Неточные совпадения
Толстоногий стол, заваленный почерневшими от старинной пыли, словно прокопченными бумагами, занимал весь промежуток между двумя окнами; по стенам висели турецкие ружья, нагайки, сабля, две ландкарты, какие-то анатомические рисунки, портрет Гуфеланда, [Гуфеланд Христофор (1762–1836) — немецкий врач, автор широко в свое время популярной книги «Искусство продления
человеческой жизни».] вензель из волос в черной рамке и диплом под стеклом; кожаный, кое-где продавленный и разорванный, диван помещался между двумя громадными шкафами из карельской березы; на полках в беспорядке теснились книги, коробочки, птичьи чучелы, банки, пузырьки; в одном углу стояла сломанная электрическая
машина.
С вхождением
машины в
человеческую жизнь умерщвляется не дух, а плоть, старый синтез плотской жизни.
Каждая
машина, каждое усовершенствование или изобретение в области техники, каждое новое открытие требует тысяч
человеческих жертв, именно в лице тех тружеников, которые остаются благодаря этим благодеяниям цивилизации без куска хлеба, которых режет и дробит какое-нибудь глупейшее колесо, которые приносят в жертву своих детей с восьми лет…
Мы, рабочие, — люди, трудом которых создается все — от гигантских
машин до детских игрушек, мы — люди, лишенные права бороться за свое
человеческое достоинство, нас каждый старается и может обратить в орудие для достижения своих целей, мы хотим теперь иметь столько свободы, чтобы она дала нам возможность со временем завоевать всю власть.
Каким образом, или, лучше сказать, каким колдовством происходит там эта работа, эта чистка — никому не известно, но не подлежит никакому сомнению, что работа и чистка существуют, что
машина без отдыха работает своими колесами и никакие
человеческие силы не остановят ее…
«А если видите, — сказал я ему, — то знайте, что эта
машина имеет свойство, в один момент и без всяких посредствующих орудий, обращать в ничто
человеческую голову, которая, подобно вашей, похожа на яйцо! Herr Baron! разойдемтесь!» — «Разойдемтесь, Herr Graf», — сказал он мне, хотя я и не граф.
Достигается это одурение и озверение тем, что людей этих берут в том юношеском возрасте, когда в людях не успели еще твердо сложиться какие-либо ясные понятия о нравственности, и, удалив их от всех естественных
человеческих условий жизни: дома, семьи, родины, разумного труда, запирают вместе в казармы, наряжают в особенное платье и заставляют их при воздействии криков, барабанов, музыки, блестящих предметов ежедневно делать известные, придуманные для этого движения и этими способами приводят их в такое состояние гипноза, при котором они уже перестают быть людьми, а становятся бессмысленными, покорными гипнотизатору
машинами.
— А известна ли вам, — продолжал с еще большей горячностью Бобров,-известна ли вам другая статистическая таблица, по которой вы с чертовской точностью можете вычислить, во сколько
человеческих жизней обойдется каждый шаг вперед вашей дьявольской колесницы, каждое изобретение какой-нибудь поганой веялки, сеялки или рельсопрокатки? Хороша, нечего сказать, ваша цивилизация, если ее плоды исчисляются цифрами, где в виде единиц стоит железная
машина, а в виде нулей — целый ряд
человеческих существований!
Выскажи он мысль сколько-нибудь
человеческую — его засмеют, назовут блаженненьким, не дадут проходу. Но он явился не с проектом о признании в человеке
человеческого образа (это был бы не проект, а опасное мечтание), а с проектом о превращении
человеческих голов в стенобитные
машины — и нет хвалы, которою не считалось бы возможным наградить эту гнилую отрыжку старой канцелярской каверзы, не нашедшей себе ограничения ни в совести, ни в знании.
Ведь работала не
машина, т. е. известная комбинация стальных, железных и медных частей, и не вода, превращенная в пар, а вечно живая
человеческая мысль.
И ежик, испугавшись
человеческого голоса, живо надвинул себе на лоб и на задние лапы колючую шубу и превратился в шар. Мальчик тихонько коснулся его колючек; зверек еще больше съежился и глухо и торопливо запыхтел, как маленькая паровая
машина.
Платонов. Вы сами спросите, зачем беспокоить maman? Всё пропало! Жена ушла — и всё пропало, ничего не осталось! Прекрасная, как майский день, Софи — идеал, за которым не видно других идеалов! Без женщины мужчина — что без паров
машина! Пропала жизнь, улетучились пары! Всё пропало! И честь, и
человеческое достоинство, и аристократизм, всё! Конец пришел!
При ответе на него намечаются две возможности: или
человеческий организм представляет собой только
машину, механический автомат, и смерть есть лишь его разрушение и порча, или же в нем живет дух, это тело оживляющий и с ним соединенный, а потому смерть есть противоестественное расторжение союза духа с телом.
Машина разрушает старую цельность и сращенность
человеческой жизни, как бы вырывает
человеческий дух из органической плоти и механизирует материальную жизнь человека.
Машина вносит динамизм в
человеческое существование.
Головокружительные успехи техники в XIX и XX веках обозначают самую большую революцию в истории человечества, более глубокую, чем все революции политические, радикальное изменение всего ритма
человеческой жизни, отрыв от природного, космического ритма и возникновение нового, определяемого
машинами ритма.
Техника не только свидетельствует о силе и победе человека, не только освобождает его, но она также ослабляет и порабощает человека, она механизирует
человеческую жизнь и накладывает на человека образ и подобие
машины.
Техника и
машина означает не только новый период
человеческой истории, но и новый космический период.
Машина, техника, та власть, которую она с собой приносит, та быстрота движения, которую она порождает, создают химеры и фантазмы, направляют жизнь
человеческую к фикциям, которые производят впечатление наиреальнейших реальностей.