Неточные совпадения
Левин замолчал. Опять противопоставлялась эта сила. Он знал, что, сколько они ни пытались, они не могли нанять больше сорока, тридцати семи, тридцати восьми рабочих за настоящую
цену; сорок нанимались, а больше
нет. Но всё-таки он не мог не бороться.
— Да вот я вам скажу, — продолжал помещик. — Сосед купец был у меня. Мы прошлись по хозяйству, по саду. «
Нет, — говорит, — Степан Васильич, всё у вас в порядке идет, но садик в забросе». А он у меня в порядке. «На мой разум, я бы эту липу срубил. Только в сок надо. Ведь их тысяча лип, из каждой два хороших лубка выйдет. А нынче лубок в
цене, и струбов бы липовеньких нарубил».
«
Нет, если бы мне теперь, после этих страшных опытов, десять миллионов! — подумал Хлобуев. — Э, теперь бы я не так: опытом узнаешь
цену всякой копейки». И потом, минуту подумавши, спросил себя внутренне: «Точно ли бы теперь умней распорядился?» И, махнувши рукой, прибавил: «Кой черт! я думаю, так же бы растратил, как и прежде», — и вышел из лавки, сгорая желанием знать, что объявит ему Муразов.
— Как же, а я приказал самовар. Я, признаться сказать, не охотник до чаю: напиток дорогой, да и
цена на сахар поднялась немилосердная. Прошка! не нужно самовара! Сухарь отнеси Мавре, слышишь: пусть его положит на то же место, или
нет, подай его сюда, я ужо снесу его сам. Прощайте, батюшка, да благословит вас Бог, а письмо-то председателю вы отдайте. Да! пусть прочтет, он мой старый знакомый. Как же! были с ним однокорытниками!
Коцебу, в которой Ролла играл г. Поплёвин, Кору — девица Зяблова, прочие лица были и того менее замечательны; однако же он прочел их всех, добрался даже до
цены партера и узнал, что афиша была напечатана в типографии губернского правления, потом переворотил на другую сторону: узнать,
нет ли там чего-нибудь, но, не нашедши ничего, протер глаза, свернул опрятно и положил в свой ларчик, куда имел обыкновение складывать все, что ни попадалось.
— Всенепременно. У него теперь приращенье должно идти с быстротой невероятной. Это ясно. Медленно богатеет только тот, у кого какие-нибудь сотни тысяч; а у кого миллионы, у того радиус велик: что ни захватит, так вдвое и втрое противу самого себя. Поле-то, поприще слишком просторно. Тут уж и соперников
нет. С ним некому тягаться. Какую
цену чему ни назначит, такая и останется: некому перебить.
Нет Гребню и
цены у мальчика в глазах.
Лариса (оттолкнув его). О
нет! Каждой вещи своя
цена есть… Ха, ха, ха… я слишком, слишком дорога для вас.
— Вот тебе и отец города! — с восторгом и поучительно вскричал Дронов, потирая руки. — В этом участке таких
цен, конечно,
нет, — продолжал он. — Дом стоит гроши, стар, мал, бездоходен. За землю можно получить тысяч двадцать пять, тридцать. Покупатель — есть, продажу можно совершить в неделю. Дело делать надобно быстро, как из пистолета, — закончил Дронов и, выпив еще стакан вина, спросил: — Ну, как?
— Ой, простите, глупо я пошутил, уподобив вас гривеннику! Вы, Клим Иваныч, поверьте слову: я
цену вам как раз весьма чувствую! Душевнейше рад встретить в лице вашем не пустозвона и празднослова, не злыдня, подобного, скажем, зятьку моему, а человека сосредоточенного ума, философически обдумывающего видимое и творимое. Эдакие люди — редки, как, примерно… двуглавые рыбы, каких и вовсе
нет. Мне знакомство с вами — удача, праздник…
Татьяна Марковна не знала ей
цены и сначала взяла ее в комнаты, потом, по просьбе Верочки, отдала ей в горничные. В этом звании Марине мало было дела, и она продолжала делать все и за всех в доме. Верочка как-то полюбила ее, и она полюбила Верочку и умела угадывать по глазам, что ей нужно, что нравилось, что
нет.
Впрочем,
нет, не Суворов, и как жаль, что забыл, кто именно, только, знаете, хоть и светлость, а чистый этакий русский человек, русский этакий тип, патриот, развитое русское сердце; ну, догадался: «Что ж, ты, что ли, говорит, свезешь камень: чего ухмыляешься?» — «На агличан больше, ваша светлость, слишком уж несоразмерную
цену берут-с, потому что русский кошель толст, а им дома есть нечего.
Я бы, вдобавок к этому, посоветовал еще узнать до покупки
цену вещи в двух-трех магазинах, потому что нигде
нет такого произвола, какой царствует здесь в назначении
цены вещам.
Женщина же урод не имеет никакой
цены, если только за ней
нет какого-нибудь особенного таланта, который нужен и в Англии.
На большей части товаров выставлены
цены; и если увидишь
цену, доступную карману, то
нет средства не войти и не купить чего-нибудь.
Нет, я вижу, уголка в мире, где бы не запрашивали неслыханную
цену. Китаец запросил за каменные изделия двадцать два доллара, а уступил за восемь. Этой слабости подвержены и просвещенные, и полупросвещенные народы, и, наконец, дикари. Кто у кого занял: мы ли у Востока, он ли у нас?
— Земли свои за пять верст, а нанять — приступу
нет, взнесли
цену так, что не оправдаешь, — прибавил беззубый сердитый старик, — веревки вьют из нас как хотят, хуже барщины.
В таком случае и Митенька свою
цену имеет; денег у него
нет, но зато способен жениться.
Я пытался,
Удачи ждал; давал большую
ценуЗа жизнь людей и посылал на дно
За жемчугом проворных водолазов,
И вынес мне один зерно такое,
Какого
нет в коронах у царей,
Ни у цариц в широких ожерельях.
В заключение упомяну, как в Новоселье пропало несколько сот десятин строевого леса. В сороковых годах М. Ф. Орлов, которому тогда, помнится, графиня Анна Алексеевна давала капитал для покупки именья его детям, стал торговать тверское именье, доставшееся моему отцу от Сенатора. Сошлись в
цене, и дело казалось оконченным. Орлов поехал осмотреть и, осмотревши, написал моему отцу, что он ему показывал на плане лес, но что этого леса вовсе
нет.
— Скучно ведь, матушка! дорог настоящих
нет,
цены неизвестны… рассчитываешь, рассчитываешь — инда тоска возьмет.
Здесь справлялись и балы, игрались «простонародные» свадьбы, и здесь собиралась «вязка», где шайка аукционных скупщиков производила расчеты со своими подручными, сводившими аукционы на
нет и отбивавшими охоту постороннему покупателю пробовать купить что-нибудь на аукционе: или из-под рук вырвут хорошую вещь, или дрянь в такую
цену вгонят, что навсегда у всякого отобьют охоту торговаться.
Это хвастовство взбесило Пашку, — уж очень этот Илюшка нос стал задирать… Лучше их
нет, Рачителей, а и вся-то
цена им: кабацкая затычка. Последнего Пашка из туляцкого благоразумия не сказал, а только подумал. Но Илюшка, поощренный его вниманием, продолжал еще сильнее хвастать: у матери двои Козловы ботинки, потом шелковое платье хочет купить и т. д.
Всякий день ей готовы наряды новые богатые и убранства такие, что
цены им
нет, ни в сказке сказать, ни пером написать; всякой день угощенья и веселья новые, отменные; катанье, гулянье с музыкою на колесницах без коней и упряжи, по темным лесам; а те леса перед ней расступалися и дорогу давали ей широкую, широкую и гладкую, и стала она рукодельями заниматися, рукодельями девичьими, вышивать ширинки серебром и золотом и низать бахромы частым жемчугом, стала посылать подарки батюшке родимому, а и самую богатую ширинку подарила своему хозяину ласковому, а и тому лесному зверю, чуду морскому; а и стала она день ото дня чаще ходить в залу беломраморную, говорить речи ласковые своему хозяину милостивому и читать на стене его ответы и приветы словесами огненными.
Известный актер в свой бенефис назначает
цены тройные, — проделка это или
нет?
— А в том, что работу-то берешь, — разве знаешь, выгодна ли она тебе будет или
нет, — отвечал Макар Григорьев, — цены-то вон на материал каждую неделю меняются, словно козлы по горам скачут, то вверх, то вниз…
— А я так денно и нощно об этом думаю! Одна подушка моя знает, сколь много я беспокойств из-за этого переношу! Ну, да ладно. Давали христианскую
цену — не взяли, так на предбудущее время и пятидесяти копеек напроситесь.
Нет ли еще чего нового?
— А крестьяне покудова проклажались, покудова что… Да и засилья настоящего у мужиков
нет: всё в рассрочку да в годы — жди тут! А Крестьян Иваныч — настоящий человек! вероятный! Он тебе вынул бумажник, отсчитал денежки — поезжай на все четыре стороны! Хошь — в Москве, хошь — в Питере, хошь — на теплых водах живи! Болотце-то вот, которое просто в придачу, задаром пошло, Крестьян Иваныч нынче высушил да засеял — такая ли трава расчудесная пошла, что теперича этому болотцу и
цены по нашему месту
нет!
— Вот и опять то же Филипцево, только в этом самом месте
цены ему
нет! — с некоторым торжеством провозгласил Заяц.
—
Нет, благодарение богу, окромя нас, еще никого не видать. А так, промежду мужичков каприз сделался.
Цену, кажется, давали им настоящую, шесть гривен за пуд — ан
нет:"нынче, видишь ты, и во сне таких
цен не слыхано"!
Теперь у всех все купленное, и притом втридорога, потому что сделать нужные закупки оптом, в свое время и в своем месте,
нет средств, а местный торговец-монополист на всё назначает
цену по душе.
— Получил, между прочим, и я; да, кажется, только грех один. Помилуйте! плешь какую-то отвалили! Ни реки, ни лесу — ничего! «Чернозём», говорят. Да черта ли мне в вашем «чернозёме», коли
цена ему — грош! А коллеге моему Ивану Семенычу — оба ведь под одной державой, кажется, служим — тому такое же количество леса, на подбор дерево к дереву, отвели! да при реке, да в семи верстах от пристани!
Нет, батенька, не доросли мы! Ой-ой, как еще не доросли! Оттого у нас подобные дела и могут проходить даром!
Прежде всего они удостоверились, что у нас
нет ни чумы, ни иных телесных озлоблений (за это удостоверение нас заставляют уплачивать в петербургском германском консульстве по 75 копеек с паспорта, чем крайне оскорбляются выезжающие из России иностранцы, а нам оскорбляться не предоставлено), а потом сказали милостивое слово: der Kurs 213 пф., то есть русский рубль с лишком на марку стоит дешевле против нормальной
цены.
Вот под Москвой, так точно что
нет лесов, и та
цена, которую здесь, в виду Куришгафа, платят за дрова (до 28 марок за клафтер, около l 1/2 саж. нашего швырка), была бы для Москвы истинной благодатью, а для берегов Лопани, пожалуй, даже баснословием.
— Зачем так! Коли кто пьет — тот особливо по вольной
цене заплати. Водка-то, коли без акциза — чего она стоит? — грош стоит! А тут опять — конкуренция. В ту пору и заводчики и кабатчики — все друг дружку побивать будут. Ведь она почесть задаром пойдет, водка-то! выпил стакан, выпил два — в мошне-то и незаметно, убавилось или
нет. А казне между тем легость. Ни надзоров, ни дивидендов, ни судов — ничего не нужно. Бери денежки, загребай!
— Мы, родимый, не овчиной торгуем, не сапогом, а — божьей благодатью, которая превыше сребра-злата, и
нет ей никакой
цены…
— И было ему тридцать шесть годов о ту пору, как отец послал его в Питер с партией сала, и надумал он отца обойти, прибыл в Питер-то да депеш отцу и пошли: тятенька-де,
цены на сало
нет никакой! Получил старый-то Аржанов депеш, взял медный таз, вышел в прихожую горницу, встал на колени да, наклоня голову-то над тазом, — чирк себя ножиком по горлу, тут и помер.
Нет, ничего подобного не было, да и не могло быть, потому что и пошехонцы, и лаишевцы слишком хорошо понимают, что
цены Бог строит, и под сению этой пословицы постепенно обновляются.
Софи решилась на последнее: она стала искать места горничной и нашла было одно; в
цене сошлись, но особая примета в паспорте так удивила барыню, что она сказала: «
Нет, голубушка, мне не по состоянию иметь горничную, которая говорит по-французски».
А за что же
Тебя любить — за то ль, что целый ад
Мне в грудь ты бросила? о,
нет, я рад, я рад
Твоим страданьям; боже, боже!
И ты, ты смеешь требовать любви!
А мало я любил тебя, скажи?
А этой нежности ты знала ль
цену?
А много ли хотел я от любви твоей?
Улыбку нежную, приветный взгляд очей —
И что ж нашел: коварство и измену.
Возможно ли! меня продать! —
Меня за поцелуй глупца… меня, который
По слову первому был душу рад отдать,
Мне изменить? мне? и так скоро!..
Нет, я себя спасу… хотя б на счет другой,
От этого стыда, — хотя б
ценой мучений
Пришлося выкупить проступок новый мой!..
—
Нет, милушка, тридцать лет поживешь, такой
цены не найдешь! Когда так, мы лучше погодим до ярмарки: в том же Комареве двадцать целковых дадут.
— Если бы вы согласились быть моею женой, я бы все отдал. Я бы все отдал…
Нет цены,
нет жертвы, на какую бы я не пошел.
— Знаю я, — говорила она, — ведь я тоже была молода, знаю я
цену этим клятвам!
Нет, я уж написала сыну, чтоб он возвращался скорее отомстить за свою честь!
—
Нет выше блага, как свобода! — говорила она, заставляя себя сказать что-нибудь серьезное и значительное. — Ведь какая, подумаешь, нелепость! Мы не даем никакой
цены своему собственному мнению, даже если оно умно, но дрожим перед мнением разных глупцов. Я боялась чужого мнения до последней минуты, но, как только послушалась самоё себя и решила жить по-своему, глаза у меня открылись, я победила свой глупый страх и теперь счастлива и всем желаю такого счастья.
— О,
нет! — воскликнул Смолин, плавным жестом отмахиваясь от слов старика. — Моя цель — поднять значение и
цену русской кожи за границей, и вот, вооруженный знанием производства, я строю образцовую фабрику и выпускаю на рынки образцовый товар… Торговая честь страны…
— Мало дали за них, мало! Я ведь знаю порядки, меня не обманешь,
нет! Красавин одного революционера поймал, — сто рублей получил здесь, да из Петербурга прислали сто! Соловьеву — за нелегальную барыню — семьдесят пять. Видишь? А Маклаков? Положим, он ловит адвокатов, профессоров, писателей, им
цена особая.
Какая потеря для Москвы, что умер Иван Яковлич! Как легко и просто было жить в Москве при нем… Вот теперь я ночи не сплю, все думаю, как пристроить Машеньку: ну, ошибешься как-нибудь, на моей душе грех будет. А будь жив Иван Яковлич, мне бы и думать не о чем. Съездила, спросила — и покойна. Вот когда мы узнаём настоящую-то
цену человеку, когда его
нет! Не знаю, заменит ли его Манефа, а много и от нее сверхъестественного.
Нет сомнения, что если бы княгиню не томила мысль, что она мало любит дочь, то она встретила бы княжну гораздо проще и не заботилась бы так много о всех мелочах, которые не имеют особой
цены при большом благе, даруемом любовью.