Неточные совпадения
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он
целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
Стародум(
целуя сам ее руки). Она в твоей душе. Благодарю
Бога, что в самой тебе нахожу твердое основание твоего счастия. Оно не будет зависеть ни от знатности, ни от богатства. Все это прийти к тебе может; однако для тебя есть счастье всего этого больше. Это то, чтоб чувствовать себя достойною всех благ, которыми ты можешь наслаждаться…
Скотинин (озлобясь). Как мячиком? Оборони
Бог! Да я и сам зашвырну ее так, что
целой деревней в неделю не отыщут.
— Барыня, голубушка! — заговорила няня, подходя к Анне и
целуя ее руки и плечи. — Вот
Бог привел радость нашему новорожденному. Ничего-то вы не переменились.
— Ну, будет, будет! И тебе тяжело, я знаю. Что делать? Беды большой нет.
Бог милостив… благодарствуй… — говорил он, уже сам не зная, что говорит, и отвечая на мокрый
поцелуй княгини, который он почувствовал на своей руке, и вышел из комнаты.
— Вы возродитесь, предсказываю вам, — сказал Сергей Иванович, чувствуя себя тронутым. — Избавление своих братьев от ига есть
цель, достойная и смерти и жизни. Дай вам
Бог успеха внешнего, — и внутреннего мира, — прибавил он и протянул руку.
«Полное, полное примиренье, полное, — подумала Анна, — слава
Богу!» — и, радуясь тому, что она была причиной этого, она подошла к Долли и
поцеловала ее.
— Спаситель мой! — сказал Чичиков и, схвативши вдруг его руку, быстро
поцеловал и прижал к груди. —
Бог да наградит вас за то, что посетили несчастного!
Собакевич отвечал, что Чичиков, по его мнению, человек хороший, а что крестьян он ему продал на выбор и народ во всех отношениях живой; но что он не ручается за то, что случится вперед, что если они попримрут во время трудностей переселения в дороге, то не его вина, и в том властен
Бог, а горячек и разных смертоносных болезней есть на свете немало, и бывают примеры, что вымирают-де
целые деревни.
— Да уж в работниках не будете иметь недостатку. У нас
целые деревни пойдут в работы: бесхлебье такое, что и не запомним. Уж вот беда-то, что не хотите нас совсем взять, а отслужили бы верою вам, ей-богу, отслужили. У вас всякому уму научишься, Константин Федорович. Так прикажите принять в последний раз.
Она говорит… она
бог знает что говорит и не объясняет мне
цели!
Не могу я это тебе выразить, тут, — ну вот ты математику знаешь хорошо, и теперь еще занимаешься, я знаю… ну, начни проходить ей интегральное исчисление, ей-богу не шучу, серьезно говорю, ей решительно все равно будет: она будет на тебя смотреть и вздыхать, и так
целый год сряду.
— Вы сами же вызывали сейчас на откровенность, а на первый же вопрос и отказываетесь отвечать, — заметил Свидригайлов с улыбкой. — Вам все кажется, что у меня какие-то
цели, а потому и глядите на меня подозрительно. Что ж, это совершенно понятно в вашем положении. Но как я ни желаю сойтись с вами, я все-таки не возьму на себя труда разуверять вас в противном. Ей-богу, игра не стоит свеч, да и говорить-то с вами я ни о чем таком особенном не намеревался.
Поди сейчас, сию же минуту, стань на перекрестке, поклонись,
поцелуй сначала землю, которую ты осквернил, а потом поклонись всему свету, на все четыре стороны, и скажи всем, вслух: «Я убил!» Тогда
бог опять тебе жизни пошлет.
Я не старалась,
бог нас свел.
Смотрите, дружбу всех он в доме приобрел:
При батюшке три года служит,
Тот часто бе́з толку сердит,
А он безмолвием его обезоружит,
От доброты души простит.
И между прочим,
Веселостей искать бы мог;
Ничуть: от старичков не ступит за порог;
Мы ре́звимся, хохочем,
Он с ними
целый день засядет, рад не рад,
Играет…
Вот нас честит!
Вот первая, и нас за никого считает!
Зла, в девках
целый век, уж
бог ее простит.
— Павля все знает, даже больше, чем папа. Бывает, если папа уехал в Москву, Павля с мамой поют тихонькие песни и плачут обе две, и Павля
целует мамины руки. Мама очень много плачет, когда выпьет мадеры, больная потому что и злая тоже. Она говорит: «
Бог сделал меня злой». И ей не нравится, что папа знаком с другими дамами и с твоей мамой; она не любит никаких дам, только Павлю, которая ведь не дама, а солдатова жена.
—
Целую речь сказал: аристократия, говорит,
богом создана, он отбирал благочестивейших людей и украшал их мудростью своей.
— Что ж, хоть бы и уйти? — заметил Захар. — Отчего же и не отлучиться на
целый день? Ведь нездорово сидеть дома. Вон вы какие нехорошие стали! Прежде вы были как огурчик, а теперь, как сидите,
Бог знает на что похожи. Походили бы по улицам, посмотрели бы на народ или на другое что…
— Вот,
Бог даст, доживем до Пасхи, так поцелуемся, — сказала она, не удивляясь, не смущаясь, не робея, а стоя прямо и неподвижно, как лошадь, на которую надевают хомут. Он слегка
поцеловал ее в шею.
— Да вот я кончу только… план… — сказал он. — Да
Бог с ними! — с досадой прибавил потом. — Я их не трогаю, ничего не ищу; я только не вижу нормальной жизни в этом. Нет, это не жизнь, а искажение нормы, идеала жизни, который указала природа
целью человеку…
— Ради
Бога… один
поцелуй, в залог невыразимого счастья, — прошептал он, как в бреду.
— Ну, слава
Богу! — почти со слезами произнес Обломов, — как я рад, Андрей, позволь
поцеловать тебя и выпьем за ее здоровье.
Бог знает, где он бродил, что делал
целый день, но домой вернулся поздно ночью. Хозяйка первая услыхала стук в ворота и лай собаки и растолкала от сна Анисью и Захара, сказав, что барин воротился.
— А коли хорошо тут, так зачем и хотеть в другое место? Останьтесь-ка лучше у меня на
целый день, отобедайте, а там вечером —
Бог с вами!.. Да, я и забыл: куда мне ехать! Тарантьев обедать придет: сегодня суббота.
— И я добра вам хочу. Вот находят на вас такие минуты, что вы скучаете, ропщете; иногда я подкарауливал и слезы. «Век свой одна, не с кем слова перемолвить, — жалуетесь вы, — внучки разбегутся, маюсь, маюсь весь свой век — хоть бы
Бог прибрал меня! Выйдут девочки замуж, останусь как перст» и так далее. А тут бы подле вас сидел почтенный человек,
целовал бы у вас руки, вместо вас ходил бы по полям, под руку водил бы в сад, в пикет с вами играл бы… Право, бабушка, что бы вам…
— Да, конечно. Она даже ревнует меня к моим грекам и римлянам. Она их терпеть не может, а живых людей любит! — добродушно смеясь, заключил Козлов. — Эти женщины, право, одни и те же во все времена, — продолжал он. — Вон у римских матрон, даже у жен кесарей, консулов патрициев — всегда хвост
целый… Мне —
Бог с ней: мне не до нее, это домашнее дело! У меня есть занятие. Заботлива, верна — и я иногда, признаюсь, — шепотом прибавил он, — изменяю ей, забываю, есть ли она в доме, нет ли…
Райский воротился домой, отдал отчет бабушке о Леонтье, сказавши, что опасности нет, но что никакое утешение теперь не поможет. Оба они решили послать на ночь Якова смотреть за Козловым, причем бабушка отправила
целый ужин, чаю, рому, вина — и
бог знает чего еще.
— Высекли, стали добираться — отчего? На старшего показал. А тот забрался в девичью да горничным
целый вечер проповедовал, что глупо есть постное, что
Бога нет и что замуж выходить нелепо…
— Самый превосходный признак, мой друг; самый даже благонадежный, потому что наш русский атеист, если только он вправду атеист и чуть-чуть с умом, — самый лучший человек в
целом мире и всегда наклонен приласкать
Бога, потому что непременно добр, а добр потому, что безмерно доволен тем, что он — атеист. Атеисты наши — люди почтенные и в высшей степени благонадежные, так сказать, опора отечества…
—
Бог знает, где лучше! — отвечал он. — Последний раз во время урагана потонуло до восьмидесяти судов в море, а на берегу опрокинуло
целый дом и задавило пять человек; в гонконгской гавани погибло без счета лодок и с ними до ста человек.
— В Тамбове, ваше высокоблагородие, всегда, бывало,
целый день на солнце сидишь и голову подставишь — ничего; ляжешь на траве, спину и брюхо греешь — хорошо. А здесь
бог знает что: солнце-то словно пластырь! — отвечал он с досадой.
— Аника Панкратыч, голубчик!.. — умолял Иван Яковлич, опускаясь перед Лепешкиным на колени. — Ей-богу, даже в театр не загляну!
Целую ночь сегодня будем играть. У меня теперь голова свежая.
— Теперь знаешь, какие слухи по городу ходят… Ха-ха!.. Сегодня мне один дурак довольно прозрачно намекнул… Ей-богу!.. Понимаешь, подозревают тебя в близких отношениях к этому дураку Привалову… Ха-ха… Уж я хохотал-хохотал, когда остался один… Ведь это, голубчик, получается
целая пьеса…
Итак, принимаю
Бога, и не только с охотой, но, мало того, принимаю и премудрость его, и
цель его, нам совершенно уж неизвестные, верую в порядок, в смысл жизни, верую в вечную гармонию, в которой мы будто бы все сольемся, верую в Слово, к которому стремится вселенная и которое само «бе к
Богу» и которое есть само
Бог, ну и прочее и прочее, и так далее в бесконечность.
— Утром? Я не говорил, что утром… А впрочем, может, и утром. Веришь ли, я ведь здесь обедал сегодня, единственно чтобы не обедать со стариком, до того он мне стал противен. Я от него от одного давно бы уехал. А ты что так беспокоишься, что я уезжаю. У нас с тобой еще
бог знает сколько времени до отъезда.
Целая вечность времени, бессмертие!
Не сочтите вопрос мой за легкомыслие; напротив, имею, задавая таковой вопрос, свою тайную
цель, которую, вероятно, и объясню вам впоследствии, если угодно будет
Богу сблизить нас еще короче».
— Видит
Бог, невольно. Все не говорил,
целую жизнь не говорил словоерсами, вдруг упал и встал с словоерсами. Это делается высшею силой. Вижу, что интересуетесь современными вопросами. Чем, однако, мог возбудить столь любопытства, ибо живу в обстановке, невозможной для гостеприимства.
Все тогда встали с мест своих и устремились к нему; но он, хоть и страдающий, но все еще с улыбкой взирая на них, тихо опустился с кресел на пол и стал на колени, затем склонился лицом ниц к земле, распростер свои руки и, как бы в радостном восторге,
целуя землю и молясь (как сам учил), тихо и радостно отдал душу
Богу.
Мало того: если даже период этот и никогда не наступит, но так как
Бога и бессмертия все-таки нет, то новому человеку позволительно стать человеко-богом, даже хотя бы одному в
целом мире, и, уж конечно, в новом чине, с легким сердцем перескочить всякую прежнюю нравственную преграду прежнего раба-человека, если оно понадобится.
— Отчего пропал? Гм! В сущности… если все
целое взять —
Бога жалко, вот отчего!
Ибо что он тогда вынес, как вашему братцу руки
целовал и кричал ему: «Простите папочку, простите папочку», — то это только
Бог один знает да я-с.
Во Франции судейские клерки, а тоже и по монастырям монахи давали
целые представления, в которых выводили на сцену Мадонну, ангелов, святых, Христа и самого
Бога.
Ну, фрак, белый галстук, перчатки, и, однако, я был еще
бог знает где, и, чтобы попасть к вам на землю, предстояло еще перелететь пространство… конечно, это один только миг, но ведь и луч света от солнца идет
целых восемь минут, а тут, представь, во фраке и в открытом жилете.
Пусть я проклят, пусть я низок и подл, но пусть и я
целую край той ризы, в которую облекается
Бог мой; пусть я иду в то же самое время вслед за чертом, но я все-таки и твой сын, Господи, и люблю тебя, и ощущаю радость, без которой нельзя миру стоять и быть.
Вера Павловна
бог знает сколько раз
целовала эту записку.
К Вере Павловне они питают беспредельное благоговение, она даже дает им
целовать свою руку, не чувствуя себе унижения, и держит себя с ними, как будто пятнадцатью годами старше их, то есть держит себя так, когда не дурачится, но, по правде сказать, большею частью дурачится, бегает, шалит с ними, и они в восторге, и тут бывает довольно много галопированья и вальсированья, довольно много простой беготни, много игры на фортепьяно, много болтовни и хохотни, и чуть ли не больше всего пения; но беготня, хохотня и все нисколько не мешает этой молодежи совершенно, безусловно и безгранично благоговеть перед Верою Павловною, уважать ее так, как дай
бог уважать старшую сестру, как не всегда уважается мать, даже хорошая.
Утром Марья Алексевна подошла к шкапчику и дольше обыкновенного стояла у него, и все говорила: «слава
богу, счастливо было, слава
богу!», даже подозвала к шкапчику Матрену и сказала: «на здоровье, Матренушка, ведь и ты много потрудилась», и после не то чтобы драться да ругаться, как бывало в другие времена после шкапчика, а легла спать,
поцеловавши Верочку.
— Друг мой, милое мое дитя! о, не дай тебе
бог никогда узнать, что чувствую я теперь, когда после многих лет в первый раз прикасаются к моим губам чистые губы. Умри, но не давай
поцелуя без любви!
— Чего любопытно! — сказал Троекуров, — она знакома с ним: он
целые три недели учил ее музыке, да слава
богу не взял ничего за уроки.