Неточные совпадения
— Я вас призывала еще вчера. Вчера он был в
Царском, был и у меня. А теперь (она взглянула на
часы), теперь семь
часов… Значит, наверно у себя дома.
Накануне отъезда,
часа в два, я сидел у него, когда пришли сказать, что в приемной уже тесно. В этот день представлялись ему члены парламента с семействами и разная nobility и gentry, [знать и дворянство (англ.).] всего, по «Теймсу», до двух тысяч человек, — это было grande levee, [большое вставание (фр.).]
царский выход, да еще такой, что не только король виртембергский, но и прусский вряд натянет ли без профессоров и унтер-офицеров.
— Да кому ж она люба, батюшка-государь? С того
часу, как вернулися мы из Литвы, всё от нее пошли сыпаться беды на боярина моего. Не будь этих, прости господи, живодеров, мой господин был бы по-прежнему в чести у твоей
царской милости.
И Михеич опять опасливо посмотрел на
царских телохранителей, но тот же
час подумал про себя: «Эх, тетка их подкурятина! Уж погублю свою голову, а очищу перед царем господина моего!»
Сам бог на то нам средство посылает:
Знай, государь, тому прошло шесть лет —
В тот самый год, когда тебя господь
Благословил на
царскую державу, —
В вечерний
час ко мне пришел однажды
Простой пастух, уже маститый старец,
И чудную поведал он мне тайну.
Они были душа этого огромного тела — потому что нищета душа порока и преступлений; теперь настал
час их торжества; теперь они могли в свою очередь насмеяться над богатством, теперь они превратили свои лохмотья в
царские одежды и кровью смывали с них пятна грязи; это был пурпур в своем роде; чем менее они надеялись повелевать, тем ужаснее было их царствование; надобно же вознаградить целую жизнь страданий хотя одной минутой торжества; нанести хотя один удар тому, чье каждое слово было — обида, один — но смертельный.
Времени для угощения было довольно, так как я никогда не кормил дорогою лошадей менее 3 1/2
часов; и мы сначала довольно лениво относились к прекрасному доппель-кюммелю, но мало-помалу дело пошло успешнее. Сам Крюднер, бывший не дурак выпить, разогрелся и, взявши гитару, начал наигрывать разные вальсы, а затем, исполняя шубертовского «Лесного царя», фальцетом выводил куплеты о танцующих
царских дочерях.
Бывал он в битвах, хоть и стар,
Против поляков и татар,
Слыхал он грозный
царский глас,
Встречал и взор, в недобрый
час...
Целый день я ходила рассеянная, смущенная, отвечая бледной улыбкой на проказы и ласки маленького принца. К пяти
часам от отца из
Царского Села, куда я три дня тому назад отослала почетные билеты, пришла телеграмма...
Из этого Семен Иоаникиевич с племянниками заключили, что в Сибири не все ладно, может быть, нужна помощь. Не послушаться их советов тоже было опасно. Они были у царя в случае. Отпишут, не ровен
час, самому Ивану Васильевичу, что-де твои
царские слуги вместо помощи Ермаку в «сибирском царстве» на наших вкусных хлебах животы нагуливают, — беда будет неминучая — смертью казнит грозный царь.
Ну да теперь беззакония грешников превзошли главу их, и близок
час гневного
царского суда…
«Не замышляет ли рыжий дьявол чего? Больно защемила ему сердце племянница… Везде эти бабы: как хвостом вильнут — так и собирай беды в лукошко… Подведет, неровен
час, моего-то упрямого сидня под
царский гнев…»
— Вяжите его княжескую милость, да покрепче, юрок вельможный-то боярин; неровен
час, выскользнет! — хриплым от нахлынувшей злобы голосом крикнул
царский любимец опричникам.
Много было в этих приготовлениях к обрученью совершено не по старому обычаю, на что про себя сильно ворчала Панкратьевна. У княжны не было подруги среди боярышень, да на Москве и не было боярышень. Все было готово, и с
часу на
час ждали приезда царя. У ворот поставлены были люди, чтобы тотчас же доложить о появлении в улице, в конце которой были княжеские хоромы,
царского поезда.
Взяв исполина-младенца под свою
царскую опеку, он сорвал с него пелены и не по годам, а по
часам воспитал его на богатырство.
Не прошло и
часа, как
царский поезд снова выехал из Москвы в Александровскую слободу. В Москве остался один Малюта с избранными им опричниками.
Ночь на семнадцатое — последняя для многих в русском и шведском войсках. Как тяжелый свинец, пали на грудь иных смутные видения; другие спали крепко и сладко за несколько
часов до борьбы с вечным сном. Ум, страсти, честь, страх
царского гнева, надежда на милости государевы и, по временам, любовь к отечеству работали в душе вождей.
С этого
часа судьба моя решена: князю Василью Васильевичу объявлено о воле царевны — и через несколько дней я со своими гуслями и мечтами честолюбия водворился в
царских палатах.
Из
Царского Села: «Друг мой сердечный, Григорий Александрович! Третьего дня окончили мы свое шеститысячеверстное путешествие и с того
часа упражняемся в рассказах о прелестном положении мест вам вверенных губерний и областей, о трудах, успехах, радении, усердии и попечении и порядке, вами устроенных повсюду, и так, друг мой, разговоры наши, почти непрестанные, замыкают в себе либо прямо, либо сбоку, твое имя, либо твою работу».
— Ведь семь
часов работаем, не десять-двенадцать, как в
царские времена. Можно и понатужиться.
— Не видать разве, святая ты простота, — горько усмехнулся князь Никита, — что слопал, видимо, нас рыжий пес, улучил минуту, когда я вперед ускакал, и обнес змеиным языком своим. Такую, быть может, кашу в уме
царском заварил, что и не расхлебаешь. Подозрителен государь не в меру; в иной
час всякой несуразной небылице поверит, а прощелыга Малюта ой как знает улучить такой
час…
Как, потративши столько ума и хитрости, чтобы быть, не поступая в опричину, одним из первых
царских слуг, почти необходимым за последнее время для царя человеком, облеченным силою и возможностью спасать других от
царского гнева, давать грозному царю указания и советы, играть почти первенствующую роль во внутренней и внешней политике России, и вдруг, в несколько
часов, именно только в несколько
часов, опередивши царя, ехавшего даровать великую милость свою в доме его брата, ехавшего еще более возвеличить их славный род, потерять все, проиграть игру, каждый ход которой был заранее всесторонне обдуман и рассчитан!
Кроме того, ежели бы он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более 4-х
часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь, в самом мрачном расположении духа, сидел в
царском кабинете Кремлевского дворца и отдавал подробные обстоятельные приказания о мерах, которые должны были быть приняты немедленно для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей.