— Вот что меня удивляет, — помолчав минуту, произносит она снова
чарующим голосом, — как вы, такие милые, юные, непосредственные, такие чуткие, я бы сказала, дети сцены, как вы могли так поступить с Давыдовым? Он со слезами на глазах говорил мне о том, как его обидели его дети, — продолжала Вера Федоровна.
— Вы, с вашей красотой, с вашим
чарующим голосом, да разве вы созданы, чтобы похоронить себя в этой серенькой обстановке, у пресловутого домашнего очага. Оставьте это тупицам и бездарностям. Вы молоды, эффектны, вы покорите сердца, вы будете через какой-нибудь месяц, много два, знаменитостью, имя ваше прогремит по России… что я говорю… по Европе.
Неточные совпадения
— Послушай, папа… я никогда и ни о чем не просила тебя, — заговорила она, и
чарующая нежность зазвенела в ее дрожащем
голосе. — Мы расстаемся, может быть, навсегда… Еще раз прошу тебя — успокойся…
С рыдающими нотами и высокими переливами этот
голос производил на всех
чарующее впечатление.
Он ненавидел Иудушку и в то же время боялся его. Он знал, что глаза Иудушки источают
чарующий яд, что
голос его, словно змей, заползает в душу и парализует волю человека. Поэтому он решительно отказался от свиданий с ним. Иногда кровопивец приезжал в Дубровино, чтобы поцеловать ручку у доброго друга маменьки (он выгнал ее из дому, но почтительности не прекращал) — тогда Павел Владимирыч запирал антресоли на ключ и сидел взаперти все время, покуда Иудушка калякал с маменькой.
И полились
чарующие звуки, и зазвучал безотказный призыв, и чуялась в
голосе сила неотразимая… Это не Ермолова — это Лауренция, призывающая к отмщению…
В ту же минуту из зала, с эстрады, устроенной для военного оркестра, понеслись нежные,
чарующие звуки модного вальса… Они наполнили все мое существо, мое сердце, мою душу. Не помню, как я очутилась в зале, как заняла указанное место среди подруг, не слышала и не видела, что делалось вокруг… Из забытья меня вернул знакомый
голос Перской...
И этот взгляд, и
голос, тихий и приветливый, и улыбка, и какая-то
чарующая простота и скромность, которыми, казалось, дышала вся его фигура, — все это, столь не похожее на то, что юноша видел в двух командирах, с которыми плавал два лета, произвело на него обаятельное впечатление, и он восторженно решил, что капитан «прелесть».
Сидим, затаив дыхание, впитывая в себя каждый звук ее
чарующего, ни с чем не сравнимого
голоса, ловя каждое ее движение, каждый ее взгляд.