Неточные совпадения
Поэтому для него не может быть
христианского народа, государства,
брака.
В
христианском законе
брак есть таинство, в гражданском — соглашение или договор.
Крискент заявился в пятовский дом, когда не было самого Нила Поликарпыча, и повел душеспасительную речь о значении и святости
брака вообще как таинства, потом о
браке как неизбежной форме нескверного гражданского жития и, наконец, о
браке как
христианском подвиге, в котором человек меньше всего должен думать о себе, а только о своем ближнем.
Целомудрие, по
христианскому учению, есть то совершенство, к которому свойственно приближаться человеку, живущему
христианской жизнью. И потому всё то, что препятствует этому приближению к целомудрию, как разрешение в
браке половых сношений, противно требованиям
христианской жизни.
Разрешение в
браке для двух людей разных полов жить половой жизнью не только несогласно с
христианским учением о целомудрии, но прямо противно ему.
Христианское учение не дает одинаких правил для всех; оно во всем только указывает то совершенство, к которому надо приближаться; то же и в половом вопросе: совершенство — это полное целомудрие. Люди же, не понимая
христианского духа, хотят общего для всех правила. Вот для таких людей и выдуман церковный
брак. Церковный
брак вовсе не
христианское учреждение, потому что, разрешая в известных условиях половое общение, оно отступает от
христианского требования: стремления к всё большему и большему целомудрию.
Так как в истинном
христианском учении нет никаких оснований для учреждения
брака, то люди нашего
христианского мира, не веря в церковные определения
брака, чувствуя, что это учреждение не имеет основания в
христианском учении, и вместе с тем не видя перед собою, закрытого церковным учением идеала Христа — полного целомудрия, остаются по отношению
брака без всякого руководства.
Положение ищущего Христа помимо Церкви в
христианскую эпоху даже менее благоприятно, нежели в дохристианскую, подобно тому как достойный
брак в христианстве есть более трудная задача, нежели вне его [Половая распущенность и утонченные формы блуда в
христианских странах распространены, вероятно, даже более, чем в нехристианских.
Такой человек, как Бл. Августин, написал трактат о
браке, очень напоминающий систему скотоводства, он даже не подозревает о существовании любви и ничего не может об этом сказать, как и все
христианские учителя, которые, по моему глубокому убеждению, всегда высказывали безнравственные мысли в своем морализме, то есть мысли, глубоко противные истине персонализма, рассматривали личность, как средство родовой жизни.
Обоснование
брака, которое утверждает социальная обыденность устами многих
христианских мыслителей и теологов, поражает своим извращением нравственного сознания и своим несоответствием
христианской персоналистической этике.
Розанов, которого нужно признать величайшим критиком
христианского лицемерия в отношении к полу, верно говорит, что в
христианском мире, т. е. в мире
христианской социальной обыденности, охраняется не
брак, не семья, не содержание, не реальность, а форма, обряд бракосочетания, закон.
Поразителен низкий уровень всего, что написано в литературе святоотеческой, у
христианских теологов о
браке и семье.
Хотя жизнь пола оставалась для
христианской мысли исключительно фактом физиологическим и социальным и отнесена была к жизни рода, а не личности,
христианская церковь установила таинство
брака.
Пишет, что
христианский долг повелевает ему помочь тебе в расторжении
брака.
— Конечно,
брак без взаимной любви и уважения — не
брак в
христианском смысле… — после некоторого раздумья сказал отец Иосиф. — Я поговорю с вашим батюшкой.
Такая любовь не преступление, такая любовь и освящается
христианским таинством
брака.
От этого-то и происходит то, кажущееся сначала странным, явление, что у евреев, магометан, ламаистов и других, признающих религиозные учения гораздо низшего уровня, чем
христианское, но имеющих точные внешние определения
брака, семейное начало и супружеская верность несравненно тверже, чем у так называемых христиан.
Но так как в истинном
христианском учении нет никаких оснований для учреждения
брака, то и вышло то, что люди нашего мира от одного берега отстали и к другому не пристали, т. е. не верят в сущности в церковные определении
брака, чувствуя, что это учреждение не имеет оснований в
христианском учении, и вместе с тем не видят перед собой закрытого церковным учением идеала Христа, стремления к полному целомудрию и остаются по отношению
брака без всякого руководства.
Идеал христианина есть любовь к Богу и ближнему, есть отречение от себя для служения Богу и ближнему; плотская же любовь,
брак, есть служение себе и потому есть во всяком случае препятствие служению Богу и людям, а потому с
христианской точки зрения — падение, грех.
Это сделано по отношению власти, суда, войска, церкви, богослужения, это сделано и по отношению
брака: несмотря на то, что Христос не только никогда не устанавливал
брака, но уж если отыскивать внешние определения, то скорее отрицал его («оставь жену и иди за мной»), церковные учения, называющие себя
христианскими, установили
брак как
христианское учреждение, т. е. определили внешние условия, при которых плотская любовь может для христианина будто бы быть безгрешною, вполне законною.