или Владимир и оставаться в
числе больных, когда чувствую, что моя рана не мешает мне драться с
французами и что она без всякого леченья в несколько дней совершенно заживет?
Она поехала не одна. Ее сопровождали разные кавалеры. В
числе их самым любезным считался некто г. Попелен, неудавшийся живописец из
французов, с бородкой и в клетчатой куртке. Он пел жиденьким тенором новейшие романсы, острил весьма развязно, и хотя сложенья был худощавого, однако кушал весьма много.
Сын. N'importe! [Не важно! (франц.)] Всякий, кто был в Париже, имеет уже право, говоря про русских, не включать себя в
число тех, затем что он уже стал больше
француз, нежели русский.
В
числе ее обожателей был юноша очень приятной наружности, тихий и застенчивый, m-г Petit,
француз по фамилии, не умевший и говорить по-французски.
Бывшая Д*, не будучи нимало знакома с тантою, прислала ее поздравить «от себя и от мужа». Это была дерзость, но тетя была умна и не обратила на это внимания, а в вознаграждение за то
француз прислал ей двусмысленное утешение, состоявшее из одной фразы: «Le nombre des sots est infini». [
Число глупцов бесконечно (франц.).]
На плане значился громадный город — правда, в проекте — с внушительными зданиями, похожими на дворцы, с собором, с широкими улицами и площадями, носящими громкие названия, в
числе которых чаще всего встречалось имя Наполеона, тогдашнего императора
французов, с казармами, театром и разными присутственными местами, — и вместо всего этого Ашанин увидел большую, широко раскинувшуюся деревню с анамитскими домиками и хижинами, из которых многие были окружены широкой листвой тропических деревьев.
Я еще не встречал тогда такого оригинального чудака на подкладке большого ученого. Видом он напоминал скорее отставного военного, чем академика, коренастый, уже очень пожилой, дома в архалуке, с сильным голосом и особенной речистостью. Он охотно"разносил", в том
числе и своего первоначального учителя Либиха. Все его симпатии были за основателей новейшей органической химии —
француза Жерара и его учителя Лорана, которого он также зазнал в Париже.
Но в публике на роман взглянули как на то, что
французы называют романом с намеками, то есть стали в нем искать разных петербургских личностей, в том
числе и очень высокопоставленных.
В
числе моих более близких знакомых
французов состоял уже с позапрошлого зимнего сезона приятель Вырубова и русского химика Лугинина — уже очень известный тогда в парижских интеллигентных сферах профессор Медицинской школы по кафедре химии Альфред Наке. О нем я и раньше знал, как об авторе прекрасного учебника, который очень ценился и у нас. Вырубов быт уже с ним давно в приятельских отношениях, когда я познакомился с Наке.
Рикур был крупный тип
француза, сложившегося к эпохе Февральской революции. Он начал свою карьеру специальностью живописца, был знаком с разными реформаторами 40-х годов (в том
числе и с Фурье), выработал себе весьма радикальное credo, особенно в направлении антиклерикальных идей. Актером он никогда не бывал, а сделался прекрасным чтецом и декламатором реального направления, врагом всей той рутины, которая, по его мнению, царила и в «Comedie Francaise», и в Консерватории.
— Мастер был я своего дела, не в похвалу себе скажу, первый сорт, потому тятенька меня тому
французу на одиннадцатом году, вскоре после воли, на выучку отдал, и не только брить, стричь, завивать и дам причесывать, но даже по-ихнему, по-басурманскому лопотать я отлично выучился и русскую речь ломать начал. Бывало кричу в магазине не иначе как: «Мальшик, чипцы». Многие из посетителей за кровного
француза меня принимали, другим же, кто меня знал, в том
числе и папеньке вашему, очень это нравилось.
После шестнадцатидневного победоносного перехода через Альпы русские взяли в плен около 3000
французов, в том
числе 1 генерала, 3 полковников и 37 штаб — и обер-офицеров, отняли 11 орудий и 1 знамя [Фурман П. Р. Князь А. В. Суворов-Рымникский.].
"Жертва вечерняя"стала печататься с января 1868 года, и она в первый раз доставила мне"успех скандала", если выразиться порезче. <…> В публике на роман взглянули как на то, что
французы называют un roman à clé, то есть стали в нем искать разных петербургских личностей, в том
числе и очень высокопоставленных.
Между тем еще утром 23-го
числа к становому прибыл в Шклов крестьянин из окрестности Черноручья с известием, что он встретил пробиравшуюся в лес толпу вооруженных людей, которые расспросив его о дороге к Макарову Кругу, прибавили: «Мы, поляки и
французы, забрали Петербург и Варшаву, и теперь идем забирать Могилёв».
Ему предлагают, положим, 28-го
числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с
французами или отступить.
Толпа состояла из малого
числа русских и большего
числа Наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и
французов в разнородных мундирах.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности? Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех
французов, когда все три армии окружали их в превосходящем
числе, когда расстроенные
французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтоб остановить, отрезать и забрать в плен всех
французов?
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в
числе 3000, теперь, в
числе 900 человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревню на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми
французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в
числе сотен тысяч погибших людей было меньше
французов, чем гессенцев и баварцев.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и вероятно он в том же
числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой-то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие
французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо-превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которою обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Самое
число их и тесное, быстрое движение, лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы
французов.