Неточные совпадения
Он уже очутился тут арендатором и корчмарем; прибрал понемногу всех окружных панов и шляхтичей в свои руки, высосал понемногу
почти все деньги и сильно означил свое жидовское присутствие в той
стране.
— Мы — последний резерв
страны, — сказал он, и ему не возражали. Все эти люди желали встать над действительностью,
почти все они были беспартийны, ибо опасались, что дисциплина партии и программы может пагубно отразиться на своеобразии их личной «духовной конституции».
Слева от Самгина сидел Корнев. Он в первую же ночь после ареста простучал Климу, что арестовано четверо эсдеков и одиннадцать эсеров, а затем,
почти каждую ночь после поверки, с аккуратностью немца сообщал Климу новости с воли. По его сведениям выходило, что вся
страна единодушно и быстро готовится к решительному натиску на самодержавие.
Он поехал по Саймскому каналу, побывал в Котке, Гельсингфорсе, Або и
почти месяц приятно плутал «туда-сюда» по удивительной
стране, до этого знакомой ему лишь из гимназического учебника географии да по какой-то книжке, из которой в памяти уцелела фраза...
Возможен ли лозунг — Россия, отечество в
стране, где непрерывно развертывается драма раскола отцов и детей, где
почти каждое десятилетие разрывает интеллигентов на шестидесятников, семидесятников, народников, народовольцев, марксистов, толстовцев, мистиков?..»
Рассказывала она
почти то же, что и ее племянник. Тон ее рассказов Самгин определил как тон человека, который, побывав в чужой
стране, оценивает жизнь иностранцев тоже с высоты какой-то голубятни.
Хоть бы японцы допустили изучить свою
страну, узнать ее естественные богатства: ведь в географии и статистике мест с оседлым населением земного шара
почти только один пробел и остается — Япония.
Теперь на мысе Доброй Надежды, по берегам, европейцы пустили глубоко корни; но кто хочет видеть
страну и жителей в первобытной форме, тот должен проникнуть далеко внутрь края, то есть
почти выехать из колонии, а это не шутка: граница отодвинулась далеко на север и продолжает отодвигаться все далее и далее.
Русское национальное самомнение всегда выражается в том, что Россия
почитает себя не только самой христианской, но и единственной христианской
страной в мире.
— В образованных
странах, — сказал с неподражаемым самодовольством магистр, — есть тюрьмы, в которые запирают безумных, оскорбляющих то, что целый народ
чтит… и прекрасно делают.
Отец мой
почти совсем не служил; воспитанный французским гувернером в доме набожной и благочестивой тетки, он лет шестнадцати поступил в Измайловский полк сержантом, послужил до павловского воцарения и вышел в отставку гвардии капитаном; в 1801 он уехал за границу и прожил, скитаясь из
страны в
страну, до конца 1811 года.
— Что за обидчивость такая! Палками бьют — не обижаемся, в Сибирь посылают — не обижаемся, а тут Чаадаев, видите, зацепил народную
честь — не смей говорить; речь — дерзость, лакей никогда не должен говорить! Отчего же в
странах, больше образованных, где, кажется, чувствительность тоже должна быть развитее, чем в Костроме да Калуге, — не обижаются словами?
Есть только одна
страна, в которой меня
почти не знают, это моя родина.
В конце августа или в начале сентября, если все будет благополучно, пускаюсь в ваши
страны: к тому времени получится разрешение от князя, к которому я отправил 31 июля мое просительное письмо с лекарским свидетельством. Недели две или три пробуду у вас. Вы примите меня под вашу крышу. О многом потолкуем —
почти два года как мы не видались…
Надобно писать в разные
страны, но не могу собраться — убийственные повторения, которых
почти невозможно избежать, говоря многим лицам об одном и том же предмете.
А он, который был на «ты»
почти со всем университетом, тем не менее чувствовал себя таким одиноким в чужом городе и до сих пор чуждой для него
стране!
Из обращения Тейтча к германскому парламенту мы узнали, во-первых, что человек этот имеет общее a tous les coeurs bien nes [всем благородным сердцам (франц.)] свойство любить свое отечество, которым он
почитает не Германию и даже не отторгнутые ею, вследствие последней войны, провинции, а Францию; во-вторых, что, сильный этою любовью, он сомневается в правильности присоединения Эльзаса и Лотарингии к Германии, потому что с разумными существами (каковыми признаются эльзас-лотарингцы) нельзя обращаться как с неразумными, бессловесными вещами, или, говоря другими словами, потому что нельзя разумного человека заставить переменить отечество так же легко, как он меняет белье; а в-третьих, что, по всем этим соображениям, он находит справедливым, чтобы совершившийся факт присоединения был подтвержден спросом населения присоединенных
стран, действительно ли этот факт соответствует его желаниям.
Романы рисовали Генриха IV добрым человеком, близким своему народу; ясный, как солнце, он внушал мне убеждение, что Франция — прекраснейшая
страна всей земли,
страна рыцарей, одинаково благородных в мантии короля и одежде крестьянина: Анис Питу такой же рыцарь, как и д’Артаньян. Когда Генриха убили, я угрюмо заплакал и заскрипел зубами от ненависти к Равальяку. Этот король
почти всегда являлся главным героем моих рассказов кочегару, и мне казалось, что Яков тоже полюбил Францию и «Хенрика».
Он констатирует, однако, что они сделали бы
честь первым ораторам
страны).
Он укрепил сердца, колеблющиеся в верности богу, отечеству и тебе, всемилостивейшая государыня; словом сказать, он оживотворил
страну,
почти умирающую.
Бельтов прошел в них и очутился в
стране, совершенно ему неизвестной, до того чуждой, что он не мог приладиться ни к чему; он не сочувствовал ни с одной действительной стороной около него кипевшей жизни; он не имел способности быть хорошим помещиком, отличным офицером, усердным чиновником, — а затем в действительности оставались только места праздношатающихся, игроков и кутящей братии вообще; к
чести нашего героя, должно признаться, что к последнему сословию он имел побольше симпатии, нежели к первым, да и тут ему нельзя было распахнуться: он был слишком развит, а разврат этих господ слишком грязен, слишком груб.
На зловонном майдане, набитом отбросами всех
стран и народов, я первым делом сменял мою суконную поддевку на серый
почти новый сермяжный зипун, получив трешницу придачи, расположился около торговки съестным в стоячку обедать. Не успел я поднести ложку мутной серой лапши ко рту, как передо мной выросла богатырская фигура, на голову выше меня, с рыжим чубом… Взглянул — серые знакомые глаза… А еще знакомее показалось мне шадровитое лицо… Не успел я рта открыть, как великан обнял меня.
— «Прорезать гору насквозь из
страны в
страну, — говорил он, — это против бога, разделившего землю стенами гор, — бы увидите, что мадонна будет не с нами!» Он ошибся, мадонна со всеми, кто любит ее. Позднее отец тоже стал думать
почти так же, как вот я говорю вам, потому что почувствовал себя выше, сильнее горы; но было время, когда он по праздникам, сидя за столом перед бутылкой вина, внушал мне и другим...
— Англия —
страна просвещенная, — возразил священник, — а у нас, особенно последнее время, стало очень трудно жить духовенству; в нашем, примерно, приходе все
почти дома скупили либо немцы, либо жиды; дворянство
почти не живет в Москве… купечество тоже сильно ослабло в вере.
Она по-немецки говорила плохо, как
почти все наши барышни, но понимала хорошо, а Рудин был весь погружен в германскую поэзию, в германский романтический и философский мир и увлекал ее за собой в те заповедные
страны.
— Ну-ка, Линочка,
почитай мне об Америке… ты ничего не имеешь против, Женечка? Это очень хорошая
страна.
В этом
почти соглашается сам г. Устрялов, когда возражает против Перри, сказавшего, что «Лефорт находился при Петре с 12-летнего возраста царя, беседовал с ним о
странах Западной Европы, о тамошнем устройстве войск морских и сухопутных, о торговле, которую западные народы производят во всем свете посредством мореплавания и обогащаются ею».
Так пленник мой с родной
страноюПочти навек: прости сказал!
Терзался прошлою мечтою,
Ее места воспоминал:
Где он провел златую младость,
Где испытал и жизни сладость,
Где много милого любил,
Где знал веселье и страданьи,
Где он, несчастный, погубил
Святые сердца упованьи… //....................
Готовые ради нового обладания ею на всякий грех, на всякое унижение и преступление, они становились похожими на тех несчастных, которые, попробовав однажды горькое маковое питье из
страны Офир, дающее сладкие грезы, уже никогда не отстанут от него и только ему одному поклоняются и одно его
чтут, пока истощение и безумие не прервут их жизни.
Перед немеркнущим блеском табели о рангах тускло,
почти презренно светились прочие вопросы жизни, то есть все то, что составляет действительную силу
страны.
Он видел страшные, твердые в своем стремлении ряды людей,
почти бегом проходивших перед ним, людей своей бедной
страны, бедно одетых, грубых солдат.
«Одно нравственное чувство, — говорит он, — сохранившееся в этой нации, к
чести французов, — есть общее стремление к славе своей
страны…» Не мешало бы прибавить, что это чувство особенно сильно развито в гасконцах.
Но до этой первой исповеди — в чужой церкви, в чужой
стране, на чужом языке — была первая православная,
честь честью, семилетняя, в московской университетской церкви, у знакомого священника отца, «профессора академии».
Он забыл власть богов, он собрал своих полководцев, солдат и военные колесницы, он идет против правителей и царей, которых ты поставил по всей
стране, чтобы они платили дань и
чтили твое величество.
Решено было простоять в Гонконге пять дней, чтобы пополнить запасы и вытянуть такелаж. Ашанин
почти каждый день съезжал на берег и возвращался с разными ящиками и ящичками, наполненными «китайщиной», которой он пополнял коллекцию подарков, собранных во всех
странах и аккуратно уложенных заботливым Ворсунькой.
В год
почти все матросы, за исключением нескольких, не желавших учиться, умели читать и писать, знали четыре правила арифметики и имели некоторые понятия из русской истории и географии — преимущественно о тех
странах, которые посещал корвет.
В маленькой каюте, в которой помещалось восемь человек, и где стол занимал
почти все свободное пространство, было тесно, но зато весело. Юные моряки шумно болтали о «Коршуне», о капитане, о Париже и Лондоне, куда все собирались съездить, о разных прелестных местах роскошных тропических
стран, которые придется посетить, и пили чай стакан за стаканом, уничтожая булки с маслом.
Благодаря любезному разрешению адмирала Бонара побывать внутри
страны и видеть все, что хочет, Ашанин вскоре отправился в Барию, один из больших городов Кохинхины, завоеванной французами.
Почти все анамитские города и селения стоят на реках, и потому сообщение очень удобное. Ежедневно в 8 часов утра из Сайгона отправляются в разные французские посты и города, где находятся гарнизоны, военные канонерские лодки, неглубоко сидящие в воде, доставляют туда провизию,
почту и перевозят людей.
Красные обрывистые берега уже открылись, и Володя жадно, с лихорадочным любопытством всматривался в берега этой
почти сказочной
страны, заселившейся с необыкновенной скоростью. Он еще недавно много слышал о ней от одного из первых золотоискателей, шведа, капитана небольшого купеческого брига, который стоял рядом с «Коршуном» в Печелийском заливе.
Пугачевщина и другие внутренние волнения, беспрестанные пожары, от которых гибли тысячи селений и выгорали целые города, не сообразные с силами податного состояния налоги довели
страну почти до нищеты, которую не трудно было заметить сквозь покрывало блеска, славы и роскоши, которое искусная рука Екатерины набрасывала на положение дел.
И теперь каждая из этих милых, чутких и отзывчивых девушек отлично сознавала ту огромную опасность, которая грозила всему Белграду, с его жителями, всей маленькой, гордой и прекрасной
стране, готовой подняться, как один человек на защиту своей родины,
честь которой была так несправедливо оскорблена её жестокой соседкой.
Но маленькая, героическая и гордая Бельгийская
страна, во главе с её доблестным королем-героем Альбертом Первым возмутилась против такого насилия и поднялась вся на защиту своей национальной
чести во главе со своим королем-героем.
Пока славное Бельгийское королевство так героически защищало
честь и имущество своего маленького народа, пока Франция всячески противодействовала дерзкому вторжению тевтонских варваров в свою доблестную
страну, a могущественный флот Англии, высадив на союзных франко-бельгийских территориях свой десанты, разыскивал и забирал или уничтожал немецкие крейсера, миноноски, пароходы и торговые суда; в то время храбрецы-сербы и черногорцы y себя на юге мужественно отстаивали свои земли от разбойничьего нападения австрийцев, уже проникших туда, — Россия, великая славная Россия, с присущей ей героизмом, двинула в Восточную Пруссию и Галицию свои могучие, непобедимые полки.
С разными"барами", какие и тогда водились в известном количестве, я
почти что не встречался и не искал их. А русских обывателей Латинской
страны было мало, и они также мало интересного представляли собою. У Вырубова не было своего"кружка". Два-три корреспондента, несколько врачей и магистрантов, да и то разрозненно, — вот и все, что тогда можно было иметь. Ничего похожего на ту массу русской молодежи — и эмигрантской и общей, какая завелась с конца 90-х годов и держится и посейчас.
Но"народ"значился только в виде той черни ("mob"), которая должна была
почитать себя счастливой, что она живет в
стране, имеющей конституцию, столь любезную сердцу тех,"у кого есть золотые часы", как говаривал мой петербургско-лондонский собрат, Артур Иванович Бенни.
Я уже сказал сейчас, что студенческая масса была
почти сплошь французская. Германских немцев замечалось тогда мало; еще меньше англичан; но водились группы всяких инородцев романской расы: итальянцев, румын (их парижане звали всегда"валахи"), испанцев, мексиканцев и из южных американских
стран — в том числе и бразильцев.
В начале девятисотых годов издавалась в Симферополе газета «Крым». Редактором ее был некий Балабуха, личность весьма темная. Вздумалось ему баллотироваться в гласные городской думы. Накануне выборов в газете его появилась статья: во всех культурных
странах принято, что редакторы местных газет состоят гласными муниципалитетов, завтра редактор нашей газеты баллотируется, мы не сомневаемся, что каждый наш читатель долгом своим
почтет и т. д.
В чтении этой книги он находил пищу для своего воображения, с помощью которого переносил себя в отдаленные
страны, воображая себя рыцарем, избивающим неверных и достигающим славы и
почестей, и таким образом уносился мечтой от своей, несмотря на его высокое рождение, неприглядной, однообразно-скучной обстановки.
— Клянусь
честью, — возразил спокойно Ростовцев, — что Коновницын совершенно не участвовал во всем том, что произошло между великим князем и мною. Я сделал то, что должен был сделать всякий хороший гражданин, преданный своей
стране и своему государю. Я ни на кого не доносил, но предупредил императора, чтобы он принял надлежащие меры…
Обновленное, хотя и не новое, как в остальной России, судопроизводство внесло некоторый свет в мрак дореформенных порядков, царивших в этой «
стране золота»
почти вплоть до последнего времени; осуществлявшийся уже проект сибирской железной дороги должен был связать это классическое «золотое дно» с центральной Россией, и
страна, при одном имени которой казначеи и кассиры последней формации ощущали трепет сердец, должна была перестать быть
страной изгнания, а, напротив, своими природными богатствами наводнить центральную Россию.