Неточные совпадения
Чуть брезжилось; звезды погасли одна за другой; побледневший месяц медленно двигался навстречу легким воздушным облачкам. На другой стороне неба занималась заря. Утро было холодное.
В термометре ртуть опустилась до — 39°С. Кругом
царила торжественная тишина; ни единая былинка не шевелилась. Темный
лес стоял стеной и, казалось, прислушивался, как трещат от мороза деревья. Словно щелканье бича, звуки эти звонко разносились
в застывшем утреннем воздухе.
Являлось полное впечатление зимы.
В лесу царила удивительная тишина.
Долинный
лес иногда бывает так густ, что сквозь ветки его совершенно не видно неба. Внизу всегда
царит полумрак, всегда прохладно и сыро. Утренний рассвет и вечерние сумерки
в лесу и
в местах открытых не совпадают по времени. Чуть только тучка закроет солнце,
лес сразу становится угрюмым, и погода кажется пасмурной. Зато
в ясный день освещенные солнцем стволы деревьев, ярко-зеленая листва, блестящая хвоя, цветы, мох и пестрые лишайники принимают декоративный вид.
Вековые дубы, могучие кедры, черная береза, клен, аралия, ель, тополь, граб, пихта, лиственница и тис росли здесь
в живописном беспорядке. Что-то особенное было
в этом
лесу. Внизу, под деревьями,
царил полумрак. Дерсу шел медленно и, по обыкновению, внимательно смотрел себе под ноги. Вдруг он остановился и, не спуская глаз с какого-то предмета, стал снимать котомку, положил на землю ружье и сошки, бросил топор, затем лег на землю ничком и начал кого-то о чем-то просить.
Мизгирь и Лель, при вашем обещаньи
Покоен я и беспечально встречу
Ярилин день. Вечернею зарей,
В запо́ведном
лесу моем, сегодня
Сберемся мы для игр и песен. Ночка
Короткая минует незаметно,
На розовой заре
в венке зеленом,
Среди своих ликующих детей
Счастливый
царь пойдет на встречу Солнца.
Начало весны. Полночь. Красная горка, покрытая снегом. Направо кусты и редкий безлистый березник; налево сплошной частый
лес больших сосен и елей с сучьями, повисшими от тяжести снега;
в глубине, под горой, река; полыньи и проруби обсажены ельником. За рекой Берендеев посад, столица
царя Берендея; дворцы, дома, избы, все деревянные, с причудливой раскрашенной резьбой;
в окнах огни. Полная луна серебрит всю открытую местность. Вдали кричат петухи.
Из
лесу по горе сходит народ; впереди гусляры играют на гуслях и пастухи на рожках, за ними
царь со свитой, за
царем попарно женихи и невесты
в праздничных одеждах, далее все берендеи. Сойдя
в долину, народ разделяется на две стороны.
Молодые берендеи водят круги; один круг ближе к зрителям, другой поодаль. Девушки и парни
в венках. Старики и старухи кучками сидят под кустами и угощаются брагой и пряниками.
В первом кругу ходят: Купава, Радушка, Малуша, Брусило, Курилка,
в середине круга: Лель и Снегурочка. Мизгирь, не принимая участия
в играх, то показывается между народом, то уходит
в лес. Бобыль пляшет под волынку. Бобылиха, Мураш и несколько их соседей сидят под кустом и пьют пиво.
Царь со свитой смотрит издали на играющих.
Действие происходит
в стране берендеев
в доисторическое время. Пролог на Красной горке, вблизи Берендеева посада, столицы
царя Берендея. Первое действие
в заречной слободе Берендеевке. Второе действие во дворце
царя Берендея. Третье действие
в заповедном
лесу. Четвертое действие
в Ярилиной долине.
—
В лесу есть белые березы, высокие сосны и ели, есть тоже и малая мозжуха. Бог всех их терпит и не велит мозжухе быть сосной. Так вот и мы меж собой, как
лес. Будьте вы белыми березами, мы останемся мозжухой, мы вам не мешаем, за
царя молимся, подать платим и рекрутов ставим, а святыне своей изменить не хотим. [Подобный ответ (если Курбановский его не выдумал) был некогда сказан крестьянами
в Германии, которых хотели обращать
в католицизм. (Прим. А. И. Герцена.)]
Пройдя немного по берегу реки, я свернул
в лес, где
царило великое безмолвие и покой.
— А я, ваше благородие, с малолетствия по своей охоте суету мирскую оставил и странником нарекаюсь; отец у меня
царь небесный, мать — сыра земля; скитался я
в лесах дремучих со зверьми дикиими,
в пустынях жил со львы лютыими; слеп был и прозрел, нем — и возглаголал. А более ничего вашему благородию объяснить не могу, по той причине, что сам об себе сведений никаких не имею.
По молитве ее
в лесу место очищается; стоят перед нею хоромы высокие, высоки рубленые, тесом крытые;
в тех хоромах идет всенощное пение; возглашают попы-диаконы славу божию, поют они гласы архангельские, архангельские песни херувимские, величают Христа
царя небесного, со отцем и святым духом спокланяема и сославима.
Стали расходиться. Каждый побрел домой, унося с собою кто страх, кто печаль, кто злобу, кто разные надежды, кто просто хмель
в голове. Слобода покрылась мраком, месяц зарождался за
лесом. Страшен казался темный дворец, с своими главами, теремками и гребнями. Он издали походил на чудовище, свернувшееся клубом и готовое вспрянуть. Одно незакрытое окно светилось, словно око чудовища. То была царская опочивальня. Там усердно молился
царь.
— Нельзя, Борис Федорыч, пора мне к своим! Боюсь, чтоб они с кем не повздорили. Кабы
царь был
в Слободе, мы прямо б к нему с повинною пришли, и пусть бы случилось, что богу угодно; а с здешними душегубцами не убережешься. Хоть мы и
в сторонке, под самым
лесом остановились, а все же может какой-нибудь объезд наехать!
— Орел, братцы, есть
царь лесов… — начал было Скуратов, но его на этот раз не стали слушать. Раз после обеда, когда пробил барабан на работу, взяли орла, зажав ему клюв рукой, потому что он начал жестоко драться, и понесли из острога. Дошли до вала. Человек двенадцать, бывших
в этой партии, с любопытством желали видеть, куда пойдет орел. Странное дело: все были чем-то довольны, точно отчасти сами они получили свободу.
Тесно стало моему дедушке жить
в Симбирской губернии,
в родовой отчине своей, жалованной предкам его от
царей московских; тесно стало ему не потому, чтоб
в самом деле было тесно, чтоб недоставало
лесу, пашни, лугов и других угодьев, — всего находилось
в излишестве, — а потому, что отчина, вполне еще прадеду его принадлежавшая, сделалась разнопоместною.
Так,
в «
Царе Борисе» неизменно атамана Хлопку, а по болезни Валентинова — Петра
в «
Лесе...
Я люблю северный
лес за строгую красоту его девственных линий, за бархатную зелень красавиц-пихт, за торжественную тишину, которая всегда
царит в нем.
Затем предстали пред
царем три человека. Ведя общее торговое дело, нажили они много денег. И вот, когда пришла им пора ехать
в Иерусалим, то зашили они золото
в кожаный пояс и пустились
в путь. Дорогою заночевали они
в лесу, а пояс для сохранности зарыли
в землю. Когда же они проснулись наутро, то не нашли пояса
в том месте, куда его положили.
Дарил также
царь своей возлюбленной ливийские аметисты, похожие цветом на ранние фиалки, распускающиеся
в лесах у подножия Ливийских гор, — аметисты, обладавшие чудесной способностью обуздывать ветер, смягчать злобу, предохранять от опьянения и помогать при ловле диких зверей; персепольскую бирюзу, которая приносит счастье
в любви, прекращает ссору супругов, отводит царский гнев и благоприятствует при укрощении и продаже лошадей; и кошачий глаз — оберегающий имущество, разум и здоровье своего владельца; и бледный, сине-зеленый, как морская вода у берега, вериллий — средство от бельма и проказы, добрый спутник странников; и разноцветный агат — носящий его не боится козней врагов и избегает опасности быть раздавленным во время землетрясения; и нефрит, почечный камень, отстраняющий удары молнии; и яблочно-зеленый, мутно-прозрачный онихий — сторож хозяина от огня и сумасшествия; и яснис, заставляющий дрожать зверей; и черный ласточкин камень, дающий красноречие; и уважаемый беременными женщинами орлиный камень, который орлы кладут
в свои гнезда, когда приходит пора вылупляться их птенцам; и заберзат из Офира, сияющий, как маленькие солнца; и желто-золотистый хрисолит — друг торговцев и воров; и сардоникс, любимый
царями и царицами; и малиновый лигирий: его находят, как известно,
в желудке рыси, зрение которой так остро, что она видит сквозь стены, — поэтому и носящие лигирий отличаются зоркостью глаз, — кроме того, он останавливает кровотечение из носу и заживляет всякие раны, исключая ран, нанесенных камнем и железом.
— Как по падении благочестия
в старом Риме Царьград вторым Римом стал, так по падении благочестия во святой Афонской горе второй Афон на Иргизе явился, — говорил красноглаголивый Василий Борисыч. — Поистине царство иноков было… Жили они беспечально и во всем изобильно… Что земель от
царей было им жаловано, что лугов,
лесу, рыбных ловель и всякого другого угодья!.. Житье немцам
в той стороне, а иргизским отцам и супротив немцев было привольней…
Надвинулись сумерки, наступает Иванова ночь… Рыбаки сказывают, что
в ту ночь вода подергивается серебристым блеском, а бывалые люди говорят, что
в лесах тогда деревья с места на место переходят и шумом ветвей меж собою беседы ведут… Сорви
в ту ночь огненный цвет папоротника, поймешь язык всякого дерева и всякой травы, понятны станут тебе разговоры зверей и речи домашних животных… Тот «цвет-огонь» — дар Ярилы… То — «царь-огонь»!..
—
В сказках не сказывают и
в песнях не поют, — молвил Василий Борисыч, — а на деле оно так. Посмотрели б вы на крестьянина
в хлебных безлесных губерниях… Он домосед, знает только курные свои избенки. И если б его на ковре-самолете сюда,
в ваши
леса перенесть да поставить не у вас, Патап Максимыч,
в дому́, а у любого рядового крестьянина, он бы подумал, что к
царю во дворец попал.
Полночь небо крыла, слабо звезды мерцали
в синей высоте небосклона. Тихо было
в воздухе, еще не остывшем от зноя долгого жаркого дня, но свежей отрадной прохладой с речного простора тянуло… Всюду
царил бесшумный, беззвучный покой. Но не было покоя на сердце Чапурина. Не спалось ему
в беседке… Душно… Совсем раздетый, до самого солнышка простоял он на круче, неустанно смотря
в темную заречную даль родных заволжских
лесов.
Пастухи Нумитора были сердиты за это на близнецов, выбрали время, когда Ромула не было, схватили Рема и привели
в город к Нумитору и говорят: «Проявились
в лесу два брата, отбивают скотину и разбойничают. Вот мы одного поймали и привели». Нумитор велел отвести Рема к
царю Амулию. Амулий сказал: «Они обидели братниных пастухов, пускай брат их и судит». Рема опять привели к Нумитору. Нумитор позвал его к себе и спросил: «Откуда ты и кто ты такой?»
Как только меньшой брат вошел
в лес, он напал на реку, переплыл ее и тут же на берегу увидал медведицу. Она спала. Он ухватил медвежат и побежал без оглядки на гору. Только что добежал до верху — выходит ему навстречу народ, подвезли ему карету, повезли
в город и сделали
царем.
Наехал
царь Петр на мужика
в лесу. Мужик дрова рубит.
Царь и говорит: «Умная твоя голова, старичок. Теперь выведи меня из
лесу в поле, я дороги не найду».
При
царе Иване Васильевиче Грозном были богатые купцы Строгоновы, и жили они
в Перми, на реке Каме. Прослышали они, что по реке Каме на 140 верст
в кругу есть хороша земля: пашня не пахана от века,
леса черные от века не рублены.
В лесах зверя много, а по реке озера рыбные, и никто на той земле не живет, только захаживают татары.
Яркие точки костров, их огневое пламя сквозило между стволами деревьев, освещая
лес. Но там,
в глубине его,
царит темнота. И туда хорошенькая Любочка направила свои шаги, замирая от охватившего ее чувства ужаса.
Однажды
царю Мидасу, после больших усилий, удалось поймать
в лесу мудрого Силена, спутника Диониса.
Над бухтой и
в лесу над кладбищем
царила мертвящая тишина.
В самой долине
леса состоят из пород широколиственных — мельком я видел маньчжурский ясень, тополь Максимовича, белую березу и какие-то высокоствольные тальники. Лиственицы взбирались на более возвышенные места, постоянно смешиваясь с елью и пихтой, которые по вершинам горных хребтов
царили безраздельно и
в своём сообществе терпели только каменную березу.
Я осмотрелся и прислушался, но кругом
царило полное безмолвие. Такая тишина кажется подозрительной. По ту сторону реки стеной стоял безмолвный
лес, озаренный луной. Как-то даже не верилось, что
в природе может быть так тихо. Словно весь мир погрузился
в глубокий сон.
Чем дальше, тем
лес был гуще и больше завален буреломом. Громадные старые деревья, неподвижные и словно окаменевшие, то
в одиночку, то целыми колоннадами выплывали из чащи. Казалось, будто нарочно они сближались между собой, чтобы оградить царственного зверя от преследования дерзких людей. Здесь
царил сумрак, перед которым даже дневной свет был бессилен, и вечная тишина могилы изредка нарушалась воздушной стихией, и то только где-то вверху над колоннадой. Эти шорохи казались предостерегающе грозными.
— Да и удивляться нечего; а почему? А потому что есть
царь в голове. Чего ей не быть дюшессой? Она всем сумела бы быть. Вот это-то и надо иметь
в уме таким людям, как мы с тобой, которые ворчали, что делать состояние будто бы «противно природе». Кто идет
в лес по малину спустя время, тому одно средство: встретил кого с кузовом и отсыпь себе
в кузовок.
Чтобы добыть и то и другое, Александр Васильевич задумал отправиться к генералу Фермору и уговорить его помочь Бергу. Под вечер, с двумя казаками и проводником, въехал он
в дремучий
лес, которым ему надо было пробраться до лагеря Фермора.
В лесу царил мрак, так как небо было покрыто тучами. Вскоре начался дождь. Всадники все более и более углублялись
в чащу.
За Ямбургом встретили его слухи, что русские уже прошедшею осенью появились у Ладожского озера, осадили и взяли Орешек (Шлиссельбург), что
в Корелах олонецкий поп (Иван Окулов) с охотниками разбил шведов, что
царь своею могучею волею целиком проложил себе дорогу чрез
леса, болота и воды от Ледовитого моря до Финского.