Неточные совпадения
Часа
через два, когда все на пристани умолкло, я разбудил своего казака. «Если я выстрелю из пистолета, — сказал я ему, — то беги на берег». Он выпучил глаза и машинально отвечал: «Слушаю, ваше благородие». Я заткнул за пояс пистолет и вышел. Она дожидалась меня на
краю спуска; ее одежда была более нежели легкая, небольшой платок опоясывал ее гибкий стан.
Не более пяти-шести шагов отделяло Клима от
края полыньи, он круто повернулся и упал, сильно ударив локтем о лед. Лежа на животе, он смотрел, как вода, необыкновенного цвета, густая и, должно быть, очень тяжелая, похлопывала Бориса по плечам, по голове. Она отрывала руки его ото льда, играючи переплескивалась
через голову его, хлестала по лицу, по глазам, все лицо Бориса дико выло, казалось даже, что и глаза его кричат: «Руку… дай руку…»
С этим он и уснул, а утром его разбудил свист ветра, сухо шумели сосны за окном, тревожно шелестели березы; на синеватом полотнище реки узорно курчавились маленькие волнишки. Из-за реки плыла густо-синяя туча, ветер обрывал ее
край, пышные клочья быстро неслись над рекою, поглаживая ее дымными тенями. В купальне кричала Алина. Когда Самгин вымылся, оделся и сел к столу завтракать — вдруг хлынул ливень, а
через минуту вошел Макаров, стряхивая с волос капли дождя.
Клим присел на
край стола, разглядывая Дронова; в спокойном тоне, которым он говорил о Рите, Клим слышал нечто подозрительное. Тогда, очень дружески и притворяясь наивным, он стал подробно расспрашивать о девице, а к Дронову возвратилась его хвастливость, и
через минуту Клим почувствовал желание крикнуть ему...
— Что же лучше? — спросила она и, не слыша ответа, обернулась посмотреть, что его занимает. А он пристально следил, как она, переступая
через канавку, приподняла
край платья и вышитой юбки и как из-под платья вытягивалась кругленькая, точно выточенная, и крепкая небольшая нога, в белом чулке, с коротеньким, будто обрубленным носком, обутая в лакированный башмак, с красной сафьянной отделкой и с пряжкой.
Еще до сих пор не определено, до какой степени может усилиться шерстяная промышленность, потому что нельзя еще, по неверному состоянию
края, решить, как далеко может быть она распространена внутри колонии. Но, по качествам своим, эта шерсть стоит наравне с австралийскою, а последняя высоко ценится на лондонском рынке и предпочитается ост-индской. Вскоре возник в этом углу колонии город Грем (Grahamstown) и порт Елизабет,
через который преимущественно производится торговля шерстью.
Чжан Бао указал мне рукой на лес. Тут только я заметил на
краю полянки маленькую кумирню, сложенную из накатника и крытую кедровым корьем. Около нее на коленях стоял старик и молился. Я не стал ему мешать и пошел к ручью мыться.
Через 15 минут старик возвратился в фанзу и стал укладывать свою котомку.
Через 10 км тропа переходит к левому
краю долины и потом по маленькому ключику, не имеющему названия, опять подымается в горы.
Деревня Нотохоуза — одно из самых старых китайских поселений в Уссурийском
крае. Во времена Венюкова (1857 год) сюда со всех сторон стекались золотопромышленники, искатели женьшеня, охотники и звероловы. Старинный путь, которым уссурийские манзы сообщались с постом Ольги, лежал именно здесь. Вьючные караваны их шли мимо Ното по реке Фудзину
через Сихотэ-Алинь к морю. Этой дорогой предстояло теперь пройти и нам.
Область распространения диких свиней в Уссурийском
крае тесно связана с распространением кедра, ореха, лещины и дуба. Северная граница этой области проходит от низов Хунгари,
через среднее течение Анюя, верхнее — Хора и истоки Бикина, а оттуда идет
через Сихотэ-Алинь на север к мысу Успения. Одиночные кабаны попадаются и на реках Копи, Хади и Тумнину. Животное это чрезвычайно подвижное и сильное. Оно прекрасно видит, отлично слышит и имеет хорошее обоняние. Будучи ранен, кабан становится весьма опасен.
Мальчик вышел, весело спрыгнул с крыльца и пустился бегом, не оглядываясь,
через поле в Кистеневку. Добежав до деревни, он остановился у полуразвалившейся избушки, первой с
края, и постучал в окошко; окошко поднялось, и старуха показалась.
Через минуту я заметил, что потолок был покрыт прусскими тараканами. Они давно не видали свечи и бежали со всех сторон к освещенному месту, толкались, суетились, падали на стол и бегали потом опрометью взад и вперед по
краю стола.
Вскоре после этого пьесы, требовавшие польских костюмов, были воспрещены, а еще
через некоторое время польский театр вообще надолго смолк в нашем
крае. Но романтическое чувство прошлого уже загнездилось в моей душе, нарядившись в костюмы старой Польши.
Через несколько секунд дело объяснилось: зоркие глаза начальника
края успели из-за фартука усмотреть, что ученики, стоявшие в палисаднике, не сняли шапок. Они, конечно, сейчас же исправили свою оплошность, и только один, брат хозяйки, — малыш, кажется, из второго класса, — глядел, выпучив глаза и разинув рот, на странного генерала, неизвестно зачем трусившего грузным аллюром
через улицу… Безак вбежал в палисадник, схватил гимназиста за ухо и передал подбежавшим полицейским...
Тут случилось нечто неожиданное и страшное. Фартук сам распахнулся с другой стороны… Из тарантаса выкатилась плотная невысокая фигура в военной форме, и среди общего испуга и недоумения его превосходительство, командующий войсками киевского военного округа и генерал — губернатор Юго — западного
края, бежал, семеня короткими ногами,
через улицу в сторону, противоположную от исправничьего крыльца…
Это случается только на озерах больших и глубоких; на водах же средней величины и мелких процесс зарастания обыкновенно оканчивается тем, что сплошной слой от
края до
края, во всех направлениях, заволочет поверхность воды, и
через несколько лет наружность его представит вид обыкновенного болота, но обманчива эта наружность…
Минуты
через две на самом
краю обрыва опять увидел два таких предмета.
— Так вот что, сударь. Сегодня перед вечером я к мужичкам на сходку ходил. Порешили: как-никак, а кончить надо. Стало быть, завтра чем свет опять сходку — и совсем уж с ними порешить. Сразу чтобы. А то у нас,
через этого самого Пронтова, и конца-краю разговорам не будет.
Таким образом он уже совсем перевесился
через арку, держась за ее
край только пальцами вытянутых рук, но его ноги все еще не встречали опоры.
Все высыпали на палубу (сейчас 12, звонок на обед) и, перегнувшись
через стеклянный планшир, торопливо, залпом глотали неведомый, застенный мир — там, внизу. Янтарное, зеленое, синее: осенний лес, луга, озеро. На
краю синего блюдечка — какие-то желтые, костяные развалины, грозит желтый, высохший палец, — должно быть, чудом уцелевшая башня древней церкви.
Но не успел он прослужить здесь и двух лет, как
через город случилось проезжать начальнику какого-то отдаленного
края.
Оба стали смотреть, как она загорится, Петр Иваныч, по-видимому, с удовольствием, Александр с грустью, почти со слезами. Вот верхний лист зашевелился и поднялся, как будто невидимая рука перевертывала его;
края его загнулись, он почернел, потом скоробился и вдруг вспыхнул; за ним быстро вспыхнул другой, третий, а там вдруг несколько поднялись и загорелись кучей, но следующая под ними страница еще белелась и
через две секунды тоже начала чернеть по
краям.
— Дядюшка! — неистово закричал Александр, схватив его за руку, но поздно: комок перелетел
через угол соседней крыши, упал в канал, на
край барки с кирпичами, отскочил и прыгнул в воду.
Тут ему очень кстати помог своим влиянием начальник
края, живой свидетель его хладнокровного мужества при переправе
через Дунай.
За левым бортом в бесконечно далекой черноте ночи, точно на
краю света, загорелась вдруг яркая, белая, светящаяся точка маяка; продержавшись с секунду, она мгновенно гасла, а
через несколько секунд опять вспыхивала, и опять гасла, и опять вспыхивала
через точные промежутки. Смутное нежное чувство прикоснулось вдруг к душе Елены.
Слушая, он смотрел
через крышу пристани на спокойную гладь тихой реки; у того её берега, чётко отражаясь в сонной воде, стояли хороводы елей и берёз, далее они сходились в плотный синий лес, и, глядя на их отражения в реке, казалось, что все деревья выходят со дна её и незаметно, медленно подвигаются на
край земли.
Я так жаждал «отрадных явлений», я так твердо был уверен в том, что не дальше как
через два-три месяца прочту в «нашей уважаемой газете» корреспонденцию из Паскудска, в которой будет изображено: «С некоторого времени наш
край поистине сделался ареной отрадных явлений.
Приехавши в главный город
края, мы остановились в большом казенном доме, в котором мы буквально терялись как в пустыне (князь не имел семейства). Было раннее утро, и мне смертельно хотелось спать, но он непременно желал, чтобы немедленно произошло официальное представление, и потому разослал во все концы гонцов с известием о своем прибытии.
Через два часа залы дома уже были наполнены трепещущими чиновниками.
— Главное, ma chère, [Моя дорогая (фр.).] несите свой крест с достоинством! — говорила приятельница ее, Ольга Семеновна Проходимцева, которая когда-то
через нее пристроила своего мужа куда-то советником, — не забывайте, что на вас обращены глаза целого
края!
Года
через полтора после смерти первой жены, горячо им любимой, выплакав сердечное горе, Николай Федорович успокоился и влюбился в дочь известного описателя Оренбургского
края, тамошнего помещика П. А. Рычкова, и вскоре женился.
Эта сволочь, большею частию безоружная, подгоняемая казацкими нагайками, проворно перебегала из буерака в буерак, из лощины в лощину, переползывала
через высоты, подверженные пушечным выстрелам, и таким образом забралася в овраги, находящиеся на
краю самого предместия.
Года
через три его опять перевели в гвардию, но он возвратился из Орской крепости, по замечанию знакомых, несколько поврежденным; вышел в отставку, потом уехал в имение, доставшееся ему после разоренного отца, который, кряхтя и ходя в нагольном тулупе, — для одного, впрочем, скругления, — прикупил две тысячи пятьсот душ окольных крестьян; там новый помещик поссорился со всеми родными и уехал в чужие
края.
Именно звук голоса перенес меня
через ряд лет в далекий
край, к раннему детству, под родное небо. Старец был старинный знакомый нашей семьи и когда-то носил меня на руках. Я уже окончательно сконфузился, точно вор, пойманный с поличным.
Дальнейшее путешествие приняло несколько фантастический характер. Мы очутились на
краю какой-то пропасти. Когда глаз несколько привык к темноте, можно было различить целый ряд каких-то балок и дядю Петру, перелезавшего
через них.
Бесконечные дремучие, девственные леса вологодские сливаются на севере с тундрой, берегом Ледовитого океана, на востоке,
через Уральский хребет, с сибирской тайгой, которой, кажется, и конца-края нет, а на западе до моря тянутся леса да болота, болота да леса.
Долинский на мгновение смутился и
через другое такое же летучее мгновение невыразимо обрадовался, ощутив, что память его падает, как надтреснувшая пружина, и спокойная тупость ложится по всем
краям воображения.
— Чего взял, сами родители к нам на село привезли… О французовой поре можайские дворянчики всё
через наши
края бегивали, и тут тоже пара их бегла, да споткнулись оба у нас и померли, а сиротинку бросили.
И
через восемь дней он ехал по дороге от города на станцию; тихо ехал по
краю избитого шоссе с вывороченным булыжником, торчавшим среди глубоких выбоин, в них засохла грязь, вздутая горбом, исчерченная трещинами.
Первые минуты опьянения были неприятны, хмель делал мысли Петра о себе, о людях ещё более едкими, горькими, окрашивал всю жизнь в злые, зелёно-болотные краски, придавал им кипучую быстроту; Артамонову казалось, что это кипение вертит, кружит его, а в следующую минуту перебросит
через какой-то
край.
Идя по следу ласки, я видел, как она гонялась за мышью, как лазила в ее узенькую снеговую норку, доставала оттуда свою добычу, съедала ее и снова пускалась в путь; как хорек или горностай, желая перебраться
через родниковый ручей или речку, затянутую с
краев тоненьким ледочком, осторожными укороченными прыжками, необыкновенно растопыривая свои мягкие лапки, доходил до текучей воды, обламывался иногда, попадался в воду, вылезал опять на лед, возвращался на берег и долго катался по снегу, вытирая свою мокрую шкурку, после чего несколько времени согревался необычайно широкими прыжками, как будто преследуемый каким-нибудь врагом, как норка, или поречина, бегая по
краям реки, мало замерзавшей и среди зимы, вдруг останавливалась, бросалась в воду, ловила в ней рыбу, вытаскивала на берег и тут же съедала…
Если есть знакомые помещики, то они в церкви, а прошмыгнув по
краю ярмарки, мы тотчас пронесемся
через бугор и проселок и скатимся в Дюков лесной верх, где до самого дома будем скрыты от нескромных взоров.
Спуска для вешней воды не было — вероятно, она текла
через низкий
край плотины, который соединялся в уровень с противоположным отлогим берегом.
А потому — прошу минуту внимания в сторону, — немножко вдаль от Орла, в
края еще более теплые, к тихоструйной реке в ковровых берегах, на народный «пир веры», где нет места деловой, будничной жизни; где все, решительно все, проходит
через своеобычную религиозность, которая и придает всему свою особенную рельефность и живость.
В моих (
через — край-город)
Он постоял, подумал, почесал в голове и потом, привернувши к сторонке, занес ногу
через тын и пошел огородом к вдовиной избушке, что стояла немного поодаль,
край села, под высокою тополей…
Тот же вечер. Конец улицы на
краю города. Последние дома, обрываясь внезапно, открывают широкую перспективу: темный пустынный мост
через большую реку. По обеим сторонам моста дремлют тихие корабли с сигнальными огнями. За мостом тянется бесконечная, прямая, как стрела, аллея, обрамленная цепочками фонарей и белыми от инея деревьями. В воздухе порхает и звездится снег.
опустив или подразумев третью и единственную: лирическую. Но К Морю было еще и любовь моря к Пушкину: море — друг, море — зовущее и ждущее, море, которое боится, что Пушкин — забудет, и которому, как живому, Пушкин обещает, и вновь обещает. Море — взаимное, тот единственный случай взаимности — до
краев и
через морской
край наполненной, а не пустой, как счастливая любовь.
К вечеру «преданный малый» привез его в гостиницу des Trois Monarques — а в ночь его не стало. Вязовнин отправился в тот
край, откуда еще не возвращалось ни одного путешественника. Он не пришел в себя до самой смерти и только раза два пролепетал: «Я сейчас вернусь… это ничего… теперь в деревню…» Русский священник, за которым послал хозяин, дал обо всем знать в наше посольство — и «несчастный случай с приезжим русским» дня
через два уже стоял во всех газетах.
Но зато — с высоты какой убежденности, с какой через-край наполненностью я, додравшись, роняла им в веселые лица: «Я — Schwarze Peter, зато вы — ду-ра-ки».