Неточные совпадения
— За покражу
церковных вещей-с, — отвечал тот.
Второе: архивариус земского суда откопал в старых делах показание одного бродяги-нищего, пойманного и в суде допрашивавшегося, из какового показания видно, что сей нищий назвал себя бежавшим из Сибири вместе с другим ссыльным, который ныне служит у господина губернского предводителя Крапчика управляющим и имя коего не Тулузов, а семинарист Воздвиженский, сосланный на поселение за кражу
церковных золотых
вещей, и что вот-де он вывернулся и пребывает на свободе, а что его, старика, в тюрьме держат; показанию этому, как говорит архивариус, господа члены суда не дали, однако, хода, частию из опасения господина Крапчика, который бы, вероятно, заступился за своего управителя, а частию потому, что получили с самого господина Тулузова порядочный, должно быть, магарыч, ибо неоднократно при его приезде в город у него пировали и пьянствовали.
— Это — чепуха, уверяю вас… А вот в приложениях к газете «Новое время» печатается весьма интересная
вещь «Искушение святого Антония» — это вы прочитайте! Вы, кажется, любите церковь и все это,
церковное? «Искушение» вам будет полезно…
Князь Абрезков. Вы знаете его и его семьи строгие православные убеждения. Я не разделяю их. Я шире смотрю на
вещи. Но уважаю их и понимаю. Понимаю, что для него и в особенности для матери немыслимо сближение с женщиной без
церковного брака.
Миллионы труждающихся и обремененных осенили крестом свои широкие груди; миллионы удрученных голов, с земными поклонами, склонились до сырой земли русской. С
церковных папертей и амвонов во всеуслышание раздалось
вещее слово. По всем градам и весям, по всем пригородам и слободам, по деревням, посадам и селам
церковные колокола прогудели, по лицу всея земли Русской, благовест воли.
Более редкие
вещи и древняя утварь
церковная и хоромная хранились в палатке наверху.
И в самом деле, ему слишком долго и упорно мстили как автору"Некуда". Да и позднее в левой нашей критике считалось как бы неприличным говорить о Лескове. Его умышленно замалчивали, не признавали его несомненного таланта, даже и в тех его
вещах (из
церковного быта), где он поднимался до художественности, не говоря уже о знании быта.
Среди бесчисленных и пошлых клевет, которым я долговременно подвергался в литературе за мою неспособность и нехотение рабствовать презренному и отвратительному деспотизму партий, меня сурово укоряли также за то, что я не разделял неосновательных мнений Афанасья Прокофьевича Щапова, который о ту пору прослыл в Петербурге историком и, вращаясь среди неповинных в знаниях
церковной истории литераторов,
вещал о политических задачах, которые скрытно содержит будто наш русский раскол.
Он, «оставя все дела монастырские, сбежал неведомо куда», а с ним «из церкви Благовещения из алтаря не стало разных
церковных из шкафы
вещей, — поясов шалевых красных; великой рукии, четыре материи зеленые; локоть восемь штофу разноцветного; кружку кошельковую сломано и денег полтора рубля взято.
По-видимому, смешно было бы и думать, чтобы подобные
вещи, как свищи и пивные пробки, попавшие в баллотировочные ящики, могли иметь серьезное значение в
церковном деле, однако случилось именно так.
Видимым делом целые села пристают к нему;
церковные на дух ходят ради близира, „страха ради иерейского“ (сие говорится в насмешку), и во многих начинается забота открыто просить о дозволении принять старую веру, с объяснением притом, что новая была содержима не искренно, а противодействия сему никакого, да еще сие и за лучшее разуметь должно, ибо, как станут опять противодействовать вере полициею, то будет последняя
вещь горче первой.
Пономарь Цветков, за крайнюю нетрезвость, утайку братских и
церковных денег, «проматывание собственных
вещей» (такого преступления, как «проматывание собственных
вещей», нет в уголовном кодексе; вероятно, это отнесено к расточительству) и как не подающий надежды на исправление, отрешен навсегда.
И я действительно отрекся от церкви, перестал исполнять ее обряды и написал в завещании своим близким, чтобы они, когда я буду умирать, не допускали ко мне
церковных служителей, и мертвое мое тело убрали бы поскорей, без всяких над ним заклинаний и молитв, как убирают всякую противную и ненужную
вещь, чтобы она не мешала живым.