Неточные совпадения
Лука Лукич. Не приведи бог служить по ученой
части! Всего боишься: всякий мешается, всякому хочется показать, что он тоже умный человек.
Акулины уже не было в доме. Анисья — и на кухне, и на огороде, и за птицами ходит, и полы моет, и стирает; она не управится одна, и Агафья Матвеевна, волей-неволей, сама работает на кухне: она толчет, сеет и трет мало, потому что мало выходит кофе, корицы и миндалю, а о кружевах она забыла и думать. Теперь ей
чаще приходится крошить
лук, тереть хрен и тому подобные пряности. В лице у ней лежит глубокое уныние.
Палач, сделавшись заводским управителем, начал кутить все
чаще и вообще огорчал
Луку Назарыча своим поведением.
Мелкая торговля, бьющаяся изо всех сил вылезти в магазины, так и стала ему кидаться в глаза со всех сторон; через каждые почти десять шагов ему попадался жид, и из большей
части домов несло жареным
луком и щукой; но еще более безобразное зрелище ожидало его на Садовой: там из кабака вывалило по крайней мере человек двадцать мастеровых; никогда и нигде Калинович не видал народу более истощенного и безобразного: даже самое опьянение их было какое-то мрачное, свирепое; тут же, у кабака, один из них, свалившись на тротуар, колотился с ожесточением головой о тумбу, а другой, желая, вероятно, остановить его от таких самопроизвольных побоев, оттаскивал его за волосы от тумбы, приговаривая...
Каратаев вел жизнь самобытную: большую
часть лета проводил он, разъезжая в гости по башкирским кочевьям и каждый день напиваясь допьяна кумысом; по-башкирски говорил, как башкирец; сидел верхом на лошади и не слезал с нее по целым дням, как башкирец, даже ноги у него были колесом, как у башкирца; стрелял из
лука, разбивая стрелой яйцо на дальнем расстоянии, как истинный башкирец; остальное время года жил он в каком-то чулане с печью, прямо из сеней, целый день глядел, высунувшись, в поднятое окошко, даже зимой в жестокие морозы, прикрытый ергаком, [Ергак (обл.) — тулуп из короткошерстных шкур (жеребячьих, сурочьих и т. п.), сшитый шерстью наружу.] насвистывая башкирские песни и попивая, от времени до времени целительный травник или ставленый башкирский мед.
Лука быстро выхватил ружье, приложился, но не успел выстрелить; кабан уже скрылся в
чаще.
— Гей,
Лука! — послышался ему недалеко из
чащи пронзительно-звучный голос Назарки. — Казаки ужинать пошли.
Башкирцы охотятся с такими ястребами, а
чаще с беркутами, всегда верхом и возят их на палке, которая приделывается к седельной
луке.
— Вот тебе.
Лука, деньги: ступай ищи, где знаешь, какого вам нужно по вашей
части искусного изографа, пусть он и вам что нужно сделает и жене моей в вашем роде напишет — она хочет такую икону сыну дать, а на все хлопоты и расходы вот это вам моя жена деньги дает.
Теперь этот живой привесок общинных весов бежал рядом с нами, держась по большей
части у моего стремени, так как я ехал последним. Когда мы въехали в лес, Микеша остановил меня и, вынув из-под куста небольшой узелок и ружье, привязал узелок к
луке седла, а ружье вскинул себе на плечо… Мне показалось, что он делает это с какой-то осторожностью, поглядывая вперед. Узел, очевидно, он занес сюда, пока снаряжали лошадей.
Обед стоил полтину; Семен Иванович употреблял только двадцать пять копеек медью и никогда не восходил выше, и потому брал по порциям, или одни щи с пирогом, или одну говядину;
чаще же всего не ел ни щей, ни говядины, а съедал в меру ситного с
луком, с творогом, с огурцом рассольным или с другими приправами, что было несравненно дешевле, и только тогда, когда уже невмочь становилось, обращался опять к своей половине обеда…
Префект-поручик водил Ашанина в деревню, показывал бедную жизнь анамитов, рассказывал о своих предположениях, о надеждах. Он был крайне гуманный человек и «анамитист», как насмешливо звали его многие товарищи. Он недурно объяснялся по-анамски, стрелял из
лука, привык, как и анамиты, ходить под палящим солнцем без шапки и искренне желал сделать жизнь подчиненного ему населения сносной. Но большая
часть анамитов разъехалась.
Но так как раздела не последовало, то все богачевские имения и поступили в заведование местной дворянской опеки, которая длилась 31 год и так успешно опекала громадное имущество Семена Родионовича, что сделала заводам убытка с лишком на 3 миллиона рублей, за каковые деяния опекуны в 1835 г. высочайшим повелением и были преданы уголовному суду, а
частям главных наследников: законного сына Петра,
Луки, Григория младшего, незаконного от Марфы Гавриловой сына старика Богачева, был учинен сенатом раздел.
Затинные пищали были собственно малокалиберные пушки; их заряжали с казенной
части, или ружей, двойных колчанов с
луками и стрелами, сулицы — род малого копья, которым поражали неприятеля издали, кистеней и бердышей.].
Ровно в четыре часа он звонил у своего приятеля, Николая Петровича Проскудина. Звонил он на авось. Проскудин был адвокат и в эти часы находился обыкновенно в окружном суде. Всего
чаще сталкивались они с ним в обеденное время в трактире «Старый Пекин»,или, как называл его
Лука Иванович, «Вье Пекин», где они долго толковали всегда по послеобедам.
Затинные пищали были собственно мелкокалиберные пушки; их заряжали с казенной
части.], или ружей, двойных колчанов с
луками и стрелами, сулицы [Сулицы — род малого копья.], которым поражали неприятеля издали, кистеней и бердышей.
Встряхнулся солдат, ему что ж. Рыбам море, птицам воздух, а солдату отчизна — своя
часть. Не в родильный дом приехал, чтобы на койке живот прохлаждать… Веселый такой, пирожок свой с
луком — почитай, восьмой — доел, крошки в горсть собрал, в рот бросил и на резвые ноги встал.