Неточные совпадения
— Да,
постараюсь, — отвечал Нехлюдов, чувствуя, что он говорит неправду, и если о чем
постарается, то только о том, чтобы не быть вечером у адвоката в среде собирающихся у него ученых, литераторов и
художников.
Реальная критика относится к произведению
художника точно так же, как к явлениям действительной жизни: она изучает их,
стараясь определить их собственную норму, собрать их существенные, характерные черты, но вовсе не суетясь из-за того, зачем это овес — не рожь, и уголь — не алмаз…
Все общество сидело за большим зеленым столом. Вихров
постарался поместиться рядом с Заминым. До его прихода беседой, видимо, владел
художник Рагуза. Малоросс ли он был, или поляк, — Вихров еще недоумевал, но только сразу же в акценте его речи и в тоне его голоса ему послышалось что-то неприятное и противное.
Но, может быть, не излишне сказать, что и преднамеренные стремления
художника (особенно поэта) не всегда дают право сказать, чтобы забота о прекрасном была истинным источником его художественных произведений; правда, поэт всегда
старается «сделать как можно лучше»; но это еще не значит, чтобы вся его воля и соображения управлялись исключительно или даже преимущественно заботою о художественности или эстетическом достоинстве произведения: как у природы есть много стремлений, находящихся между собою в борьбе и губящих или искажающих своею борьбою красоту, так и в
художнике, в поэте есть много стремлений, которые своим влиянием на его стремление к прекрасному искажают красоту его произведения.
— Ах, какая мазня! — вскрикнула она. — Я никогда еще не видела начала работы
художника. И как это интересно!.. К знаете, уже в этой мазне я вижу то, что должно быть… Вы задумали хорошую картину, Андрей Николаевич… Я
постараюсь сделать все, чтобы она вышла… насколько от меня это зависит.
И вследствие этого, садясь писаться, они принимали иногда такие выражения, которые приводили в изумленье
художника: та
старалась изобразить в лице своем меланхолию, другая мечтательность, третья во что бы ни стало хотела уменьшить рот и сжимала его до такой степени, что он обращался, наконец, в одну точку, не больше булавочной головки.
— Тысячи причин! — всхлипнула Ольга Ивановна. — Самая главная причина, что вы уже тяготитесь мной. Да! — сказала она и зарыдала. — Если говорить правду, то вы стыдитесь нашей любви. Вы все
стараетесь, чтобы
художники не заметили, хотя этого скрыть нельзя и им все давно уже известно.
Близкие ему люди, нередко страдавшие от его выходок и вместе с тем, по нелогичности человеческой натуры, очень его любившие,
старались найти оправдание его недостаткам и своему чувству и называли его «
художником».
Когда же
художник более подчиняется заранее предположенной цели, — тогда ли, когда в своих произведениях выражает истину окружающих его явлений, без утайки и без прикрас, или тогда, когда нарочно
старается выбрать одно возвышенное, идеальное, согласное с опрятными инстинктами эстетической теории?
Художник все еще
старается удержаться на своей позиции,
старается видеть гармонию в наличном мире.
Нужно при этом помнить, что Шатов проповедует совсем то же самое, что, от себя уже, проповедует и Достоевский в «Дневнике писателя». С такою, казалось бы, огненною убежденностью и сам Достоевский все время твердит: «я верую в православие, верую, что новое пришествие Христа совершится в России»… Но публицист не смеет произнести последнего слова, он
старается скрыть его даже от себя. И со страшною, нечеловеческою правдивостью это слово договаривает
художник: а в бога — в бога я буду веровать…
Старичка-генерала, который по воскресеньям приезжал к ней играть в пикет, она шёпотом уверяла, что мы, доктора, магистры, частью бароны,
художники, писатели, погибли бы без ее ума-разума…Мы и не
старались разубеждать ее…Пусть, думали, тешится…Княгиня была бы сносна, если бы не требовала от нас, чтоб мы вставали не позже восьми часов и ложились не позже 12.
Особенно
старалась она завлечь в Гельмет путешественников,
художников, ученых, чтобы уронить в сердца их семена благорасположения к себе и выманить от них занимательные новости о тех странах, которые они проезжали.
Были на то две причины: он знал, что Аристотель, слуга ему столь полезный, столь необходимый, любил Антона, как сына, и
старался в этом случае показать свое доброе расположение
художнику на близких ему...
Художник, встретясь с ним, так поражен был соединением на лице его красоты наружной с душевною, что
старался заманить его в свою мастерскую.
В то время, когда на юбилее московского актера упроченное тостом явилось общественное мнение, начавшее карать всех преступников; когда грозные комиссии из Петербурга поскакали на юг ловить, обличать и казнить комиссариатских злодеев; когда во всех городах задавали с речами обеды севастопольским героям и им же, с оторванными руками и ногами, подавали трынки, встречая их на мостах и дорогах; в то время, когда ораторские таланты так быстро развились в народе, что один целовальник везде и при всяком случае писал и печатал и наизусть сказывал на обедах речи, столь сильные, что блюстители порядка должны были вообще принять укротительные меры против красноречия целовальника; когда в самом аглицком клубе отвели особую комнату для обсуждения общественных дел; когда появились журналы под самыми разнообразными знаменами, — журналы, развивающие европейские начала на европейской почве, но с русским миросозерцанием, и журналы, исключительно на русской почве, развивающие русские начала, однако с европейским миросозерцанием; когда появилось вдруг столько журналов, что, казалось, все названия были исчерпаны: и «Вестник», и «Слово», и «Беседа», и «Наблюдатель», и «Звезда», и «Орел» и много других, и, несмотря на то, все являлись еще новые и новые названия; в то время, когда появились плеяды писателей, мыслителей, доказывавших, что наука бывает народна и не бывает народна и бывает ненародная и т. д., и плеяды писателей,
художников, описывающих рощу и восход солнца, и грозу, и любовь русской девицы, и лень одного чиновника, и дурное поведение многих чиновников; в то время, когда со всех сторон появились вопросы (как называли в пятьдесят шестом году все те стечения обстоятельств, в которых никто не мог добиться толку), явились вопросы кадетских корпусов, университетов, цензуры, изустного судопроизводства, финансовый, банковый, полицейский, эманципационный и много других; все
старались отыскивать еще новые вопросы, все пытались разрешать их; писали, читали, говорили проекты, все хотели исправить, уничтожить, переменить, и все россияне, как один человек, находились в неописанном восторге.