Неточные совпадения
И быстреньким шепотом он поведал, что тетка его, ведьма, околдовала его, вогнав в живот ему
червя чревака, для того чтобы он, Дронов, всю жизнь мучился неутолимым голодом. Он рассказал также, что родился в год, когда отец его воевал с турками, попал в плен, принял турецкую веру и теперь
живет богато; что ведьма тетка, узнав об этом, выгнала из дома мать и бабушку и что мать очень хотела уйти в Турцию, но бабушка не пустила ее.
— Напротив, мне это очень тяжело, — подхватил Калинович. — Я теперь
живу в какой-то душной пустыне! Алчущий сердцем, я знаю, где бежит свежий источник, способный утолить меня, но нейду к нему по милости этого проклятого анализа, который, как
червь, подъедает всякое чувство, всякую радость в самом еще зародыше и, ей-богу, составляет одно из величайших несчастий человека.
— Молодость прошла — отлично… — злобно повторял я про себя. — Значит, она никому не нужна; значит, выпал скверный номер; значит, вообще наплевать. Пусть другие
живут, наслаждаются, радуются… Черт с ними, с этими другими. Все равно и жирный король и тощий нищий в конце концов сделаются достоянием господ
червей, как сказал Шекспир, а в том числе и другие.
Обе породы земляных
червей не
живут в навозе, а в земле.
Настя. Ах ты, несчастный! Ведь ты… ты мной
живешь, как
червь — яблоком!
— Ненавижу я нищих!.. Дармоеды! Ходят, просят и — сыты! И хорошо
живут… Братия Христова, говорят про них. А я кто Христу? Чужой? Я всю жизнь верчусь, как
червь на солнце, а нет мне ни покоя, ни уважения…
— Ела я и всё думала про Перфишкину дочку… Давно я о ней думаю…
Живёт она с вами — тобой да Яковом, — не будет ей от того добра, думаю я… Испортите вы девчонку раньше время, и пойдёт она тогда моей дорогой… А моя дорога — поганая и проклятая… не ходят по ней бабы и девки, а, как
черви, ползут…
— Я так понимаю: одни люди —
черви, другие — воробьи… Воробьи — это купцы… Они клюют
червей… Так уж им положено… Они — нужны… А я и все вы — ни к чему… Мы
живем без оправдания… Совсем не нужно нас… Но и те… и все — для чего? Это надо понять… Братцы!.. На что меня нужно? Не нужно меня!.. Убейте меня… чтобы я умер… хочу, чтобы я умер…
Не
червь в тебе
живет, не дух праздного беспокойства: огонь любви к истине в тебе горит, и, видно, несмотря на все твои дрязги, он горит в тебе сильнее, чем во многих, которые даже не считают себя эгоистами, а тебя, пожалуй, называют интриганом.
— Ну, все равно; пиши:
червь! А главное — сама-то ты
живи!
Ераст. Но позвольте! Человек я для вас маленький, ничтожный, так все одно, что
червь ползущий; но не откажите сделать мне последнюю милость. (Становится на колени.) Скажите, что-нибудь да скажите! Ругайте, прощайте, проклинайте; ну, что вам угодно, только говорите — мне будет легче; ежели же вы уйдете молча, мне
жить нельзя. Не убивайте презрением, сорвите сердце, обругайте и уйдите!..
Я знал одной лишь думы власть,
Одну — но пламенную страсть:
Она, как
червь, во мне
жила,
Изгрызла душу и сожгла.
Владимир. Есть люди, более достойные сожаленья, чем этот мужик. Несчастия внешние проходят, но тот, кто носит всю причину своих страданий глубоко в сердце, в ком
живет червь, пожирающий малейшие искры удовольствия… тот, кто желает и не надеется… тот, кто в тягость всем, даже любящим его… тот! но для чего говорить об таких людях? им не могут сострадать: их никто, никто не понимает.
Как нарочно, когда она еще
жила в Москве у тетки, к ней сватался некий князь Мактуев, человек богатый, но совершенно ничтожный. Она отказала ему наотрез. Но теперь иногда ее мучил
червь раскаяния: зачем отказала. Как наш мужик дует с отвращением на квас с тараканами и все-таки пьет, так и она брезгливо морщилась при воспоминании о князе и все-таки говорила мне...
Впоследствии, когда собрание гусениц сделалось довольно многочисленно, в комнате, где
жили червяки, распространился сильный и противный запах, так что без растворенного окна в ней нельзя было долго оставаться, а я любил подолгу наблюдать за моими питомцами; Герман же перестал и ходить туда, уверял даже, что во всем флигеле воняет
червями, что было совершенно несправедливо.
Тетушка так и ахнула: все, говорит, ему явлено! И стала она приставать к живописцу, чтобы он поисповедался; а тому все трынь-трава! Ко всему легко относился… даже по постам скоромное ел… и притом, слышат они стороною, будто он и
червей и устриц вкушает. А
жили они все в одном доме и часто сокрушались, что есть в ихнем купеческом родстве такой человек без веры.
Страх смерти — это
червь, непрерывно точащий душу человека. Кириллов, идя против бога, «хочет лишить себя жизни, потому что не хочет страха смерти». «Вся свобода, — учит он, — будет тогда, когда будет все равно,
жить или не
жить… Бог есть боль страха смерти. Кто победит боль и страх, тот сам станет бог».
— Разумеется, слабы, —
червь, а не человек, поношение человеков. А бог захочет — и
червя сохранит, устроит тебя так, что лучше требовать нельзя, сам этак никогда и не выдумаешь. Слаб ты — он тебе немца пошлет и
живи за его головою.
То, что для него важнее всего и что одно нужно ему, что — ему кажется — одно
живет по настоящему, его личность, то гибнет, то будет кости,
черви — не он; а то, что для него не нужно, не важно, что он не чувствует живущим, весь этот мир борющихся и сменяющихся существ, то и есть настоящая жизнь, то останется и будет
жить вечно.
— Вот, кажется,
живут люди… дом — полная чаша, истинно Божеское благословение на нем почет, а поди ж ты, что на поверку-то выходит… Что внутри-то гнездится… Так и яблоко, или другой плод какой, с виду такой свежий, красивый, а внутри…
червь… Так-то…