Неточные совпадения
Скажут это они в
отчаянии, и сказанное ими будет богохульством, от которого они станут еще несчастнее, ибо природа
человеческая не выносит богохульства и в конце концов сама же всегда и отмстит за него.
Все было проклято в этой среде; все ходило ощупью в мраке безнадежности и
отчаянья, который окутывал ее. Одни были развращены до мозга костей, другие придавлены до потери
человеческого образа. Только бессознательность и помогала жить в таком чаду.
Тем, кто не был в этот день на службе, интересное известие обязательно развез доктор Кормилицын, причем своими бессвязными ответами любопытную половину
человеческого рода привел в полное
отчаяние.
На третий, на четвертый день то же. А надежда все влекла ее на берег: чуть вдали покажется лодка или мелькнут по берегу две
человеческие тени, она затрепещет и изнеможет под бременем радостного ожидания. Но когда увидит, что в лодке не они, что тени не их, она опустит уныло голову на грудь,
отчаяние сильнее наляжет на душу… Через минуту опять коварная надежда шепчет ей утешительный предлог промедления — и сердце опять забьется ожиданием. А Александр медлил, как будто нарочно.
Не говоря о всех других противоречиях жизни и сознания, которые наполняют жизнь человека нашего времени, достаточно одного этого последнего военного положения, в котором находится Европа, и его христианского исповедания для того, чтобы человеку прийти в
отчаяние, усомниться в разумности
человеческой природы и прекратить жизнь в этом безумном и зверском мире.
— Если так, — сказал я в
отчаянии, — если, сам не зная того, я стремился к одному горю, — о Фрези Грант, нет
человеческих сил терпеть! Избавь меня от страдания!
В Крыму и на Кавказе опять-таки хороша только природа, а населяющие их восточные человеки, с их длинными носами и бессмысленными черными глазами, — ужас что такое!.. в
отчаяние приводящие существа… так что я дошел до твердого убеждения, что человек, который хоть сколько-нибудь дорожит мыслью
человеческой, может у нас жить только в Москве и в Петербурге.
Где-то в глубине моей души, еще не притупившейся к
человеческому страданию, я разыскал теплые слова. Прежде всего я постарался убить в ней страх. Говорил, что ничего еще ровно не известно и до исследования предаваться
отчаянию нельзя. Да и после исследования ему не место: я рассказал о том, с каким успехом мы лечим эту дурную боль — сифилис.
— Неужели ты действительно — только сон души
человеческой и надежда, созданная
отчаянием в тёмный час бессилия?
К моим мыслям о
человеческом счастье всегда почему-то примешивалось что-то грустное, теперь же, при виде счастливого человека, мною овладело тяжелое чувство, близкое к
отчаянию.
Таких рассказов у него был неисчерпаемый запас, и, видимо, все их создало
отчаяние мысли
человеческой, неспособной помириться с двоебожием пагубным, ибо оно разрывает душу, лишая её целости. И, рассказывая такие сказки, старик всегда понижал голос до глухого, как бы из-под земли исходящего шёпота.
Не такова молитва преступного, рыдающий, поверженный в прахе, он алчет одного прощения, его молитва раздирает его душу; в ней вся его надежда и вместе
отчаяние; он чувствует свою недостойность, но чувствует и безмерную благость бога; он боится, трепещет, уничтожает себя и возрождается, живет токмо в нем, в искупителе рода
человеческого.
Свидригайлов последнюю ночь перед самоубийством проводит в дрянненьком номере на Петербургской стороне. Холодно, сыро, ветер бьет в окно брызгами. Навсегда врезывается в память картина холодного
отчаяния одинокой
человеческой души среди холодного равнодушия бушующей осенней ночи. И вот Свидригайлову снится сон...
«Обливаясь глупыми слезами своими, — говорит Великий Инквизитор, — люди сознаются, наконец, что создавший их бунтовщиками, без сомнения, хотел посмеяться над ними. Скажут это они в
отчаянии, и сказанное ими будет богохульством, от которого они станут еще несчастнее, ибо природа
человеческая не выносит богохульства и, в конце концов, сама же себе всегда и отмстит за него».
И с ужасом, с
отчаянием убедится человек, что свобода, которой он так страстно желает, не для него, что «не в силах слабая
человеческая душа вместить столь страшного дара».
«Осанна, прошедшая через горнило сомнений»… Каким бы ясным, твердым блеском должна сверкать такая осанна, как страстно должна бы устремляться навстречу сомнениям, как бурно рваться к покорению
человеческих душ! Но одна лишь усталость и задушенное
отчаяние слышны в спокойной осанне благообразных праведников Достоевского.
Он доказывал Кишенскому, что поступки его с Висленевым превосходят всякую меру
человеческой подлости; что терпение жертвы их, очевидно, перепилено, что это нерасчетливо и глупо доводить человека до
отчаяния, потому что человек без надежды на спасение готов на все, и что Висленев теперь именно в таком состоянии, что он из мести и
отчаяния может пойти и сам обвинить себя неведомо в каких преступлениях, лишь бы предать себя в руки правосудия, отомстя тем и Кишенскому, и жене.
С людьми в нашем мире, вступающими в истинную жизнь, случается нечто подобное тому, что бы было с девушкой, от которой были бы скрыты свойства женщины. Почувствовав признаки половой зрелости, такая девушка приняла бы то состояние, которое призывает ее к будущей семейной жизни, с обязанностями и радостями матери, за болезненное и неестественное состояние, которое привело бы ее в
отчаяние. Подобное же
отчаяние испытывают люди нашего мира при первых признаках пробуждения к истинной
человеческой жизни.
Человек обыкновенно верит в то, во что ему хочется верить, и представляет себе всех и вся в том свете, который для него благоприятнее. Это одна из отрадных и спасительных способностей
человеческого ума и сердца. Потеря этой способности доводит человека до мрачного
отчаяния, до сумасшествия, до самоубийства. Граф, повторяем, надеялся, а потому и мечтал.
— Как, чернильная гадина! — гневно воскликнул Назарий и даже осадил своего коня. — Недомерок
человеческого рода тянется под мою стать или хочет оскорбить меня, чтобы сравняться со мною. Господи, до чего я дожил, — добавил он с неподдельным
отчаянием в голосе.
— Как, чернильная гадина! — гневно воскликнул Назарий и даже осадил своего коня. — Недомерок
человеческого рода тянется под мою стать, или хочешь окоротить меня, чтобы сравняться со мною. Господи, до чего я дожил! — добавил он с неподдельным
отчаянием в голосе.
От мольбы переходят к проклятиям: все проклинают, что только носит имя
человеческое; ломают и уничтожают все, что могут разломать и уничтожить, силятся разрыть стену… наконец, предавшись
отчаянию, садятся на постель…
А я помню, как я тогда писал одно это слово. И что было бы, если бы вместо этой гладкой белой бумаги, на которой нет ничего, кроме слабых каракуль, начертанных чьей-то
человеческой рукой, — было бы зеркало? Такое зеркало, которое навеки отразило бы лицо человека, писавшего со всем его
отчаянием и нестерпимой душевной мукой! А что здесь видно?