Неточные совпадения
Между тем дела в Глупове запутывались все больше и больше. Явилась третья претендентша, ревельская уроженка Амалия Карловна Штокфиш, которая основывала свои претензии единственно на том, что она два месяца жила у какого-то градоначальника в помпадуршах. Опять шарахнулись глуповцы к колокольне, сбросили с раската Семку и только что
хотели спустить туда же пятого Ивашку, как
были остановлены именитым
гражданином Силой Терентьевым Пузановым.
Впрочем,
хотя эти деревца
были не выше тростника, о них
было сказано в газетах при описании иллюминации, что «город наш украсился, благодаря попечению гражданского правителя, садом, состоящим из тенистых, широковетвистых дерев, дающих прохладу в знойный день», и что при этом «
было очень умилительно глядеть, как сердца
граждан трепетали в избытке благодарности и струили потоки слез в знак признательности к господину градоначальнику».
Но я теперь должен, как в решительную и священную минуту, когда приходится спасать свое отечество, когда всякий
гражданин несет все и жертвует всем, — я должен сделать клич
хотя к тем, у которых еще
есть в груди русское сердце и понятно сколько-нибудь слово «благородство».
— Понимаю (вы, впрочем, не утруждайте себя: если
хотите, то много и не говорите); понимаю, какие у вас вопросы в ходу: нравственные, что ли? вопросы
гражданина и человека? А вы их побоку; зачем они вам теперь-то? Хе, хе! Затем, что все еще и
гражданин и человек? А коли так, так и соваться не надо
было; нечего не за свое дело браться. Ну, застрелитесь; что, аль не хочется?
Мы сами, признаться должно, мы, ополченные палицею мужества и природы на сокрушение стоглавного чудовища, иссосающего пищу общественную, уготованную на прокормление
граждан, мы поползнулися, может
быть, на действия самовластия, и
хотя намерения наши
были всегда благия и к блаженству целого стремились, но поступок наш державный полезностию своею оправдаться не может.
Белоярцев в это время
хотя и перестал почти совсем бояться Лизы и даже опять самым искренним образом желал, чтобы ее не
было в Доме, но, с одной стороны, ему хотелось, пригласив Помаду, показать Лизе свое доброжелательство и поворот к простоте, а с другой — непрезентабельная фигура застенчивого и неладного Помады давала ему возможность погулять за глаза на его счет и показать
гражданам, что вот-де у нашей умницы какие друзья.
И если теперь уже
есть правители, не решающиеся ничего предпринимать сами своей властью и старающиеся
быть как можно более похожими не на монархов, а на самых простых смертных, и высказывающие готовность отказаться от своих прерогатив и стать первыми
гражданами своей республики; и если
есть уже такие военные, которые понимают всё зло и грех войны и не желают стрелять ни в людей чужого, ни своего народа; и такие судьи и прокуроры, которые не
хотят обвинять и приговаривать преступников; и такие духовные, которые отказываются от своей лжи; и такие мытари, которые стараются как можно меньше исполнять то, что они призваны делать; и такие богатые люди, которые отказываются от своих богатств, — то неизбежно сделается то же самое и с другими правительствами, другими военными, другими судейскими, духовными, мытарями и богачами.
— Итак, во имя божие — к Москве!.. Но чтоб не бесплодно положить нам головы и смертию нашей искупить отечество, мы должны избрать достойного воеводу. Я
был в Пурецкой волости у князя Димитрия Михайловича Пожарского; едва излечившийся от глубоких язв, сей неустрашимый военачальник готов снова обнажить меч и грянуть божиею грозой на супостата.
Граждане нижегородские!
хотите ли иметь его главою? люб ли вам стольник и знаменитый воевода, князь Димитрий Михайлович Пожарский?
Ему казалось, что каждый
гражданин нижегородский, проходя мимо его, готов
был сказать: «Презренный раб Владислава! чего ты
хочешь от свободных сынов России?..
— Ни, ни, господин офицер! Я
хочу сражаться как простой
гражданин. Теперь у нас, без сомнения,
будет bellum populare — то
есть: народная война; а так как крестьяне должны также иметь предводителей…
Ипполит. Ты, по своим трудам,
хочешь быть в уважении и по всем правам полным
гражданином, и вдруг тебя опять же на мальчишеское положение поворачивают, тогда в душе большие перевороты бывают к дурному.
Петр. Общество? Вот что я ненавижу! Оно всё повышает требования к личности, но не дает ей возможности развиваться правильно, без препятствий… Человек должен
быть гражданином прежде всего! — кричало мне общество в лице моих товарищей. Я
был гражданином… черт их возьми… Я… не
хочу… не обязан подчиняться требованиям общества! Я — личность! Личность свободна… Слушайте! Бросьте это… этот чертов звон…
«Мы не боимся, ибо мы любим Тебя!»«
Хотя и оставалась еще некоторая тень мрачного, Тайного судилища; но под Ее собственным, мудрым надзиранием оно
было забыто добрыми и спокойными
гражданами [См...
И когда все народы земли
будут завидовать вашей доле; когда имя Россиянина
будет именем счастливейшего
гражданина в мире — тогда исполнятся тайные обеты Моего сердца; тогда вы узнаете, что Я
хотела, но чего не могла сделать; и признательность ваша почтит равно и дела Мои, и Мою волю: единая награда, к которой добрые Монархи могут
быть чувствительны и по смерти своей!»
Может
быть,
граждане сожалеют о том, что они не упали на колена пред Иоанном, когда Холмский объявил нам волю его властвовать в Новегороде; может
быть, тайно обвиняют меня, что я
хотела оживить в сердцах гордость народную!..
Было поздно; сильный ветер дул с взморья; черные тучи, окровавленные снизу лучами солнца, роняли огромные капли теплой воды на растрескавшуюся землю. Феодор, взволнованный встречею и боясь грозы, не
хотел ехать далее и свернул в монастырь Энат, лежащий возле Александрии. Служитель божий,
гражданин всего мира христианского, в те времена везде находил отворенную дверь, и всюду приход его считался счастием, тем паче в монастыре, куда приходили все бедные и труждающиеся дети церкви.
Находя, что приближается в действительности для них решительная минута, которою определится навеки их судьба, мы все еще не
хотим сказать себе: в настоящее время не способны они понять свое положение; не способны поступить благоразумно и вместе великодушно, — только их дети и внуки, воспитанные в других понятиях и привычках,
будут уметь действовать как честные и благоразумные
граждане, а сами они теперь не пригодны к роли, которая дается им; мы не
хотим еще обратить на них слова пророка: «
Будут видеть они и не увидят,
будут слышать и не услышат, потому что загрубел смысл в этих людях, и оглохли их уши, и закрыли они свои глаза, чтоб не видеть», — нет, мы все еще
хотим полагать их способными к пониманию совершающегося вокруг них и над ними,
хотим думать, что они способны последовать мудрому увещанию голоса, желавшего спасти их, и потому мы
хотим дать им указание, как им избавиться от бед, неизбежных для людей, не умеющих вовремя сообразить своего положения и воспользоваться выгодами, которые представляет мимолетный час.
И никто и в 1868 году в общелиберальной печати не поднимал похода против этого запрета. Может
быть, и сюфражистки XX века, и революционные социалисты, и анархисты не могут или не
хотят добиваться этого законнейшего права свободных
граждан наполнять свои воскресные досуги тем, что им нравится.
Полвека и даже больше проходит в моей памяти, когда я сближаю те личности и фигуры, которые все уже кончили жизнь: иные — на каторге, другие — на чужбине. Судьба их
была разная: одни умирали в Сибири колодниками (как, например, М.Л.Михайлов); а другие не
были даже беглецами, изгнанниками (как Г.Н.Вырубов), но все-таки доживали вне отечества, превратившись в «
граждан» чужой страны,
хотя и по собственному выбору и желанию, без всякой кары со стороны русского правительства.
Экономка — дворянка, женщина лет за пятьдесят, в черной тюлевой наколке и шелковом капоте с пелеринкой пюсового цвета, еще не седая, с важным выражением — остановилась в дверях. При себе Нетова никогда не посадила бы ее,
хотя экономка
была званием капитанша и училась в «патриотическом», как дочь офицера, убитого в кампанию, а папенька Марьи Орестовны умер только «потомственным почетным
гражданином».
—
Граждане! Долго
будет тут эта болтовня? Объясняют вам, — вопрос стоит во всесоюзном масштабе, вопрос стоит о социалистическом строительстве. Поняли вы это дело? И власть вам тут не уступит, она вас заставит поступить по-нужному. Поэтому предлагаю вам голосовать добровольно. А кто
хочет идти против, на того
есть Соловки,
есть Нарым, а может, кое-что и еще посоленее. Это имейте в виду!
— Жаль мне тебя, друже. Ты человек и душевный и умственный — на редкость! Перед тобою долгий путь… работы, развития, хороших дел
гражданина. Вот теперь надо приобрести права. Можешь пойти по любой дороге. И вдруг — ты навек
хочешь связать свою судьбу с бабенкой. Извини меня. Твоя девица и красива, и, может
быть, выше других качествами изукрашена, но зачем такое бессрочное обязательство?
Со мною несчастье всегда.
Мне нравятся жулики и воры.
Мне нравятся груди,
От гнева спертые.
Люди устраивают договоры,
А я посылаю их к черту.
Кто смеет мне
быть правителем?
Пусть те, кому дорог хлев,
Называются
гражданами и жителями
И жиреют в паршивом тепле.
Это все твари тленные!
Предмет для навозных куч!
А я —
гражданин вселенной,
Я живу, как я сам
хочу!