Неточные совпадения
В воспоминание же о Вронском примешивалось что-то неловкое,
хотя он
был в высшей степени светский и
спокойный человек; как будто фальшь какая-то
была, — не в нем, он
был очень прост и мил, — но в ней самой, тогда как с Левиным она чувствовала себя совершенно простою и ясною.
Она услыхала порывистый звонок Вронского и поспешно утерла эти слезы, и не только утерла слезы, но села к лампе и развернула книгу, притворившись
спокойною. Надо
было показать ему, что она недовольна тем, что он не вернулся, как обещал, только недовольна, но никак не показывать ему своего горя и, главное, жалости о себе. Ей можно
было жалеть о себе, но не ему о ней. Она не
хотела борьбы, упрекала его за то, что он
хотел бороться, но невольно сама становилась в положение борьбы.
Я до сих пор стараюсь объяснить себе, какого рода чувство кипело тогда в груди моей: то
было и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба, рождавшаяся при мысли, что этот человек, теперь с такою уверенностью, с такой
спокойной дерзостью на меня глядящий, две минуты тому назад, не подвергая себя никакой опасности,
хотел меня убить как собаку, ибо раненный в ногу немного сильнее, я бы непременно свалился с утеса.
Ему нравилось, что эти люди построили жилища свои кто где мог или
хотел и поэтому каждая усадьба как будто монумент, возведенный ее хозяином самому себе. Царила в стране Юмала и Укко серьезная тишина, — ее особенно утверждало меланхолическое позвякивание бубенчиков на шеях коров; но это не
была тишина пустоты и усталости русских полей, она казалась тишиной
спокойной уверенности коренастого, молчаливого народа в своем праве жить так, как он живет.
И почти приятно
было напомнить себе, что Макаров
пьет все больше,
хотя становится как будто
спокойней, а иногда так углубленно задумчив, как будто его внезапно поражала слепота и глухота.
— Ну да, это ему известно. О, я — не страстная, я —
спокойная: но я тоже
хотела бы, как и он, чтоб все
были хороши… Ведь полюбил же он меня за что-нибудь.
Все эти маленькие подробности, может
быть, и не стоило бы вписывать, но тогда наступило несколько дней, в которые
хотя и не произошло ничего особенного, но которые все остались в моей памяти как нечто отрадное и
спокойное, а это — редкость в моих воспоминаниях.
Что-то
было такое в его лице, чего бы я не
захотел в свое, что-то такое слишком уж
спокойное в нравственном смысле, что-то вроде какой-то тайной, себе неведомой гордости.
Ему ясно стало теперь, что всё то страшное зло, которого он
был свидетелем в тюрьмах и острогах, и
спокойная самоуверенность тех, которые производили это зло, произошло только оттого, что люди
хотели делать невозможное дело:
будучи злы, исправлять зло.
Как Привалов ни откладывал своего визита к Ляховскому, ехать
было все-таки нужно, и в одно прекрасное утро он отправился к Половодову, чтобы вместе с ним ехать к Ляховскому. Половодова не
было дома, и Привалов
хотел вернуться домой с
спокойной совестью, что на этот раз уж не он виноват.
Он
был в то время даже очень красив собою, строен, средневысокого роста, темно-рус, с правильным,
хотя несколько удлиненным овалом лица, с блестящими темно-серыми широко расставленными глазами, весьма задумчивый и по-видимому весьма
спокойный.
Крюкова не
хотела быть причиною семейного раздора, да если б и
хотела, уж не имела
спокойной жизни на прежней должности, и бросила ее.
— Вот о чем я
хотел тебя просить, моя милая Верочка: нам надобно поскорее посоветоваться чтоб обоим
быть спокойными.
— Хорошенько, хорошенько перетряси сено! — говорил Григорий Григорьевич своему лакею. — Тут сено такое гадкое, что, того и гляди, как-нибудь попадет сучок. Позвольте, милостивый государь, пожелать
спокойной ночи! Завтра уже не увидимся: я выезжаю до зари. Ваш жид
будет шабашовать, потому что завтра суббота, и потому вам нечего вставать рано. Не забудьте же моей просьбы; и знать вас не
хочу, когда не приедете в село Хортыще.
Я действительно в сны не верил.
Спокойная ирония отца вытравила во мне ходячие предрассудки. Но этот сон
был особенный. В него незачем
было верить или не верить: я его чувствовал в себе… В воображении все виднелась серая фигурка на белом снегу, сердце все еще замирало, а в груди при воспоминании переливалась горячая волна. Дело
было не в вере или неверии, а в том, что я не мог и не
хотел примириться с мыслью, что этой девочки совсем нет на свете.
Организм у Стабровского
был замечательно крепкий, и он быстро оправился. Всякое выздоровление,
хотя и относительное, обновляет человека, и Стабровский чувствовал себя необыкновенно хорошо. Именно этим моментом и воспользовалась Дидя. Она как-то вечером читала ему, а потом положила книгу на колени и проговорила своим
спокойным тоном, иногда возмущавшим его...
Казалось, так
было хорошо. Мать видела, что огражденная будто стеной душа ее сына дремлет в каком-то заколдованном полусне, искусственном, но
спокойном. И она не
хотела нарушать этого равновесия, боялась его нарушить.
Все встретили князя криками и пожеланиями, окружили его. Иные
были очень шумны, другие гораздо
спокойнее, но все торопились поздравить, прослышав о дне рождения, и всякий ждал своей очереди. Присутствие некоторых лиц заинтересовало князя, например Бурдовского; но всего удивительнее
было, что среди этой компании очутился вдруг и Евгений Павлович; князь почти верить себе не
хотел и чуть не испугался, увидев его.
Хотя печальное и тягостное впечатление житья в Багрове
было ослаблено последнею неделею нашего там пребывания,
хотя длинная дорога также приготовила меня к той жизни, которая ждала нас в Уфе, но, несмотря на то, я почувствовал необъяснимую радость и потом
спокойную уверенность, когда увидел себя перенесенным совсем к другим людям, увидел другие лица, услышал другие речи и голоса, когда увидел любовь к себе от дядей и от близких друзей моего отца и матери, увидел ласку и привет от всех наших знакомых.
— Потому что, — продолжал Неведомов тем же
спокойным тоном, — может
быть, я, в этом случае, и не прав, — но мне всякий позитивный, реальный, материальный, как
хотите назовите, философ уже не по душе, и мне кажется, что все они чрезвычайно односторонни: они думают, что у человека одна только познавательная способность и
есть — это разум.
Мать засмеялась. У нее еще сладко замирало сердце, она
была опьянена радостью, но уже что-то скупое и осторожное вызывало в ней желание видеть сына
спокойным, таким, как всегда.
Было слишком хорошо в душе, и она
хотела, чтобы первая — великая — радость ее жизни сразу и навсегда сложилась в сердце такой живой и сильной, как пришла. И, опасаясь, как бы не убавилось счастья, она торопилась скорее прикрыть его, точно птицелов случайно пойманную им редкую птицу.
На суд явились обе стороны, и дворник Василий
был свидетелем. На суде повторилось то же. Иван Миронов поминал про Бога, про то, что умирать
будем. Евгений Михайлович,
хотя и мучался сознанием гадости и опасности того, что он делал, не мог уже теперь изменить показания и продолжал с внешне
спокойным видом всё отрицать.
Он чувствовал, что если Настенька хоть раз перед ним расплачется и разгрустится, то вся решительность его пропадет; но она не плакала: с инстинктом любви, понимая, как тяжело
было милому человеку расстаться с ней, она не
хотела его мучить еще более и старалась
быть спокойною; но только заняться уж ничем не могла и по целым часам сидела, сложив руки и уставя глаза на один предмет.
— И котлетку, и кофею, и вина прикажите еще прибавить, я проголодался, — отвечал Петр Степанович, с
спокойным вниманием рассматривая костюм хозяина. Господин Кармазинов
был в какой-то домашней куцавеечке на вате, вроде как бы жакеточки, с перламутровыми пуговками, но слишком уж коротенькой, что вовсе и не шло к его довольно сытенькому брюшку и к плотно округленным частям начала его ног; но вкусы бывают различны. На коленях его
был развернут до полу шерстяной клетчатый плед,
хотя в комнате
было тепло.
Егор Егорыч, оставшись один,
хотел было (к чему он всегда прибегал в трудные минуты своей жизни) заняться умным деланием, и когда ради сего спустил на окнах шторы, запер входную дверь, сжал для полного безмолвия свои уста и, постаравшись сколь возможно
спокойнее усесться на своем кресле, стал дышать не грудью, а носом, то через весьма короткое время начинал уже чувствовать, что силы духа его сосредоточиваются в области сердца, или — точнее — в солнечном узле брюшных нервов, то
есть под ложечкой; однако из такого созерцательного состояния Егор Егорыч
был скоро выведен стуком, раздавшимся в его дверь.
Хотя все, в особенности побывавшие в делах офицеры, знали и могли знать, что на войне тогда на Кавказе, да и никогда нигде не бывает той рубки врукопашную шашками, которая всегда предполагается и описывается (а если и бывает такая рукопашная шашками и штыками, то рубят и колют всегда только бегущих), эта фикция рукопашной признавалась офицерами и придавала им ту
спокойную гордость и веселость, с которой они, одни в молодецких, другие, напротив, в самых скромных позах, сидели на барабанах, курили,
пили и шутили, не заботясь о смерти, которая, так же как и Слепцова, могла всякую минуту постигнуть каждого из них.
— Полюбились дедушке моему такие рассказы; и
хотя он
был человек самой строгой справедливости и ему не нравилось надуванье добродушных башкирцев, но он рассудил, что не дело дурно, а способ его исполнения, и что, поступя честно, можно купить обширную землю за сходную плату, что можно перевесть туда половину родовых своих крестьян и переехать самому с семейством, то
есть достигнуть главной цели своего намерения; ибо с некоторого времени до того надоели ему беспрестанные ссоры с мелкопоместными своими родственниками за общее владение землей, что бросить свое родимое пепелище, гнездо своих дедов и прадедов, сделалось любимою его мыслию, единственным путем к
спокойной жизни, которую он, человек уже не молодой, предпочитал всему.
Я решил, что, если ближайший день не переменит всей этой злобной нечистоты в
хотя бы подобие
спокойной жизни, — самое лучшее для меня
будет высадиться на первой же остановке.
— Владимир Петрович! — начал Крупов, и сколько он ни
хотел казаться холодным и
спокойным, не мог, — я пришел с вами поговорить не сбрызгу, а очень подумавши о том, что делаю. Больно мне вам сказать горькие истины, да ведь не легко и мне
было, когда я их узнал. Я на старости лет остался в дураках; так ошибся в человеке, что мальчику в шестнадцать лет надобно
было бы краснеть.
— Рад, — говорю, — очень с вами познакомиться, — и, поверьте, действительно
был рад. Такой мягкий человек, что хоть его к больной ране прикладывай, и особенно мне в нем понравилось, что
хотя он с вида и похож на художника, но нет в нем ни этой семинарской застенчивости, ни маркерской развязности и вообще ничего лакейского, без чего художник у нас редко обходится. Это просто входит бедный джентльмен, — в своем роде олицетворение благородной и
спокойной гордости и нищеты рыцаря Ламанчского.
Когда таким образом Феня оказалась достаточно подготовленной, Алена Евстратьевна приказала братцу Гордею Евстратычу объясниться с ней самому. Девушка ждала этого визита и со страхом думала о том, что она скажет Гордею Евстратычу. Он пришел к ней бледный, но
спокойный и важный, как всегда. Извинившись за старое, он повел степенную и обстоятельную речь,
хотя к сказанному уже Аленой Евстратьевной и о. Крискентом трудно
было прибавить что-нибудь новое.
Ответа не последовало. Но вот наконец ветер в последний раз рванул рогожу и убежал куда-то. Послышался ровный,
спокойный шум. Большая холодная капля упала на колено Егорушки, другая поползла по руке. Он заметил, что колени его не прикрыты, и
хотел было поправить рогожу, но в это время что-то посыпалось и застучало по дороге, потом по оглоблям, по тюку. Это
был дождь. Он и рогожа как будто поняли друг друга, заговорили о чем-то быстро, весело и препротивно, как две сороки.
— Ты не читай книг, — сказал однажды хозяин. — Книга — блуд, блудодейственного ума чадо. Она всего касается, смущает, тревожит. Раньше
были хорошие исторические книги,
спокойных людей повести о прошлом, а теперь всякая книга
хочет раздеть человека, который должен жить скрытно и плотью и духом, дабы защитить себя от диавола любопытства, лишающего веры… Книга не вредна человеку только в старости.
Он присматривался к странной жизни дома и не понимал её, — от подвалов до крыши дом
был тесно набит людьми, и каждый день с утра до вечера они возились в нём, точно раки в корзине. Работали здесь больше, чем в деревне, и злились крепче, острее. Жили беспокойно, шумно, торопливо — порою казалось, что люди
хотят скорее кончить всю работу, — они ждут праздника, желают встретить его свободными, чисто вымытые, мирно, со
спокойной радостью. Сердце мальчика замирало, в нём тихо бился вопрос...
Долинскому в первые минуты показалось, что в словах сестры
есть что-то основательное, но потом показалось опять, что это какое-нибудь провинциальное предубеждение. Он не
хотел скрывать это письмо и показал его Юлиньке; та прочла все от строки до строки со
спокойным, ясным лицом, и, кротко улыбнувшись, сказала...
Так спросите об этом у голландцев, у всего Рейнского союза; поезжайте в Швейцарию, в Италию; взгляните на утесистые, непроходимые горы, некогда отчаяние несчастных путешественников, а теперь прорезанные широкими дорогами, по которым вы можете, княгиня, прогуливаться в своем ландо [четырехместной карете (франц.)]
спокойнее, чем по Невскому проспекту; спросите в Террачине и Неаполе: куда девались бесчисленные шайки бандитов, от которых не
было проезда в южной Италии; сравните нынешнее просвещение Европы с прежними предрассудками и невежеством, и после этого не понимайте, если
хотите, какие бесчисленные выгоды влечет за собою присутствие этого гения, колоссального, как мир, и неизбежного, как судьба.
На Банной горе, как и днем, толпился праздничный народ,
хотя в темноте только и видно
было, что
спокойные огоньки на противоположной слободской стороне; внизу, под горой, горели фонари, и уже растапливалась на понедельник баня: то ли пар, то ли белый дым светился над фонарями и пропадал в темноте.
Он передал девушку, послушную, улыбающуюся, в слезах, мрачному капитану, который спросил: «Голубушка,
хотите, посидим с вами немного?» — и увел ее. Уходя, она приостановилась, сказав: «Я
буду спокойной. Я все объясню, все расскажу вам, — я вас жду. Простите меня!»
Тревожила мысль о хладнокровном поручике, он не похож на соломинку, он обозлился и, вероятно,
будет делать пакости. Но поручика должны отправить на войну. И даже о Носкове Якову Артамонову думалось
спокойнее,
хотя он, подозрительно оглядываясь, чутко прислушивался и сжимал в кармане ручку револьвера, — чаще всего Носков ловил Якова именно в эти часы.
Она улыбалась мужу улыбкой, которую Пётр
хотел бы видеть на лице своей жены. Наталья — образцовая жена, искусная хозяйка, она превосходно солила огурцы, мариновала грибы, варила варенья, прислуга в доме работала с точностью колёсиков в механизме часов; Наталья неутомимо любила мужа
спокойной любовью, устоявшейся, как сливки. Она
была бережлива.
— Я
хотел было на дуэль вызвать барона, — отвечал я как можно скромнее и
спокойнее, — да генерал воспротивился.
Между тем граф часу в первом пополудни
был по-прежнему в своей гостиной:
хотя туалет его
был все так же изыскан, но он, казалось, в этот раз
был в более
спокойном состоянии духа, чем перед первым визитом Анны Павловны: он не ходил по комнате тревожными шагами, не заглядывал в окно, а спокойно сидел на диване, и перед ним лежала раскрытая книга.
Те же люди, которые шли на войну сознательно,
хотя физически страдали, конечно, не меньше, а больше солдат из простых людей, — вследствие изнеженного воспитания, сравнительной телесной слабости и проч., — но душевно
были спокойнее.
Но это объяснение красиво слишком для меня…
хотя оно и кратко. К нему добавить надо, что в России удобнее,
спокойнее быть пьяницей, бродягой, чем трезвым, честным, дельным человеком. (Входят Петр и Нил.) Только люди безжалостно прямые и твердые, как мечи, — только они пробьют… А! Нил! Откуда?
Нил(задумчиво). Да, глупости! На это я мастер… Ну, она потрезвее меня… Она — тоже любит жизнь… такой внимательной,
спокойной любовью… Знаешь, мы с ней великолепно
будем жить! Мы оба — смелые… и если
захотим чего — достанем! Да, мы с ней достанем… Она какая-то… новорожденная… (Смеется.) Мы с ней прекрасно
будем жить!
Смерть его матери
была для него большим горем; ему тяжело
было, как он говорил, после нее жить в Никольском, а
хотя мне и жалко
было ее и я сочувствовала горю мужа, мне
было теперь приятнее и
спокойнее в деревне.
Но только что я вошла в комнату к мужу и увидела его
спокойное,
хотя и удивленное лицо, я почувствовала, что мне нечего
было говорить ему, не в чем признаваться и не в чем просить его прощения. Невысказанное горе и раскаяние должны
были оставаться во мне.
«Мы не боимся, ибо мы любим Тебя!»«
Хотя и оставалась еще некоторая тень мрачного, Тайного судилища; но под Ее собственным, мудрым надзиранием оно
было забыто добрыми и
спокойными гражданами [См...
Я посмотрел на Пасынкова:
спокойное и строгое,
хотя грустное выражение лица его меня поразило; оно
было ново для меня. Я ничего не отвечал и сел на диван.
Царица и сестра!
По твоему, ты знаешь, настоянью,
Не без борьбы душевной, я решился
Исполнить волю земскую и царский
Приять венец. Но, раз его прияв,
Почуял я, помазанный от Бога,
Что от него ж и сила мне дана
Владыкой
быть и что восторг народа
Вокруг себя недаром слышу я.
Надеждой сердце полнится мое,
Спокойное доверие и бодрость
Вошли в него — и ими поделиться
Оно с тобою
хочет!