Неточные совпадения
Мы вышли в экскурсию после обеда и, подойдя к горе, стали подыматься по глинистым обвалам, взрытым лопатами жителей и весенними потоками. Обвалы обнажали склоны горы, и кое-где из глины виднелись высунувшиеся наружу белые, истлевшие кости. В одном месте деревянный гроб выставлялся истлевшим углом, в другом — скалил
зубы человеческий череп, уставясь на нас черными впадинами глаз.
— Да-с, — говорит он, — я озабочен-с. Посмотришь в эту закрытую для многих книгу, увидишь там все такое несообразное. Не
человеческие лица, а рыла-с… кружатся… рвут друг друга, скалят зубы-с. Неутешительно-с.
То мелькали перед моими глазами с одуряющей быстротой длинные яркие полосы обоев, и на них вместо узоров я с изумительной отчетливостью видел целые гирлянды из
человеческих физиономий — порою красивых, добрых и улыбающихся, порою делающих страшные гримасы, высовывающих языки, скалящих
зубы и вращающих огромными белками.
Алексей Абрамович Негров, отставной генерал-майор и кавалер, толстый, рослый мужчина, который, после прорезывания
зубов, ни разу не был болен, мог служить лучшим и полнейшим опровержением на знаменитую книгу Гуфланда «О продолжении жизни
человеческой».
В непроглядной тьме под сараями кое-где слышались
человеческие голоса и то тихий стук конских
зубов, жевавших овес, то усталое лошадиное отпырхивание.
В то же время в пятне света на воде явилось большое, страшное
человеческое лицо с белыми оскаленными
зубами. Оно плыло и покачивалось на воде,
зубы его смотрели прямо на Фому, и точно оно, улыбаясь, говорило...
Но стрелять не смел: в приговоренных к казни, если не было настоящего бунта, никогда не стреляли. А Цыганок скрипел
зубами, бранился и плевал — его
человеческий мозг, поставленный на чудовищно острую грань между жизнью и смертью, распадался на части, как комок сухой и выветрившейся глины.
— У вас горе, я понимаю, но ведь приглашаю я вас не
зубы лечить, не в эксперты, а спасать жизнь
человеческую! — продолжал он умолять, как нищий. — Эта жизнь выше всякого личного горя! Ну, я прошу мужества, подвига! Во имя человеколюбия!
Ждали — вот она упадет, и с земли к небесам поднимется дым студеничный, от него померкнет солнце, и изыдут на землю пруги, подобные коням, на брань уготованным, с
человеческими лицами, с золотыми венцами на головах, со львиными
зубами, с хвостами скорпионовыми…
В первобытные времена человек был еще вполне беспомощен перед природою, наступление зимы обрекало его, подобно животным или нынешним дикарям, на холод и голодание; иззябший, с щелкающими
зубами и подведенным животом, он жил одним чувством — страстным ожиданием весны и тепла; и когда приходила весна, неистовая радость охватывала его пьяным безумием. В эти далекие времена почитание страдальца-бога, ежегодно умирающего и воскресающего, естественно вытекало из внешних условий
человеческой жизни.
— Со мною нельзя рассуждать, потому что я говорю правду, что я вопию к
человеческому правосудию и состраданию; потому что я убит, да, да, убит, уничтожен; что у меня ничего нет, и с меня нечего взять, а с Алиной Дмитриевной и с Кишенским можно дела делать… Гм! — взглянул он, заскрипев
зубами и ринувшись вперед на Горданова, — так вот же делайте, подлецы, делайте со мною, что вы хотите! Делайте, а я вас не боюсь.
Глафира при этом воспоминании даже вся покраснела, сжала кулаки и, скрипнув
зубами, почувствовала неодолимое и страстное желание впиться своими пальцами в его шею и задушить его, как она едва этого не сделала полгода тому назад в Москве, при воспоминании, что он не только убил душевно ее самое, но и старался физически убить Подозерова, единственного человека, чья нравственная чистота влекла ее порой к примирению с оскорбленным ею и отворачивающимся от нее
человеческим миром.
Нет, обезьяна! Вот он снова засмеялся, и Я вижу, что он не умеет смеяться. Словно только вчера он научился этому
человеческому искусству, очень любит смех, но каждый раз с трудом находит его в своей неприспособленной гортани, давится звуками, кудахтает, почти стонет. Нельзя не вторить этому странному смеху, он заразителен, но уже скоро начинает ломить челюсти,
зубы и мускулы деревенеют.
Оба, Нилов и волк, головы которых были на одном уровне, глядели в глаза друг другу… Волк щелкал
зубами, издавал скрипучие звуки и брызгал… Задние лапы его, ища опоры, ерзали по коленям Нилова… В глазах светилась луна, но не видно было ничего, похожего на злобу; они плакали и походили на
человеческие.
Там были
человеческие кости и волосы, сушеные нетопыри и жабы, скидки змеиной кожи, волчьи
зубы, чертовы пальцы, осиновые уголья, кости черной кошки, множество разных невиданных раковин, сушеных трав и кореньев и… всего нельзя припомнить.
Он тихо засмеялся, открыв черные, гнилые
зубы, и на суровом, недоступном лице его улыбка разбежалась в тысячах светлых морщинок, как будто солнечный луч заиграл на темной и глубокой воде. И ушли большие, важные мысли, испуганные
человеческою радостью, и долго была только радость, только смех, свет солнечный и нежно-пушистый, заснувший цыпленок.
Но есть нечто ужаснейшее, чего ни понять, ни объяснить не может мой
человеческий разум: закуривая сам, убийца, по-видимому, в чувстве какого-то странного дружелюбия, вложил зажженную сигару в стиснутые
зубы моего покойного отца.
—
Зубы ада — его сила… Сила днешняго антихриста — деньги. Ими все творится пагубы ради
человеческой… Можешь ли вырвать
зубы из мерзких челюстей его, окаяннаго?