Неточные совпадения
«Причаститься — значит признать и почувствовать себя
частью некоего
целого, отказаться
от себя. Возможно, что это воображается, но едва ли чувствуется. Один из самообманов, как «любовь к народу», «классовая солидарность».
В течение первых трех лет разлуки Андрюша писал довольно часто, прилагал иногда к письмам рисунки. Г-н Беневоленский изредка прибавлял также несколько слов
от себя, большей
частью одобрительных; потом письма реже стали, реже, наконец совсем прекратились.
Целый год безмолвствовал племянник; Татьяна Борисовна начинала уже беспокоиться, как вдруг получила записочку следующего содержания...
И действительно, он исполнил его удачно: не выдал своего намерения ни одним недомолвленным или перемолвленным словом, ни одним взглядом; по-прежнему он был свободен и шутлив с Верою Павловною, по-прежнему было видно, что ему приятно в ее обществе; только стали встречаться разные помехи ему бывать у Лопуховых так часто, как прежде, оставаться у них
целый вечер, как прежде, да как-то выходило, что
чаще прежнего Лопухов хватал его за руку, а то и за лацкан сюртука со словами: «нет, дружище, ты
от этого спора не уйдешь так вот сейчас» — так что все большую и большую долю времени, проводимого у Лопуховых, Кирсанову приводилось просиживать у дивана приятеля.
Иногда она
целый час смотрела в окно на улицу; улица была похожа на челюсть,
часть зубов
от старости почернела, покривилась,
часть их уже вывалилась, и неуклюже вставлены новые, не по челюсти большие.
И ничего не могли выдумать прогрессисты кроме того, что заключалось в
части апокалиптических пророчеств, но
части, оторванной
от целого и потому лишенной высшего света.
Жизнь впроголодь, питание иногда по
целым месяцам одною только брюквой, а у достаточных — одною соленою рыбой, низкая температура и сырость убивают детский организм
чаще всего медленно, изнуряющим образом, мало-помалу перерождая все его ткани; если бы не эмиграция, то через два-три поколения, вероятно, пришлось бы иметь дело в колонии со всеми видами болезней, зависящих
от глубокого расстройства питания.
На обширных болотах, не слишком топких или по крайней мере не везде топких, не зыблющихся под ногами, но довольно твердых и способных для ходьбы, покрытых небольшими и
частыми кочками, поросших маленькими кустиками, не мешающими стрельбе, производить охоту
целым обществом; охотники идут каждый с своею собакой, непременно хорошо дрессированною, в известном друг
от друга расстоянии, ровняясь в одну линию.
Тогда огромное сложение общества начнет валиться на
части и издыхати в отдаленности
от целого; тогда престол царский, где ныне опора, крепость и сопряжение общества зиждутся, обветшает и сокрушится; тогда владыка народов почтется простым гражданином, и общество узрит свою кончину.
Особенно во время его болезни и продолжительного выздоровления, видаясь
чаще обыкновенного, он затруднял меня спросами и расспросами,
от которых я, как умел, отделывался, успокаивая его тем, что он лично, без всякого воображаемого им общества, действует как нельзя лучше для благой
цели: тогда везде ходили по рукам, переписывались и читались наизусть его Деревня, Ода на свободу.
Очень жалею, что не могу ничем участвовать в постройке читинской церкви. Тут нужно что-нибудь значительнее наших средств. К тому же я всегда по возможности лучше желаю помочь бедняку какому-нибудь, нежели содействовать в украшениях для строящихся церквей. По-моему, тут моя лепта ближе к
цели. Впрочем, и эти убеждения не спасают
от частых налогов по этой
части. Необыкновенно часто приходят с кружками из разных мест, и не всегда умеешь отказать…
И
от всего этого надобно было уехать, чтоб жить
целую зиму в неприятном мне Чурасове, где не нравились мне многие из постоянных гостей, где должно избегать встречи с тамошней противной прислугой и где все-таки надо будет сидеть по большей
части в известных наших, уже опостылевших мне, комнатах; да и с матерью придется гораздо реже быть вместе.
Вот был мой путь:
от части к
целому;
часть — R-13, величественное
целое — наш Институт Государственных Поэтов и Писателей.
Та повиновалась, Джемма вскрикнула
от восхищения (глаза у фрау Леноре были действительно очень красивы) — и, быстро скользнув платком по нижней, менее правильной
части лица своей матери, снова бросилась ее
целовать.
Ну, она видит, что с меня взятки гладки, и говорит:"вот ты по доносчицкой
части состоишь,
целый день без ума квакаешь, а не видишь, что у тебя под носом делается — пискари-то ведь уж скоро остатние
от вас уплывут".
В таком духе разговор длится и до обеда, и во время обеда, и после обеда. Арине Петровне даже на стуле не сидится
от нетерпения. По мере того как Иудушка растабарывает, ей все
чаще и
чаще приходит на мысль: а что, ежели… прокляну? Но Иудушка даже и не подозревает того, что в душе матери происходит
целая буря; он смотрит так ясно и продолжает себе потихоньку да полегоньку притеснять милого друга маменьку своей безнадежною канителью.
(Прим. автора.)] которые год-другой заплатят деньги, а там и платить перестанут, да и останутся даром жить на их землях, как настоящие хозяева, а там и согнать их не смеешь и надо с ними судиться; за такими речами (сбывшимися с поразительной точностью) последует обязательное предложение избавить добрых башкирцев
от некоторой
части обременяющих их земель… и за самую ничтожную сумму покупаются
целые области, и заключают договор судебным порядком, в котором, разумеется, нет и быть не может количества земли: ибо кто же ее мерил?
Каратаев вел жизнь самобытную: большую
часть лета проводил он, разъезжая в гости по башкирским кочевьям и каждый день напиваясь допьяна кумысом; по-башкирски говорил, как башкирец; сидел верхом на лошади и не слезал с нее по
целым дням, как башкирец, даже ноги у него были колесом, как у башкирца; стрелял из лука, разбивая стрелой яйцо на дальнем расстоянии, как истинный башкирец; остальное время года жил он в каком-то чулане с печью, прямо из сеней,
целый день глядел, высунувшись, в поднятое окошко, даже зимой в жестокие морозы, прикрытый ергаком, [Ергак (обл.) — тулуп из короткошерстных шкур (жеребячьих, сурочьих и т. п.), сшитый шерстью наружу.] насвистывая башкирские песни и попивая,
от времени до времени целительный травник или ставленый башкирский мед.
Огромный брусок раскаленного металла проходил через
целый ряд станков, катясь
от одного к другому по валикам, которые вращались под полом, виднеясь на его поверхности только самой верхней своей
частью.
Вода и льдины ходили уже поверх кустов ивняка, покрывающих дальний плоский берег; там кое-где показывались еще ветлы: верхняя
часть дуплистых стволов и приподнятые кверху голые сучья принимали издали вид черных безобразных голов, у которых
от страха стали дыбом волосы; огромные глыбы льда, уносившие иногда на поверхности своей
целый участок зимней дороги, стремились с быстротою щепки, брошенной в поток; доски, стоги сена, зимовавшие на реке и которых не успели перевезти на берег, бревна, столетние деревья, оторванные
от почвы и приподнятые льдинами так, что наружу выглядывали только косматые корни, появлялись беспрестанно между икрами [Льдинами.
Миклаков прошел
от княгини не домой, а в Московский трактир, выпил там
целое море разной хмельной дряни, поссорился с одним господином, нашумел, набуянил, так что по дружественному только расположению к нему трактирных служителей он не отправлен был в
часть, и один из половых бережно даже отвез его домой.
Живопись, скульптура и музыка достигают; поэзия не всегда может и не всегда должна слишком заботиться о пластичности подробностей: довольно и того, когда вообще, в
целом, произведение поэзии пластично; излишние хлопоты о пластической отделке подробностей могут повредить единству
целого, слишком рельефно очертив его
части, и, что еще важнее, будут отвлекать внимание художника
от существеннейших сторон его дела.)
Эффект состоит в том, что вся дворовая и около дворов живущая птица закричит всполошным криком и бросится или прятаться, или преследовать воздушного пирата: куры поднимут кудахтанье, цыплята с жалобным писком побегут скрыться под распущенные крылья матерей-наседок, воробьи зачирикают особенным образом и как безумные попрячутся куда ни попало — и я часто видел, как дерево, задрожав и зашумев листьями, будто
от внезапного крупного дождя, мгновенно прятало в свои ветви
целую стаю воробьев; с тревожным пронзительным криком, а не щебетаньем, начнут черкать ласточки по-соколиному, налетая на какое-нибудь одно место; защекочут сороки, закаркают вороны и потянутся в ту же сторону — одним словом, поднимется общая тревога, и это наверное значит, что пробежал ястреб и спрятался где-нибудь под поветью, в овине, или сел в
чащу зеленых ветвей ближайшего дерева.
«Куда пошла она? и зачем я бегу за ней? Зачем? Упасть перед ней, зарыдать
от раскаяния,
целовать ее ноги, молить о прощении! Я и хотел этого; вся грудь моя разрывалась на
части, и никогда, никогда не вспомяну я равнодушно эту минуту. Но — зачем? — подумалось мне. — Разве я не возненавижу ее, может быть, завтра же, именно за то, что сегодня
целовал ее ноги? Разве дам я ей счастье? Разве я не узнал сегодня опять, в сотый раз, цены себе? Разве я не замучу ее!»
Детские комнаты в доме графа Листомирова располагались на южную сторону и выходили в сад. Чудное было помещение! Каждый раз, как солнце было на небе, лучи его с утра до заката проходили в окна; в нижней только
части окна завешивались голубыми тафтяными занавесками для предохранения детского зрения
от излишнего света. С тою же
целью по всем комнатам разостлан был ковер также голубого цвета и стены оклеены были не слишком светлыми обоями.
Упомянув сначала о запрещении 1796 года, указ продолжает: «Но как, с одной стороны, внешние обстоятельства, к мере сей правительство побудившие, прошли и ныне уже не существуют, а с другой — пятилетний опыт доказал, что средство сие было и весьма недостаточно к достижению предполагаемой им
цели, то по уважениям сим и признали мы справедливым, освободив сию
часть от препон, по времени соделавшихся излишними и бесполезными, возвратить ее в прежнее положение…» Далее, после разрешения вновь заводить вольные типографии и печатать в них всякие книги с освидетельствованием Управы благочиния, в указе повелевается — «цензуры всякого рода, в городах и при портах учрежденные, яко уже ненужные, упразднить» (П. С. З., № 20139).
Целые сокровища симпатии, утешения, надежды хранятся в этих чистых сердцах, так часто тоже уязвленных, потому что сердце, которое много любит, много грустит, но где рана бережливо закрыта
от любопытного взгляда, затем что глубокое горе всего
чаще молчит и таится.
Осенью мы долго, долго, до ранних черных вечеров и поздних темных утр заживались в Тарусе, на своей одинокой — в двух верстах
от всякого жилья — даче, в единственном соседстве (нам — минуту сбежать, тем — минуту взойти) реки — Оки («Рыбы мало ли в реке!»), — но не только рыбы, потому что летом всегда кто-нибудь тонул,
чаще мальчишки — опять затянуло под плот, — но часто и пьяные, а часто и трезвые, — и однажды затонул
целый плотогон, а тут еще дедушка Александр Данилович умер, и мать с отцом уехали на сороковой день и потом остались из-за завещания, и хотя я знала, что это грех — потому что дедушка совсем не утонул, а умер
от рака —
от рака?
Анна Петровна (подходит к ней). Марья Ефимовна… Не держу вас… Я сама бы ушла отсюда на вашем месте… (
Целует ее.) Не плачьте, моя дорогая… Большая
часть женщин создана для того, чтобы сносить всякие гадости
от мужчин…
Многие пришли так себе, ни для чего, лишь бы поболтаться где-нибудь
от безделья, подобно тому, как они идут в маскарад, или останавливаются поглазеть перед любой уличной сценой; многие прискакали для заявления модного либерализма; но чуть ли не большая
часть пожаловала сюда с
целями совсем посторонними, ради одной демонстрации, которую Полояров с Анцыфровым почитали в настоящих обстоятельствах делом самой первой необходимости.
«Но, господа, — снова продолжал чтец, — если, паче чаяния, взбредет нам, что и мы тоже люди, что у нас есть головы — чтобы мыслить, язык — чтобы не доносить, а говорить то, что мыслим, есть
целых пять чувств — чтобы воспринимать ощущение
от правительственных ласк и глазом, и ухом, и прочими благородными и неблагородными
частями тела, что если о всем этом мы догадаемся нечаянно? Как вы думаете, что из этого выйдет? Да ничего… Посмотрите на эпиграф и увидите, что выйдет».
Чем дальше, тем лес был гуще и больше завален буреломом. Громадные старые деревья, неподвижные и словно окаменевшие, то в одиночку, то
целыми колоннадами выплывали из
чащи. Казалось, будто нарочно они сближались между собой, чтобы оградить царственного зверя
от преследования дерзких людей. Здесь царил сумрак, перед которым даже дневной свет был бессилен, и вечная тишина могилы изредка нарушалась воздушной стихией, и то только где-то вверху над колоннадой. Эти шорохи казались предостерегающе грозными.
Поэтому индивидуализм, производный
от слова «индивидуум», совсем не означает независимости по отношению к
целому, к процессу космическому, биологическому и социальному, а означает лишь изоляцию подчиненной
части и бессильное восстание её против
целого.
Иерархическая концепция принуждена признать человеческую личность
частью в отношении к иерархическому
целому, она оказывается ценностью лишь в отношении к этому
целому и
от этого
целого получает свою ценность.
Нина сказала правду, что второе полугодие пронесется быстро, как сон… Недели незаметно мелькали одна за другою… В институтском воздухе, кроме запаха подсолнечного масла и сушеных грибов, прибавилось еще еле уловимое дуновение начала весны. Форточки в дортуарах держались дольше открытыми, а во время уроков
чаще и
чаще спускались шторы в защиту
от посещения солнышка. Снег таял и принимал серо-желтый цвет. Мы
целые дни проводили у окон, еще наглухо закрытых двойными рамами.
И в венских газетах уже и тогда развилась — до степени махровой специальности — сексуальная и порнографическая публичность: обычай читать
целые столбцы и страницы объявлений не только по
части брачных предложений, но со всевозможными видами любовной корреспонденции и прямо публичной и тайной проституции, продажности не только со стороны женщин, но и
от разных"кавалеров".
И мы в редакции решили так, что я уеду недель на шесть в Нижний и там, живя у сестры в полной тишине и свободный
от всяких тревог, напишу
целую часть того романа, который должен был появляться с января 1865 года. Роман этот я задумывал еще раньше. Его идея навеяна была тогдашним общественным движением, и я его назвал"Земские силы".
Мой учебник (первую его
часть) весьма одобрил тогдашний профессор химии Лясковский, к которому я привез письмо
от Карла Шмидта. Мне и теперь кажется курьезным, что студент задумал
целый учебник"собственного сочинения", и самая существенная
часть его — первая, удостоилась лестной рекомендации
от авторитетного профессора.
Еще объясню тебе:
целью ударов их должны быть
части тела
от шеи до пояса.
Но одною из надежнейших и сильнейших пружин, которые баронесса заставляла играть для достижения своей
цели, были раскольники, убежавшие из России будто бы
от гонений правительства и нашедшие себе новое отечество около Чудского озера, большею
частью на землях фамилии Зегевольд или, по содействию ее, во владении ее близких знакомых.
«
Цель, несомненно, привязать меня сильнее к себе, скрыть
от меня свои грехи, в которых большею
частью виновата была ее природа, пылкая, страстная, дикая…»
Объятия и крепкие
поцелуи обыкновенно увенчивали подобные разговоры и Кузьма Терентьев успокаивался. Глеб Алексеевич действительно за последнее время таял как свеча под жгучим огнем ласк своей супруги, все
чаще и
чаще сменявшей Фимку около него в его кабинете. Он не был в силах устоять против этих ласк, хотя сознавал, что
от них, несмотря на их одуряющую страсть, веет для него могильным холодом.
В то время, когда русская армия с нетерпением ждала решительного приказания идти на штурм Очаковской крепости и роптала на медлительность и нерешительность вождя, когда сотни человеческих жизней гибли
от стычек с неприятелем, делавшим
частые вылазки и особенно
от развившихся в войсках болезней, главнокомандующий жил в главной квартире, окруженный блестящей свитой и
целой плеядой красавиц.
Здесь проводил Александр Суворов большую
часть своего времени один и с учителем. Последний был из духовного звания, человек умный и любознательный, учившийся вместе со своим феноменом-учеником, едва успевая догонять его в познаниях. Мальчика нельзя было иногда по
целым дням силою оторвать
от книги или
от листа бумаги, на котором он собственно чертил планы сражений.
Князь Сергей Сергеевич зачастил своими визитами в Зиновьево. Он приезжал иногда на
целые дни и в конце концов сделался своим человеком в доме княгини Полторацкой. Княгиня Васса Семеновна, сделав должное наставление своей дочери, стала оставлять ее по временам одну с князем Сергеем Сергеевичем. Княжна Людмила и князь часто гуляли по
целым часам по тенистому зиновьевскому саду. При таких
частых и, главное, неожиданных приездах князя, конечно, нельзя было скрыть
от его глаз Татьяну Берестову.
Еженедельно два или три раза в продолжение двух месяцев он проводил с Иреной в лесу несколько часов; она не могла бывать
чаще, не возбуждая подозрений Ядвиги, но эти свиданья не только не приближали его, но, напротив, казалось, отдаляли
от намеченной им
цели — обладания этим чистым, прелестным созданием.
Меньшинство же, так называемые образованные классы, большей
частью или уже сознательно не верят ни во что и только ради политических
целей некоторые из них притворяются, что верят еще в церковное христианство, или же — самое малое меньшинство — искренно верят в учение, несовместимое с жизнью и отставшее
от нее, и разными сложными софизмами стараются оправдать свою веру.
И теперь он говорил очень умно и хорошо о том, что культура улучшает частичные формы жизни, но в
целом оставляет какой-то диссонанс, какое-то пустое и темное место, которое все чувствуют, но не умеют назвать, — но была в его речи неуверенность и неровность, как у профессора, который не уверен во внимании своей аудитории и чувствует ее тревожное и далекое
от лекции настроение. И нечто другое было в его речи: что-то подкрадывающееся, скользящее и беспокойно пытающее. Он
чаще обыкновенного обращался к Павлу...
Лучше этого положения для него ничего нельзя было желать и придумать; а между тем, как мы уже знаем, сами обстоятельства так благоприятствовали этому затейнику, что он преблагополучно исполнил и вторую
часть своей программы, то есть самым удобным образом сбежал
от своего контрагента, заставил его напрасно провести
целый день в тщетных поисках его по разным «заяздам» и другим углам Белой Церкви — этого самого безалаберного после Бердичева жидовского притона.