Неточные совпадения
— А потому терпели мы,
Что мы — богатыри.
В том богатырство русское.
Ты думаешь, Матренушка,
Мужик — не богатырь?
И жизнь его не ратная,
И смерть ему не писана
В бою — а богатырь!
Цепями руки кручены,
Железом ноги кованы,
Спина… леса дремучие
Прошли по ней — сломалися.
А грудь? Илья-пророк
По ней
гремит — катается
На колеснице огненной…
Все терпит богатырь!
Он подошел к горам, на которых
гремели цепи спускаемых и поднимаемых салазок, грохотали катившиеся салазки и звучали веселые голоса.
Через несколько минут
загремели цепи, двери отворились, и вошел — Швабрин.
Гремя цепью, залаяла черная собака — величиною с крупного барана.
При входе посетителей все,
гремя цепями, вскочили и стали у нар, блестя своими свеже-бритыми полуголовами.
Уже мелькнули пан Данило и его верный хлопец на выдавшемся берегу. Вот уже их и не видно. Непробудный лес, окружавший замок, спрятал их. Верхнее окошко тихо засветилось. Внизу стоят козаки и думают, как бы влезть им. Ни ворот, ни дверей не видно. Со двора, верно, есть ход; но как войти туда? Издали слышно, как
гремят цепи и бегают собаки.
Гремя цепями, подвелся он к окну поглядеть, не пройдет ли его дочь.
Инвалид
гремел цепью шлагбаума. Пестрое бревно «подвешивалось» и снова за пропущенным опускалось до нового...
— Нет, вы видели подвальную, ее мы уже сломали, а под ней еще была, самая страшная: в одном ее отделении картошка и дрова лежали, а другая половина была наглухо замурована… Мы и сами не знали, что там помещение есть. Пролом сделали, и наткнулись мы на дубовую, железом кованную дверь. Насилу сломали, а за дверью — скелет человеческий… Как сорвали дверь — как
загремит, как
цепи звякнули… Кости похоронили. Полиция приходила, а пристав и
цепи унес куда-то.
Его тащил на
цепи дед-вожатый с бородой из льна, и медведь,
гремя цепью, показывал, как ребята горох в поле воруют, как хозяин пляшет и как барин водку пьет и пьяный буянит.
Мой друг Костя Чернов залаял по-собачьи; это он умел замечательно, а потом завыл по-волчьи. Мы его поддержали. Слышно было, как собаки
гремят цепями и бесятся.
Мельник не заметил Вяземского. Углубленный в самого себя, он бормотал что-то себе под нос и с видом помешательства приплясывал на костре,
гремя цепями.
Рука Серебряного,
гремя цепью, опять упала к нему на колени.
Узники в темницах вскочили,
гремя цепями, и стали прислушиваться.
За ними
гремела цепь, и глухим басом лаяла собака на каждого прохожего.
Прибежали люди, началась суета и шум, темнобровая, пышная стряпуха Власьевна повязывала руку отца полотенцем, а он топал ногами, ругался и требовал ружьё.
Гремя цепью, собака яростно металась, брызгала пеной и выла тоскливо, страшно.
В глубине темного двора как бешеная металась пестрая собака Соболько; заслышав хозяина, она радостно взвизгнула и еще неистовее принялась
греметь своей железной
цепью.
Я вздрогнул, но все-таки спрыгнул на песок, и мой поезд
загремел цепями, захлопал буферами и двинулся.
И
гремела якорная
цепь в ответ.
Блоки визжали и скрипели,
гремели цепи, напрягаясь под тяжестью, вдруг повисшей на них, рабочие, упершись грудями в ручки ворота, рычали, тяжело топали по палубе. Между барж с шумом плескались волны, как бы не желая уступать людям свою добычу. Всюду вокруг Фомы натягивались и дрожали напряженно
цепи и канаты, они куда-то ползли по палубе мимо его ног, как огромные серые черви, поднимались вверх, звено за звеном, с лязгом падали оттуда, а оглушительный рев рабочих покрывал собой все звуки.
Визжит железо под пилой,
Слеза невольная скатилась —
И
цепь распалась и
гремит.
Унылый пленник с этих пор
Один окрест аула бродит.
Заря на знойный небосклон
За днями новы дни возводит;
За ночью ночь вослед уходит;
Вотще свободы жаждет он.
Мелькнет ли серна меж кустами,
Проскачет ли во мгле сайгак, —
Он, вспыхнув,
загремит цепями,
Он ждет, не крадется ль казак,
Ночной аулов разоритель,
Рабов отважный избавитель.
Зовет… но все кругом молчит;
Лишь волны плещутся бушуя,
И человека зверь почуя
В пустыню темную бежит.
Идти играть в карты было уже поздно, ресторанов в городе не было. Он опять лег и заткнул уши, чтобы не слышать всхлипываний, и вдруг вспомнил, что можно пойти к Самойленку. Чтобы не проходить мимо Надежды Федоровны, он через окно пробрался в садик, перелез через палисадник и пошел по улице. Было темно. Только что пришел какой-то пароход, судя по огням — большой пассажирский…
Загремела якорная
цепь. От берега по направлению к пароходу быстро двигался красный огонек: это плыла таможенная лодка.
Молнии, слепя глаза, рвали тучи… В голубом блеске их вдали вставала горная
цепь, сверкая синими огнями, серебряная и холодная, а когда молнии гасли, она исчезала, как бы проваливаясь в тёмную пропасть. Всё
гремело, вздрагивало, отталкивало звуки и родило их. Точно небо, мутное и гневное, огнём очищало себя от пыли и всякой мерзости, поднявшейся до него с земли, и земля, казалось, вздрагивала в страхе пред гневом его.
Он не мог поняты что же это, как же? Люди работают,
гремят цепями дела, оглушая самих себя только для того, чтоб накопить как можно больше денег, а потом — жгут деньги, бросают их горстями к ногам распутных женщин? И всё это большие, солидные люди, женатые, детные, хозяева огромных фабрик.
—
Он, вспыхнув,
загремел цепями…
Загремела с визгом якорная
цепь. Забурлило и заклокотало что-то внутри парохода. Погасли огни в иллюминаторах. Через полчаса итальянских матросов спустили на берег.
Когда мы вышли на открытое место, на вершину холма, откуда турки могли ясно видеть, как наши роты, выходя из кустов, строились и расходились в
цепь, одиноко
загремел пушечный выстрел.
Не
цепи невольников
гремели вокруг торжественной колесницы, но радостные восклицания довольных подданных; миллионы упадали перед Нею как пред Божеством благодетельным.
А ночью псы
цепями по канатам
гремят, и во всех окнах — «лампад и сияние», громкий храп и чьи-нибудь жгучие слезы.
А он падает в ноги, ручонки в кандалах к небу поднимает,
гремит цепями и плачет.
Чтобы еще более воспалить умы, она показывает
цепь,
гремит ею в руке своей и бросает на землю: народ в исступлении гнева попирает оковы ногами, взывая: «Новгород — государь наш!
Храбрые славяне, изумленные их явлением, сражаются и гибнут, земля русская обагряется кровью русских, города и села пылают,
гремят цепи па девах и старцах…
Зовет то в города, то в степи,
Заветным умыслом полна,
Но
загремят внезапно
цепи —
И мигом скроется она.
Последний номер опять-таки выходит так удачно, что дворовая сторожевая собака начинает страшно волноваться и
греметь своей
цепью у будки.
— При этом торжественном клике, раздающемся от Вислы до Днепра, от Балтийского моря до Карпатских вершин, Польша,
гремя цепями своими на весь мир, облеклась в глубокий траур. Схватив в одну руку меч, в другую крест, она не наденет цветного платья, пока этими орудиями не поборет своих притеснителей. И меч и крест сделают свое дело.
Народ был прогнан на твердую землю, мост сломан и перенесен на дрова в крепость.
Загремели цепи, упал затвор, и двери спасения замкнулись безвозвратно.
Пусто было на улицах и площадях; лишь изредка мелькал курьер, сидя на облучке закрытой кибитки; по временам шныряли подозрительные лица или
гремели мерным звуком
цепи и раздавалась заунывная песнь колодников: «Будьте жалостливы, милостивы, до нас, до бедных невольников, заключенных, Христа ради!» На всем пути наших цыган встретили они один экипаж: это был рыдван, облупленный временем; его тащили четыре клячи веревочными постромками, а на запятках стояли три высокие лакея в порыжелых сапогах, в шубах из красной собаки и с полинялыми гербовыми тесьмами; из колымаги же проглядывал какой-то господин в бархатной шубе с золотыми кистями, причесанный а la pigeon.
На этот стук отзывался со дворов басистый лай собаки, и протяжно
гремела ее тяжелая
цепь.
Тения встала и вздрогнула, потому что в это мгновение в стороне темной впадины, где сидел злодей Анастас, вдруг
загремели все его пять
цепей и к ногам Тении что-то упало.