Неточные совпадения
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем
бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу
целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Между тем, отрицая в человеке человека — с душой, с правами на бессмертие, он проповедовал какую-то правду, какую-то честность, какие-то стремления к лучшему порядку, к благородным
целям, не замечая, что все это делалось ненужным при том, указываемом им, случайном порядке
бытия, где люди, по его словам, толпятся, как мошки в жаркую погоду в огромном столбе, сталкиваются, мятутся, плодятся, питаются, греются и исчезают в бестолковом процессе жизни, чтоб завтра дать место другому такому же столбу.
Человек не может перескочить через
целую ступень
бытия, от этого он обеднел бы и опустел бы.
Можно сказать, что борьба народов за историческое
бытие имеет глубокий моральный и религиозный смысл, что она нужна для высших
целей мирового процесса.
Люди, любившие друг друга, расходились на
целые недели, не согласившись в определении «перехватывающего духа», принимали за обиды мнения об «абсолютной личности и о ее по себе
бытии».
Познающий издревле хотел разгадать загадку
бытия, проникнуть в тайну наиреальнейшей действительности, а на вершине философской мысли
цель познающего оказалась упраздненной.
Талантливая философия Риккерта, столь ныне модная, есть reductio ad absurdum [Сведение к нелепости (лат).] критицизма, в ней окончательно упраздняется
бытие и отрицается вековечная
цель знания.
Новая философия может быть лишь воссоединением мышления с живыми корнями
бытия, лишь превращением мышления в функцию живого
целого.
Логос не есть отвлеченное рациональное начало, Логос — органичен, в нем процесс познания есть функция живого
целого, в нем мышление есть само
бытие.
Но для моих
целей можно оперировать со словом «
бытие».]
Критическая гносеология радикально уже отрицает изначальную
цель познания — соединение познающего с
бытием, конструирует познание вне реального, живого, внутреннего отношения познающего субъекта к познаваемому объекту.
Но позитивизм окончательно губит философию, мистицизм же возрождает философию, возвращает ей утерянную
цель и жизненную ценность, приобщая ее к
бытию.
Критицизм и эмпиризм — лишь разновидности рационализма, так как и их исходной точкой является отделение субъекта от объекта, отрывание мышления от
бытия, анализ элементов сознания, субъекта, мышления, вырванных из живого
целого, из непосредственного
бытия.
Воссоединение с
бытием не может быть постыдным порабощением философии, оно восстанавливает ее
цель.
Утеряны источники питания, и потому философская мысль стала худосочной, потому бессильна она соединиться с тайной
бытия, с вековечной
целью своих стремлений.
В онтологическом своем значении разум есть положительный Смысл
бытия, его верховный центр, его источник и
цель.
Никакой своей
цели, своего нового
бытия дух зла не мог выдумать, так как вся полнота
бытия заключена в Боге; выдумка его могла быть лишь ложью, лишь небытием, выдавшим себя за
бытие, лишь карикатурой.
Лосский задается
целью показать в своей гносеологии, что сама действительность присутствует в знании, что
бытие всегда имманентно знанию.
Почему только часть
бытия, и, по-видимому, не самая существенная, становится имманентной знанию, а
целые огромные области
бытия остаются трансцендентными?
Как могло случиться, что философия, жаждавшая познать
бытие, постигнуть мир, дошла до упразднения своего объекта, до признания своей
цели иллюзорной?
Объект познания, вековечная
цель его —
бытие и его тайны — утеряны в рассудочной и критической философии.
Цель всего движения народного, во всяком народе и во всякий период его
бытия, есть единственно лишь искание бога, бога своего, непременно собственного, и вера в него как в единого истинного.
Воистину бог от века был в теснейшем союзе с натурою, и союз сей не на чем ином мог быть основан, как на том, что служит основанием всякого истинного союза и первее всего союза брачного, — разумею на взаимном самоотвержении или чистой любви, ибо бог, изводя из себя творение, на него, а не на себя, обращал волю свою, а подобно сему и тварная натура не в себе, а в боге должна была видеть
цель и средоточие
бытия своего, нетленным и чистым сиянием божественного света должна была она вечно питать пламенное горение своего жизненного начала.
Вершинин(подумав). Как вам сказать? Мне кажется, все на земле должно измениться мало-помалу и уже меняется на наших глазах. Через двести — триста, наконец тысячу лет, — дело не в сроке, — настанет новая, счастливая жизнь. Участвовать в этой жизни мы не будем, конечно, но мы для нее живем теперь, работаем, ну, страдаем, мы творим ее — и в этом одном
цель нашего
бытия и, если хотите, наше счастье.
Приписывая своей личности права бесконечной свободы, отнимали все человеческие условия
бытия у
целых сословий; их самоотвержение было эгоизмом, их молитва была корыстная просьба, их воины были монахи, их архиереи были военачальники; обоготворяемые ими женщины содержались, как узники, — воздержность от наслаждений невинных и преданность буйному разврату, слепая покорность и беспредельное своеволие.
Часто жадно ловил он руками какую-то тень, часто слышались ему шелест близких, легких шагов около постели его и сладкий, как музыка, шепот чьих-то ласковых, нежных речей; чье-то влажное, порывистое дыхание скользило по лицу его, и любовью потрясалось все его существо; чьи-то горючие слезы жгли его воспаленные щеки, и вдруг чей-то
поцелуй, долгий, нежный, впивался в его губы; тогда жизнь его изнывала в неугасимой муке; казалось, все
бытие, весь мир останавливался, умирал на
целые века кругом него, и долгая, тысячелетняя ночь простиралась над всем…
На Западе труд — выражение коллективной воли людей к созданию таких форм
бытия, которые имеют
целью — бесконечно расширяя область приложения энергии человека в борьбе с природой, — поработить силы природы интересам и воле человека.
Мировому
бытию может быть, далее, приписана некоторая, хотя и ущербленная, реальность, производная от Абсолютного; так стоит дело в системе статического пантеизма Спинозы, а также и динамического пантеизма Гартмана и Древса: мир возникает, согласно учению последних, вследствие некоторого «скандала» в абсолютном, — появления слепой и бессмысленной воли к
бытию, вызвавшей против себя логическую реакцию в недрах абсолютного, причем для ликвидации этого недоразумения потребовался
целый мировой процесс.
Все хозяйственное в грубом или тонком смысле утилитарно, преследует практическую
цель, ограничивающуюся интересами земного
бытия.
«То, что подлинно есть благо по сущности своей, не есть ни начало, ни
цель, ни причина
бытия, и не имеет отношения к тому, что является источником движения к причине
бытия» [Migne, 90, col. 1177 (Diversa capita ad theologian! et oeconomiam spectantia deque virtute ac vitio, β).
Каждая человеческая личность, имея для-себя-бытие, является своим абсолютным центром; но она же и не имеет самостоятельного
бытия, свой центр находя вне себя, в
целом.
Эта божественная Первооснова мира и
бытия есть и общая субстанция мира, ибо все обосновывается в Едином, имеет в нем и причину, и
цель, существует только его животворящей силой.
Один брюзгливо ругается и пренебрежительно пожимает плечами: устроить жизнь, облегчить существование, ослабить страдания этого малого, бессмысленного
бытия… Другой, пряча от себя пустоту
цели, говорит: гибель для меня — моя награда, иных наград не нужно для меня.
Но сознавать себя, как
целое, противящееся со всех сторон объективированному миру, может только целостная личность, образ высшего
бытия.
Не существует предустановленной гармонии
бытия, единства
целого, как истины, добра, справедливости.
В этом восстании есть вечная правда, правда о том, что единичная личность и её судьба есть бóльшая ценность, чем мировой порядок, чем гармония
целого, чем отвлеченное
бытие.
Оно совсем не есть конечная
цель жизни и
бытия.
Совершенно недостаточно определить философию как учение о принципах, или как наиболее обобщенное знание о мире как о
целом, или даже как учение о сущности
бытия.
Бессильная тревога
Проснулася в сердцах, как в пропасти змея.
Мы потеряли все — бессмертие и бога,
И
цель, и разум
бытия.
Кумиры прошлого развенчаны без страха,
Грядущее темно, как море пред грозой,
И род людей стоит меж гробом, полным праха,
И колыбелию пустой.
Наука по существу своему и по
цели своей всегда познает мир в аспекте необходимости, и категория необходимости — основная категория научного мышления как ориентирующего приспособления к данному состоянию
бытия.
В Петербурге в то время говорили, что граф возвысился посредством женщин, едва верил в
бытие Бога и был неразборчив в средствах к достижению
цели. Все это производило впечатление на ум молодого Суворова. Вскоре ему пришлось присутствовать при еще более печальном зрелище.
Космическая красота —
цель мирового процесса, это иное, высшее
бытие,
бытие творимое.
Творческий акт оказывается изъятым из первичного
бытия и переносится во вторичную сферу сознания, в
бытие уже рационализированное и опосредственное, в дух рассеченный и препарированный для специальных
целей.
Цель творческого порыва — достижение иной жизни, иного мира, восхождение в
бытии.
Символизм есть путь, а не последняя
цель, символизм — мост к творчеству нового
бытия, а не само новое
бытие.
Но я не могу уже осуществлять
целей познания без обращения к религиозному опыту, без религиозного посвящения в тайны
бытия.
Тут грозный и страшный вопрос о
цели и смысле
бытия и чистосердечный ответ, от которого веет весною и солнечным блеском: нужно жить, чтобы любить людей, которые так несчастны.
Интернационализм же хочет достигнуть единства человечества, всечеловечности через срыв в сторону, через движение вбок, в какую-то пустоту, упразднив
целую вечную иерархическую ступень
бытия.