Неточные совпадения
Хлестаков. Я с тобою, дурак, не
хочу рассуждать. (Наливает суп и ест.)Что это за суп? Ты просто
воды налил в чашку: никакого вкусу нет, только воняет. Я не
хочу этого супу, дай мне другого.
Скотинин. А движимое
хотя и выдвинуто, я не челобитчик. Хлопотать я не люблю, да и боюсь. Сколько меня соседи ни обижали, сколько убытку ни делали, я ни на кого не бил челом, а всякий убыток, чем за ним ходить, сдеру с своих же крестьян, так и концы в
воду.
— Ах, много! И я знаю, что он ее любимец, но всё-таки видно, что это рыцарь… Ну, например, она рассказывала, что он
хотел отдать всё состояние брату, что он в детстве еще что-то необыкновенное сделал, спас женщину из
воды. Словом, герой, — сказала Анна, улыбаясь и вспоминая про эти двести рублей, которые он дал на станции.
Этим движением он зацепил столик, на котором стояла сельтерская
вода и графин с коньяком, и чуть не столкнул его. Он
хотел подхватить, уронил и с досады толкнул ногой стол и позвонил.
Еще в феврале он получил письмо от Марьи Николаевны о том, что здоровье брата Николая становится хуже, но что он не
хочет лечиться, и вследствие этого письма Левин ездил в Москву к брату и успел уговорить его посоветоваться с доктором и ехать на
воды за границу.
Ему было девять лет, он был ребенок; но душу свою он знал, она была дорога ему, он берег ее, как веко бережет глаз, и без ключа любви никого не пускал в свою душу. Воспитатели его жаловались, что он не
хотел учиться, а душа его была переполнена жаждой познания. И он учился у Капитоныча, у няни, у Наденьки, у Василия Лукича, а не у учителей. Та
вода, которую отец и педагог ждали на свои колеса, давно уже просочилась и работала в другом месте.
Он видел, что мало того, чтобы сидеть ровно, не качаясь, — надо еще соображаться, ни на минуту не забывая, куда плыть, что под ногами
вода, и надо грести, и что непривычным рукам больно, что только смотреть на это легко, а что делать это,
хотя и очень радостно, но очень трудно.
И вот ввели в семью чужую…
Да ты не слушаешь меня…» —
«Ах, няня, няня, я тоскую,
Мне тошно, милая моя:
Я плакать, я рыдать готова!..» —
«Дитя мое, ты нездорова;
Господь помилуй и спаси!
Чего ты
хочешь, попроси…
Дай окроплю святой
водою,
Ты вся горишь…» — «Я не больна:
Я… знаешь, няня… влюблена».
«Дитя мое, Господь с тобою!» —
И няня девушку с мольбой
Крестила дряхлою рукой.
Матушка сидела в гостиной и разливала чай; одной рукой она придерживала чайник, другою — кран самовара, из которого
вода текла через верх чайника на поднос. Но
хотя она смотрела пристально, она не замечала этого, не замечала и того, что мы вошли.
Сознав положение, Меннерс
хотел броситься в
воду, чтобы плыть к берегу, но решение его запоздало, так как лодка вертелась уже недалеко от конца мола, где значительная глубина
воды и ярость валов обещали верную смерть.
«Если действительно все это дело сделано было сознательно, а не по-дурацки, если у тебя действительно была определенная и твердая цель, то каким же образом ты до сих пор даже и не заглянул в кошелек и не знаешь, что тебе досталось, из-за чего все муки принял и на такое подлое, гадкое, низкое дело сознательно шел? Да ведь ты в
воду его
хотел сейчас бросить, кошелек-то, вместе со всеми вещами, которых ты тоже еще не видал… Это как же?»
— Иду. Сейчас. Да, чтоб избежать этого стыда, я и
хотел утопиться, Дуня, но подумал, уже стоя над
водой, что если я считал себя до сей поры сильным, то пусть же я и стыда теперь не убоюсь, — сказал он, забегая наперед. — Это гордость, Дуня?
Он пошел к Неве по В—му проспекту; но дорогою ему пришла вдруг еще мысль: «Зачем на Неву? Зачем в
воду? Не лучше ли уйти куда-нибудь очень далеко, опять хоть на острова, и там где-нибудь, в одиноком месте, в лесу, под кустом, — зарыть все это и дерево, пожалуй, заметить?» И
хотя он чувствовал, что не в состоянии всего ясно и здраво обсудить в эту минуту, но мысль ему показалась безошибочною.
Вот, некогда, на берегу морском,
При стаде он своём
В день ясный сидя
И видя,
Что на Море едва колышется
вода(Так Море присмирело),
И плавно с пристани бегут по ней суда:
«Мой друг!» сказал: «опять ты денег
захотело,
Но ежели моих — пустое дело!
Ужас, испытанный Климом в те минуты, когда красные, цепкие руки, высовываясь из
воды, подвигались к нему, Клим прочно забыл; сцена гибели Бориса вспоминалась ему все более редко и лишь как неприятное сновидение. Но в словах скептического человека было что-то назойливое, как будто они
хотели утвердиться забавной, подмигивающей поговоркой...
— Море вовсе не такое, как я думала, — говорила она матери. — Это просто большая, жидкая скука. Горы — каменная скука, ограниченная небом. Ночами воображаешь, что горы ползут на дома и
хотят столкнуть их в
воду, а море уже готово схватить дома…
Он замолчал, поднял к губам стакан
воды, но, сделав правой рукой такое движение, как будто
хотел окунуть в
воду палец, — поставил стакан на место и продолжал более напряженно, даже как бы сердито, но и безнадежно...
«Куда, к черту, они засунули тушилку?» — негодовал Самгин и, боясь, что вся
вода выкипит, самовар распаяется,
хотел снять с него крышку, взглянуть — много ли
воды? Но одна из шишек на крышке отсутствовала, другая качалась, он ожег пальцы, пришлось подумать о том, как варварски небрежно относится прислуга к вещам хозяев. Наконец он догадался налить в трубу
воды, чтоб погасить угли. Эта возня мешала думать, вкусный запах горячего хлеба и липового меда возбуждал аппетит, и думалось только об одном...
Клим остался с таким ощущением, точно он не мог понять, кипятком или холодной
водой облили его? Шагая по комнате, он пытался свести все слова, все крики Лютова к одной фразе. Это — не удавалось,
хотя слова «удирай», «уезжай» звучали убедительнее всех других. Он встал у окна, прислонясь лбом к холодному стеклу. На улице было пустынно, только какая-то женщина, согнувшись, ходила по черному кругу на месте костра, собирая угли в корзинку.
—
Хочешь, принесу
воды? — спросил Клим и тотчас же понял, что это глупо. Он
хотел даже обнять ее, но она откачнулась, вздрагивая, пытаясь сдержать рыдания. И все горячей, озлобленней звучал ее шепот.
«Он, кажется,
хотел утешить меня», — сообразил Самгин, подойдя к буфету и наливая
воду в стакан.
— В Крыму был один социалист, так он ходил босиком, в парусиновой рубахе, без пояса, с расстегнутым воротом; лицо у него детское,
хотя с бородкой, детское и обезьянье. Он возил
воду в бочке, одной старушке толстовке…
Все молчали, глядя на реку: по черной дороге бесшумно двигалась лодка, на носу ее горел и кудряво дымился светец, черный человек осторожно шевелил веслами, а другой, с длинным шестом в руках, стоял согнувшись у борта и целился шестом в отражение огня на
воде; отражение чудесно меняло формы, становясь похожим то на золотую рыбу с множеством плавников, то на глубокую, до дна реки, красную яму, куда человек с шестом
хочет прыгнуть, но не решается.
Клим не поверил. Но когда горели дома на окраине города и Томилин привел Клима смотреть на пожар, мальчик повторил свой вопрос. В густой толпе зрителей никто не
хотел качать
воду, полицейские выхватывали из толпы за шиворот людей, бедно одетых, и кулаками гнали их к машинам.
— Нет, вы
хотели за что-то наказать меня. Если я провинюсь в чем-нибудь, вы вперед лучше посадите меня на неделю на хлеб и на
воду.
— Не знаю! — сказал он с тоской и досадой, — я знаю только, что буду делать теперь, а не заглядываю за полгода вперед. Да и вы сами не знаете, что будет с вами. Если вы разделите мою любовь, я останусь здесь, буду жить тише
воды, ниже травы… делать, что вы
хотите… Чего же еще? Или… уедем вместе! — вдруг сказал он, подходя к ней.
Что до нас, то Лиза была в обмороке. Я было
хотел бежать за ним, но бросился к маме. Я обнял ее и держал в своих объятиях. Лукерья прибежала со стаканом
воды для Лизы. Но мама скоро очнулась; она опустилась на диван, закрыла лицо руками и заплакала.
Я скрестил руки на груди, предоставив
воде литься, сколько она
хочет.
— Так, знаем, — отвечали они, — мы просим только раздавать сколько следует
воды, а он дает мало, без всякого порядка; бочки у него текут,
вода пропадает, а он, отсюда до Золотой горы (Калифорнии), никуда не
хочет заходить, между тем мы заплатили деньги за переезд по семидесяти долларов с человека.
Когда мы стали жаловаться на дорогу, Вандик улыбнулся и, указывая бичом на ученую партию, кротко молвил: «А капитан
хотел вчера ехать по этой дороге ночью!» Ручейки, ничтожные накануне, раздулись так, что лошади шли по брюхо в
воде.
С наступлением тихой погоды
хотели наконец, посредством японских лодок, дотащить кое-как пустой остов до бухты — и все-таки чинить. Если фрегат держался еще на
воде в тогдашнем своем положении, так это, сказывал адмирал, происходило, между прочим, оттого, что систерны в трюме, обыкновенно наполненные пресной
водой, были тогда пусты, и эта пустота и мешала ему погрузиться совсем.
Наш катер вставал на дыбы, бил носом о
воду, загребал ее, как ковшом, и разбрасывал по сторонам с брызгами и пеной. Мы-таки перегнали,
хотя и рисковали если не перевернуться совсем, так черпнуть порядком. А последнее чуть ли не страшнее было первого для барона: чем было бы тогда потчевать испанок, если б в мороженое или конфекты вкатилась соленая
вода?
«Ну, не
хотите ли полить рис горячей
водой и съесть?» — предложил старик.
После саки вновь принесли дымившийся чайник: я думал, не опять ли саки, но старик предложил, не
хотим ли мы теперь выпить — «горячей
воды»!
Я
хотел перешагнуть в одном месте через ручей, ухватился за куст, он изменил, и я ступил в
воду, не без ропота, к удовольствию товарищей.
Китоловы не упустят случая ходить по портам, тем более что японцы, не желая допускать ничего похожего на торговлю, по крайней мере теперь, пока зрело не обдумают и не решат этот вопрос между собою, не
хотят и слушать о плате за дрова, провизию и доставку
воды.
И горизонт уж не казался нам дальним и безбрежным, как, бывало, на различных океанах,
хотя дугообразная поверхность земли и здесь закрывала даль и, кроме
воды и неба, ничего не было видно.
Я
хотел пробраться вверх, в свою или капитанскую каюту, и ждал, пока
вода сбудет.
Адмирал сказал им, что
хотя отношения наши с ними были не совсем приятны, касательно отведения места на берегу, но он понимает, что губернаторы ничего без воли своего начальства не делали и потому против них собственно ничего не имеет, напротив, благодарит их за некоторые одолжения, доставку провизии,
воды и т. п.; но просит только их представить своему начальству, что если оно намерено вступить в какие бы то ни было сношения с иностранцами, то пора ему подумать об отмене всех этих стеснений, которые всякой благородной нации покажутся оскорбительными.
Наверху царствует торжественное, но не мертвое безмолвие,
хотя нет движения в воздухе, нет ни малейшей зыби на
воде.
Одну большую лодку тащили на буксире двадцать небольших с фонарями; шествие сопровождалось неистовыми криками; лодки шли с островов к городу; наши, К. Н. Посьет и Н. Назимов (бывший у нас), поехали на двух шлюпках к корвету, в проход; в шлюпку Посьета пустили поленом, а в Назимова
хотели плеснуть
водой, да не попали — грубая выходка простого народа!
Наконец мои товарищи вернулись. Они сказали, что нагулялись вдоволь,
хотя ничего и не видели. Пошли в столовую и принялись опять за содовую
воду.
Мимо леса красного дерева и других, которые толпой жмутся к самому берегу, как будто
хотят столкнуть друг друга в
воду, пошли мы по тропинке к другому большому лесу или саду, манившему издали к себе.
Хочешь освежить высохший язык —
вода теплая, положишь льду в нее — жди воспаления.
Один из них, натуралист,
хотел, кажется, избавиться от этого неудобства, громоздился, громоздился на седле, подбирая ноги, и кончил тем, что, к немалому нашему удовольствию, упал в
воду.
7-го или 8-го марта, при ясной, теплой погоде, когда качка унялась, мы увидели множество какой-то красной массы, плавающей огромными пятнами по
воде. Наловили ведра два — икры. Недаром видели стаи рыбы, шедшей незадолго перед тем тучей под самым носом фрегата. Я
хотел продолжать купаться, но это уже были не тропики: холодно, особенно после свежего ветра. Фаддеев так с радости и покатился со смеху, когда я вскрикнул, лишь только он вылил на меня ведро.
Капитан, отец Аввакум и я из окна капитанской каюты смотрели, как ее обливало со всех сторон
водой, как ныряла она;
хотела поворачивать, не поворачивала, наконец поворотила и часов в пять бросила якорь близ фрегата.
Какой-то старый купец
хотел прыгнуть к нам на плот, когда этот отвалил уже от берега, но не попал и бухнулся в
воду, к общему удовольствию собравшейся на берегу публики.
Хотя мы не черпнули, но все-таки нельзя было запретить морской
воде брызгать в шлюпку.
На рейде, у Анжера, останавливаются налиться
водой, запастись зеленью суда, которые не
хотят идти в Батавию, где свирепствуют гибельные, особенно для иностранцев, лихорадки.